Эх, если бы удалось отыскать мелкое стадо с одним-двумя быками… Вот как это, к примеру. Бык вообще всего один, при нем три коровы, одна с уже подросшим теленком.

Вожак, опустив голову, уставился на всадниц. Негромко взревел – и турицы с теленком сразу же подбежали на зов.

Дюжины всадниц довольно, чтоб бродящие по степи люди не стали связываться. Но мало для хорошей охоты, даже не загонной. А вот для этого, чтобы вскачь атаковать тура с копьями наперевес, наоборот, слишком много: как бы не помешать друг другу. Стрелой же тура убить очень трудно. Даже раненный множеством стрел, он не убежит, а ринется на охотника. И тут коровы, защищающие телка, как бы не опаснее, чем бык. Да что там говорить, даже этот осенний теленок смотрит по-боевому, да и не так уж он мал, в полтора веса каждой из охотниц.

Могучие воины, бывает, берут тура на широколезвийное копье-рогатину с прочным тяжелым древком. Особенно любят это ксаи, видя в победе над рогатым «царем» воистину царскую забаву. Но эорпатам не удержать страшный натиск тяжелого зверя: ведь даже у ксая, окруженного телохранителями, бывало, что уже получивший смертельную рану бык все-таки успевал взять плату кровью с противника – и ни ближняя стража, ни толпа слуг с копьями и топорами не успевали этому помешать.

Разве что Даране пришлась бы по руке тяжелая рогатина… но даже для нее это слишком опасно. А их бала – не дружина ксаев, которая по своему многолюдству может позволить себе такой риск. И всякая чушь вроде «молодецкой удали» или «царской потехи» тем паче не по ним.

Да, тура трудно убить стрелой. Однако не труднее, чем иного крепкого на рану зверя. То есть все-таки возможно.

Для этого, правда, нужны мощные боевые луки, и у воительниц они были. А еще у них были Хунара и Сана, чьей меткости кто угодно позавидует.

Луки вскинулись, кони под всадницами замерли неподвижно, чувствуя их волю, готовые повиноваться даже без приказа поводьев или плети… Зиндра целила в шею, но стрела ушла под левую лопатку тура. Тоже хороший выстрел.

Издали конец стрелы, накрест оснащенный серо-белым гусиным оперением, кажется маленькой птичкой, куличком или воробьишком, прилепившимся к турьему боку.

Взревев, тур бросился вперед. Однако лучницы растянулись загибающейся с краев цепочкой, так что атакующий зверь, полуокруженный, неизбежно подставит убойные места по меньшей мере части из них.

Вот Сана поднимает лук – упругий, двуслойный, из ясеня и клена, усиленный турьим же рогом и сухожилиями. Вскинула – и сразу выстрелила. Как всегда, метко: стрела вошла зверю в грудь у самого основания шеи, глубоко пробив черную шкуру и мясо.

Кровь из разрубленной широким железным наконечником яремной вены хлынула на землю, тур снова взревел – и лук Хунары хлопнул тетивой, посылая стрелу в бок на уровне сердца. Но бык еще пробежал десятки шагов и принял в себя добрую дюжину железноносых смертей, прежде чем рухнуть, взрыв землю жаркой мордой. Еще немного – и он сумел бы взять цену своей крови, если не с воительниц, то с одного из их коней, ускользнувшего от его рогов в самый последний миг.

Теперь пришел черед его стада. Коровы не пробовали атаковать, они, выставив рога, пятились, закрывая детеныша, но вскоре с мычанием и хрипом рухнули на смятую траву: стрелы эорпат били без промаха.

Только оставшись один, теленок бросился наутек. Зиндра подняла лук – и он повалился. На малыша хватило одной стрелы…

Девушка поморщилась: что-то ей напомнила эта охота, начавшаяся как бой, а завершившаяся как бойня. Что-то совсем недавнее… Но ведь степная охота всегда такова: не хватает сил – отщипывай с краешка, а если уж оказалось в твоей власти стадо – вычерпай его досуха! А звериные стада и стаи с человеческими йерами равнять нельзя никак… Ведь так же?

Дождавшись, пока копыта последней из туриц перестанут лягать уже начавшую жухнуть траву и палые листья, Зиндра коротко помолилась Табити. Ей, богине Земли, принадлежит вся дичь и весь скот.

Свежевали добычу торопливо, отгоняя злых осенних мух, слетавшихся жалить обнаженные тела воительниц: одежду они, как обычно в таких случаях, скинули, чтобы не измарать кровью. Тут же и разделали тушу ножами и боевыми топориками – окорока, передние ноги, грудина с ребрами… Запасным коням под вьючными седлами придется сегодня трудно, но это уж их судьба. Впрочем, пусть пока отдыхают: сперва мясо предстоит натереть драгоценной солью, чтобы выдержало путь к селищу. Счастье еще, что сейчас можно солить скупо, ведь лето уже закончилось, вскоре настанет время холодных дождей, а потом стылыми мертвыми снегами на землю ляжет зима…

– Тихо! – подняла руку ардара.

Треск и топот. Еще одно стадо несется сюда, прямо на них? Нет, звук приблизился, и теперь стало ясно, что скачет всего одно животное. Хорошо бы молодая турица…

– А… Качей тебя дери!

На прогалину, шумно проломив стену ковыля, выбежал матерый бык.

