Носатые греки и поросшие диким волосом иверы. Гости и из совсем чужих племен с косицами на бритых черепах. И с вытянутыми головами: есть же охотники так уродоваться, с младенчества привязывая ко лбу и затылку две доски, как зажимы в кузне… Горбоносые, скуластые, черноусые, в незнакомых одеждах, покрытых узорами, до странности похожими на сколотские и сарматские, хотя язык караванщиков все равно звучал дико для слуха.

На торжищах не хватались за плети и ножи; даже если два каких-то племени люто ненавидели друг друга, они все равно соблюдали старые законы. Северяне продавали красавцев коней, драгоценные меха, большие круги желтого воска, деревянные колоды с пахучим медом. С востока, с полуденных краев, везли невероятно яркие ткани, благовония и пряности… Лошади под вьюками и в повозках, быки, ослы – а страннее всех огромные горбатые твари: аруаны и хаптагаи, плюющиеся зловонной жижей…

Она часами бродила среди торговых рядов, подолгу стояла у разложенного товара оружейников. Слушала рассказы о нравах и обычаях жителей самых отдаленных областей, удивительные истории о странах, лежащих за пределами всех возможных границ, в невероятной и загадочной дали. И уже не так важно, сколько в них было правды, а сколько выдумки…

Если на торге появлялся ювелир, Варка снова становилась Зиндрой и по-девичьи разглядывала украшения: золотых оленей, серьги с самоцветами, львиноголовых грифонов, больших мечезубых кошек и драконов. Больше всего любопытства вызывало «северное золото» – янтарь с берегов далекого моря и из лесов голунских племен… Его везли дальше, лишь малая толика оставалась здесь, чтоб украсить жен самых знатных или лечь в курганы вождей…

Сами степняки не очень-то охотно торговали – разве что те, кто осел в городах и сроднился с йованской жизнью. Разумеется, даже в степи есть богачи, готовые потратиться на редкую красивую ткань, покрытые тонкой чеканкой медные кувшины, а уж тем более мечи и броню. Да вот беда: мало кто мог за все это расплатиться. Привычная, живая монета степи – скот, крупный и мелкий. Но он купцам особо не нужен. Они предпочитали по меньшей мере что-то вроде мехов, а еще лучше – серебро, золото или самоцветы.

Был, впрочем, еще один товар, от которого купцы не отказывались, а степь производила его довольно… Человеческий товар.

Вот важный ксай обменял двух плачущих длиннокосых девушек, каждой едва ли полных пятнадцать весен, на восемь вьюков с пантикапейской пшеницей и шелковый отрез. А громила со шрамом, неприятно напомнивший Сайтаферна, продал трех изможденных пленников, выторговав за них меч и кинжал.

Ей покупать было не на что. Серебро, добытое амазонками, Аксиана тратила по своему усмотрению. Оно, разумеется, правильно: ее дружине тоже надо есть, пить и одеваться, причем не в лохмотья. Да, правильно, но сейчас Варке (не Зиндре) оставалось только перебирать клинки и доспехи, вхолостую прицениваться, делая вид, что за наборным поясом позвякивает серебро, и расспрашивать торговцев, отчего за четырехчастевой галатский шлем горячей ковки они запрашивают намного больше, чем за склепанный из двух половинок «коринтий». А еще слушать басни про дальние страны. Да еще, само собой, привычно отмахиваться от предложений получить рубаху отличного полотна или брошь всего только за недолгое пребывание в купеческой кибитке…

За все то время, что Зиндра находилась в дружине, она купила лишь отрез поскони и греческий наждачный камень с далекого острова Наксос для заточки меча. Еще справила себе новые сафьяновые сапоги, правда, не красные, как у Аксианы, а синие, но все равно услада сердцу даже больше, чем ногам. Но это не на вознаграждение от ардары, а за тетрадрахмы, найденные в тайнике мертвеца…

На торг может прийти всякий, если ведет себя, как подобает гостю. Иногда Варка встречала там очень узнаваемые группки пестро одетых мужчин при оружии – явно не дружинников вождей, да и не купеческих стражников. Ощущая на себе их сальные оценивающие взгляды, всякий раз зло, как истая волчица, скалилась в ответ. Переведаться в диком поле с лихими бродягами ей уже доводилось, и кое-кто из них больше никогда не посягнет на женщину и не ограбит беззащитного.

