Витольд Недозор - Дочь Великой Степи

Назавтра, после полудня, впереди показалась мутно-серая полоса узкой реки, что извивалась по долине, утопающей в зелени виноградников и оливковых рощ. По этой речушке тянулось такое множество барок, что, казалось, и воды́ между ними не разглядеть. Переехав реку по каменному мосту, караван оказался в местности, густо застроенной виллами. Как могла оценить Гипсикратия по понтийскому опыту, здесь жили очень богатые люди, и она горько усмехнулась, уверенная, что вскоре покажется нищее предместье. Конечно, вот уже и оно: скопище хижин под соломенными крышами. А затем взору открылся и сам город, обнесенный каменной крепостной стеной с высокими башнями.

Несмотря ни на что, Гипсикратия удивилась: за высокой стеной по склонам холмов поднимались вперемешку бедные домики, беломраморные усадьбы и громады странных зданий, явно непохожих на дворцы богачей. А что же это тогда?

– Вот это – Рим! – воскликнул Крисп и шумно почесался. – Всякий раз, когда его вижу, не могу сдержаться…

Не доезжая до городских ворот, караван свернул с мощенной камнем дороги куда-то в сторону, на укатанную грунтовую дорогу. Невдалеке высилось большое мрачное здание, окруженное высокой бревенчатой стеной. В ней тоже были ворота, чуть ли не под стать городским – мощные, обитые железом.

Как только череда телег подъехала вплотную, в надвратном оконце мелькнула голова какого-то рыжего бородача. Судя по всему, это тоже был раб, галл или германец; он, как видно, узнал Криспа. Тут же послышался скрип отодвигаемого засова и ворота распахнулись.

Повозки и всадники через закругленную арку ворот въехали на широкий двор. И вправду тут все под стать… ну, городу – не городу, но целому селению. Множество зданий, между которыми деловито снуют люди; если судить по одеждам, не только рабы, но и свободные. Окруженный виноградом дом – должно быть, обиталище хозяина; рабские бараки, конюшни, амбары, склады и возвышающаяся над всеми этими строениями странного вида громада из известковых блоков.

Гипсикратия привычно окидывала всю здешнюю обстановку цепким взглядом. Конечно, трудно представить, что ей удастся бежать отсюда, и тем более вряд ли предстоит брать этот «поселок» приступом. Но мало ли какие шансы бросает судьба тем, кто готов их поймать…

Справа – двухэтажное здание с колоннами, портиком и крытой галереей на втором этаже.

Слева расположены небольшие квадратные дворики, штук пять или шесть, все отгороженные забором из кольев. Дальше – длинное каменное строение с тремя входными дверями, очень узкими окнами и двускатной черепичной крышей. К нему примыкает крытая колоннада.

В двориках и на площадке перед длинным домом она заметила людей, явно выделявшихся по сравнению со всеми, кого доводилось прежде видеть в этой проклятой стране сыновей Волчицы. Их было больше сотни. Одни просто сидели в тени на скамейках или прямо на земле, другие, разбившись на пары, сражались друг с другом… Гипсикратия присмотрелась – не боевым оружием. У кого-то в руках был деревянный меч, а то и два, у кого-то – длинная палка… копье с деревянным трезубым наконечником… плетенный из лозы щит… Все они – мужи в расцвете лет или мускулистые крепкие юноши; все коротко острижены, из одежды на них имелись лишь набедренные повязки, на ногах – грубые сандалии. Упражняются в работе мечом по соломенным чучелам, учатся раз за разом набрасывать петлю или сеть на вкопанный в землю столб в рост человека… кто-то бьет трезубцем в щит в руках соперника… За поединками бойцов наблюдают наставники, у них особое облачение: короткие коричневые туники, перетянутые в талии широким кожаным поясом, в руках у каждого наставника то плеть, то палка. Время от времени раздается короткий возглас: кто-то из наставников останавливает поединок, чтобы указать на ошибку неумелому или вразумить особо нерадивого.

К прибывшим сразу же бросилось несколько человек, одетых в новые туники. Несмотря на добротность одеяний, это были, конечно же, рабы. Но посреди них шествовал человек в тоге, несомненно, здешний хозяин, даже если на вид он напоминал скорее пожилого грузчика.

– Хвала Юпитеру! – услышала Гипсикратия радостно-облегченный возглас. – Наконец-то! Давай разгружай повозки, Крисп, твой друг Руфус купит у тебя весь товар.

Пока довольный Крисп удалился, чтобы получить деньги за рабов, ее и прочих, всего голов тридцать, без различия пола первым делом отправили в баню. Что ж, она уже привыкла, что их считают по головам, как скот, значит, и мыть будут тоже, как скотину чистят…

В отличие от эллинской бани, вместо оливкового масла и мыла тут на каменном помосте была кучей выложена какая-то белая глина для обтирания. Смывать с себя глину и грязь можно было стоя под струей неожиданно теплой воды, бьющей из бронзового раструба в виде раззявившей рот бычьей морды. Голова быка находилась чуть выше человеческого роста, а приводить в действие механизм следовало посредством небольшого медного рычага внизу. Гипсикратия приноровилась быстро, а прочим, даже к самым простым из механических устройств непривычным, пришлось повторять действия за ней.

Как ни была она измучена, все же почти улыбнулась, подумав, что вот она же и попала в наставники…

После омовения их, как были, голых, погнали в соседний зал. Оказавшиеся там мужчины отпустили пару грубых шуточек, но, кажется, особо не заинтересовались нагой женской плотью. Иные из девушек прятали лицо в ладони, пытались прикрыться руками и всхлипывали, однако и Гипсикратия, и большинство остальных оставались равнодушными, давно усвоив, что невольнице гордость не полагается.