Хоть Зиндра и не была так уж искусна в охотничьих делах, но сразу поняла, что перед ней старый тур-одинец. Уже не способный драться за самок с быками в расцвете сил, но еще могучий. На шкуре его виднелись метки – от рогов соперников, от волчьих клыков, от охотничьих копий…

Дарана негромко зарычала, воистину по-звериному, но с места не двинулась, лишь поудобнее перехватила рогатину. Сейчас она в своей боевой, окровавленной наготе сама напоминала какую-то из богинь, решившую поохотиться. Но даже сильнейшая из эорпат явно опасалась незваного гостя, ведь только богини защищены бессмертием…

Бык повернулся к амазонкам, наклонил голову, выставив рога. Грозно рявкнул, не как копытный зверь, а скорее подобно исполинскому хищнику, – и пошел на них.

Зиндра оглянулась. Роща за их спинами редковата, укрыться будет трудно. Оружие-то все они похватали быстро, оно было у каждой под рукой, но… Если бык вздумает отомстить за погубленных сородичей, сколько стрел придется в него всадить? И скольких сестер потерять?

Да уж, пошутил Вийу!

Встревоженные кони шарахнулись в сторону. Верховые-то уйдут, их потом подсвистеть будет можно, а вот вьючные стреножены, чтобы проще было нагружать кровавой ношей… Он же их порвет сейчас!

Снова топот… Еще один тур? Нет, даже самый большой бык так не сможет… То, что сюда стремилось, было куда как тяжелее.

А потом стало не до рассуждений.

Зверь выплыл на опушку с тяжеловесной грацией великана. Знала бы Зиндра тогда то, что узнала, лишь став Гипсикратией, сказала бы: «предстал, как циклоп перед спутниками Одиссея». Сперва – огромная волосатая голова с торчащим вперед тяжелым рогом. (Одним! И каким – длиннее роста даже Дараны! Да еще почему-то без малого посреди лба, там, где у циклопа открывается его единственный зрачок.) Маленькая черная галька глаз. Уши будто свернутые в трубку лепешки; короткая шея под плотной свалявшейся гривой. Грузное длинное тело на крепких ногах, неожиданно высоких и явно способных к быстрому бегу…

На загривке чудовища вздымался огромный горб. Рыжевато-коричневая шерсть покрывала складчатую шкуру с головы до ног.

В холке зверь был много выше любого скакуна и быка: вот как рослому человеку, встав на цыпочки, едва-едва вытянутой рукой дотянуться.

Маленькие глаза обшаривали поляну. То, что открывалось взору чудовища, явно ему не понравилось. Теперь оставалось только гадать, что разозлит его больше: замершие с оружием в руках девушки или…

Тур тоже заметил пришельца. Могучий круторогий самец, не боявшийся ни волка, ни медведя, ни человека, и здесь не пожелал отступить. Хлеща хвостом по ляжкам и грозно выставив рога, он с ревом двинулся на чудовище.

Глазки-бусины пришельца налились красным. Зверь наклонил голову и хрюкнул, как кабан. Правда, раз в пять громче.

Тур снова заревел. Ударом копыта взметнул в воздух кусок дерна, вызывая чудище на бой.

Зверь кинулся вперед, словно стрела из лука, с легкостью и быстротой, казавшейся невероятной для столь тяжелого, неуклюжего тела. Голова его странно наклонилась почти к самой земле, и рог выставился вперед огромным копейным острием…

Тур, наверно, даже не успел ничего понять. Рог ударил его в широкую грудь со страшной силой – хруст раздираемой плоти был почти оглушительным, – и в следующий миг бык кубарем покатился по прогалине, заливая ее алой кровью и молотя в воздухе копытами. Зверь пробежал по поляне, развернулся и снова ударил еще дергающегося в агонии тура, на сей раз столбоподобной ногой, так что громко хрустнул бычий хребет.

Не обращая внимания на девушек, зверь медленно двинулся к ручью. Пил жадно, долго, с шумом хлебая и фыркая. Он всего лишь хотел напиться, а глупый бык встал у него на пути…

Зиндра оглянулась. Дарана что-то бормотала, наверно, молилась своим диким богам. Бинка, бледная как снег, неотрывно смотрела на страшилище широко распахнутыми глазами. По щекам ее текли слезы.

Зиндра перевела взгляд на ардару. Лицо Аксианы стало напряженной маской, а рука судорожно сжимала бесполезный против этого топор.

А в голове самой Зиндры тем временем вертелись слышанные в детстве старые сказки про ужасного Индриха, Отца Зверей, что был изгнан Папаем в глубины Апи-Земли, и лишь иногда в дальних северных лесах бродячие охотники да редкие торговцы видят его огромные клыки и вздымающийся над кронами вековых деревьев косматый хобот. Но у этого зверя не было клыков и хобота…

Отряхнувшись, зверь прошествовал мимо, со странной грациозностью неся над стоптанной травой свою огромную тушу в бурой мохнатой шубе, и медленно удалился… На людей и лошадей он не обратил вовсе никакого внимания.

Они решились пошевелиться, лишь когда чудище окончательно скрылось за деревьями. Но и после этого старались не смотреть на жуткие трехпалые следы, вдавленные в степной чернозем…

А над поляной уже каркали вороны, созывая живность на пир.

Мыслей о том, чтобы присоединить к своей добыче мясо одинца, даже не возникало – это была добыча зверя. Он не тронул ее, но еще неизвестно, какие духи и подземные хозяева могут сопутствовать ему, а значит, вправе прийти за своим.