В зале ими занялся лекарь, или, что вернее, коновал. Он наспех осмотрел голых рабынь, ища, нет ли среди них больных, увечных, а главное – беременных. Торопливо ощупал скифянку, буркнул под нос: «Рожалая!» – и довольно щелкнул пальцами: проходи…

Потом наступила очередь предстать перед писарем, который острой костяной палочкой на навощенной дощечке начертал имя каждого невольника, возраст и откуда тот родом.

– Имя? – он взглянул на Гипсикратию.

– Ликаона.

– Сколько полных лет?

– Двадцать три.

– Где родилась?

– В землях скифов у Борисфена, – назвала она греческое имя Дан-Абры.

Писарь окинул ее подозрительным взглядом.

– А почему имя такое? Отец был из грекулов? – последнее слово он произнес с издевкой.

– Муж так назвал…

– Кто был муж?

– Моряк.

– Эй, Кастор, хватит приставать к девчонке! – прикрикнул на него кто-то, появившийся из дальних дверей зала. – Ты и все прочие, давайте одевайтесь и ступайте жрать.

Пожилой раб приволок ворох одежды: всем вновь прибывшим рабыням выдали туники, сандалии и пояса. Потом был обед, довольно обильный и сытный. Их угостили мясной похлебкой, свежим, еще теплым хлебом, сыром и напитком, судя по вкусу, из сильно разбавленного вина и меда.

Похоже, и тут люди живут…

Конечно, будь она эллинка из благородной семьи, сказала бы, что это не жизнь. Но ей уже не один раз приходилось оказываться столь вплотную к смерти, что о многом поневоле начинаешь рассуждать иначе.

Рассуждать – и задумываться: для чего же тебя все-таки решила сохранить судьба и на этот раз?

– Я – помощник ланисты Руфуса. Звать меня Адволант.

Адволанту было лет сорок, но такие, как он, крепки до глубокой старости. Лицо его когда-то было рассечено ударом меча: рана зажила, но шрам тянулся через глазницу.

– Ваш хозяин и мой патрон Квинт Корнелий Руфус знаменит на всю республику и город тем, что в его лудусе[50] гладиаторскому ремеслу обучаются не одни лишь мужчины, но также девушки и молодые женщины, – продолжал помощник ланисты, посверкивая единственным глазом из-под кустистой брови. – Но не пугайтесь, вам придется драться тоже только с женщинами. И это умно. Потому что любой юный мужеложец из Субуры с деревянным мечом вас побьет, – усмехнулся он, – даже если вас учить не год и не два, а двадцать два! Устроители игр от Сицилии до По платят Руфусу хорошие деньги, чтоб увидеть такую диковину, как амазонки, а вот убивают вашу сестру далеко не столь часто, как мужчин. Так что радуйтесь. А вы, небось, уж решили, что вас привезли сюда рубиться с мужиками? Или, наоборот, раздвигать перед ними ляжки? Не бойтесь, мечам моих парней и так не приходится висеть без дела, хоть на арене, хоть еще где – и по ночам тоже…

Выстроенная перед ним шеренга женщин угрюмо молчала.

– Знаю, что не все из новичков хорошо понимают латинский язык. Потому говорю с вами на греческом. Но все вы должны выучить язык, на котором говорит мой патрон и ваш хозяин. – Адволант оценивающе посмотрел на своих подопечных. И не преминул добавить: – Хотя бы для того, чтоб разобраться, за что именно вас секут.

…Жить будущим гладиатрисам предназначалось в длинном каменном здании, напомнившем Гипсикратии конюшню: в полутемном коридоре два ряда дверей – одна напротив другой. Оно называлось «лудус» – не конюшня, а… «игровое заведение», что ли… Или так называется не один только этот дом, а все владение здешнего хозяина? И в какие игры тут играют, кроме гладиатуры?

Ладно, все это еще будет время узнать. Если повезет.

В малых каморках лудуса и одному-то было тесно, но рабы там жили по двое. Комнаты на одного человека предназначались для тех, кто принес клятву гладиатора добровольно; а еще – для докторов и рудиариев, тех, кто, уже получив свободу, остался в гладиаторской школе, чтобы тренировать новичков.

Гипсикратию отвели в комнату, на дубовой двери которой были выведены краской римские цифры, – лишь много позже она научится их различать. Ее обиталище имело номер двадцать три. Распахнув дверь с медным засовом снаружи, служитель что-то буркнул, подтолкнул скифянку в спину и удалился, не задвигая, однако, засов. Стало быть, гладиаторов запирают только на ночь? Это может оказаться важным…

Она осмотрелась. У противоположных стен стояли два грубоватых, основательных ложа, ножки которых были прибиты к дощатому полу. Застланы рогожными мешками, из прорех которых торчит солома; поверх – льняные простыни и лоскутные вытертые одеяла. Ни стола, ни скамей, ни сундука: этого рабам не положено. Стены комнаты были выкрашены желтой краской, потолок грубо побелен. По сторонам от двери – вбитые в стену деревянные колышки для одежды. В стене, что напротив входа, имелось узкое окно: в деревянных переплетах (важно: не железных) мутно поблескивает толстая слюда. В потолке зияет отверстие в локоть шириной, закрытое толстой решеткой (на сей раз именно железной).