Бывали у дружины и общие с караванщиками пирушки. Почтенные пожилые торговцы и совсем юные, идущие со своими отцами или старшими братьями; стражники и каравановожатые – поджарые, худощавые мужчины в цвете лет, чьи руки привыкли к поводьям и мечу больше, чем к пересчету монет… Все они охотно угощали амазонок, и не раз Зиндра после этих пиров уходила одна, а потом встречала сестер с довольными лицами и блестящими глазами. Многие из них после таких пиров оправляли обнову.

– Скажи, ну зачем?! – спросила как-то раз она Артвизу. – Неужто это вправду так сладко – с первым встречным валяться?

Та оценивающе поглядела на нее, поигрывая новым серебряным с бирюзой браслетом, которого вчера еще не было. И ухмыльнулась:

– Пока не попробуешь – не поймешь! А давай-ка в следующий раз с нами? Если боишься, хлебни вина, не смешав с водою, – и все хорошо будет!

Зиндра в ответ лишь помотала головой.

– Эх ты, дева! Сейчас ты здесь, а завтра куда твое тело белое денут? – с жаркой бесшабашностью сказала подруга. – В землю, если повезет. А скорее воронью тешить бросят. Так отчего же не жить, пока живы?

Зиндра промолчала, не подобрав слов для ответа.

Но караваны все же шли не столь часто, чтобы прожить только за счет них. Так что иногда амазонки по согласию с обитателями йеров охраняли стада или перегоняли скот на продажу. Случалось и учинять тайные набеги. Обычно этим занимались Зарина, Фардиса и Артвиза, воительницы, что умели лучше всех скрытно подбираться к неприятелю, чьи скакуны были выучены лежать без движения, не выдавая себя ни ржанием, ни всхрапом. Они уходили в ночь, иногда взяв с собой еще двух-трех спутниц, в том числе и Зиндру… то есть Варку.

Отары и табуны бродили, где вздумается им самим или их пастухам, а пастухов этих бывало порой один-два на тысячи голов. И если отбить десяток баранов или пару молодых кобыл, то это могут заметить лишь спустя дни.

Овец или лошадей, отогнав подальше от хозяев, девушки быстро резали и вялили мясо впрок. В степи порядки не те, что у йованов, у которых кража скота карается смертью или изгнанием. Угнать чужое стадо или свести скакуна с пастбища – вовсе не большое злодейство, конечно, если не пролилась кровь и если не покусились на скотину знатного ксая. Попавшемуся, само собой, придется туго, но тот, кому сопутствует удача, прославится по степи как отважный и даже уважаемый человек.

Им, однако, слава была не нужна, а удача их была в том, что никого из Лунных Дев ни разу не настигли и даже не заметили. Аксиана строго-настрого утвердила закон: если есть хоть малейшая возможность того, что их выследят, возвращаться обратно…

Умная у них ардара. Знает, что не следует маленькой женской общине злить мужчин попусту.

Правда, насчет ее ума Варка в последнее время испытывала какие-то странные сомнения. И дело было даже не в том, что Аксиана чаще прежнего стала прикладываться к хмельному. Отчего-то вспоминался разговор, случившийся месяца полтора назад…

* * *

Они сидели тогда на огромном войлочном ковре, семи локтей в длину и чуть не десяток в ширину. Ковер этот, с повсюду вышитыми по нему изображениями конного вождя и венчающей его на царство крылатой богини, занимал весь пол в жилище ардары. Наследство прежней жизни – единственное, что не было сожжено после того, как мор скосил ее сородичей. Повезло ковру, потому что лежал во вьюке. А то бы и такую роскошь не пощадили: вышивка четырех цветов, драгоценные индиго и кошениль…

Зиндра поймала себя на том, что невольно изучает повторяющиеся узоры орнамента: цветок лотоса и рога оленя.

Трехногий низкий столик-панака, украшенный резьбой, за которым сидели Аксиана и Зиндра, ломился от яств и напитков: жаренная на тонких колышках баранина с травами, запеченные в глине перепела, сыр, лепешки… Было и непривычное: вино, мед и кумыс. Ардара с ходу попробовала и то, и другое, и третье – не скупо.

Зиндра, оставленная присматривать за поселением с шестью молодыми воительницами, была уверена, что ардара вызвала ее для отчета, и привычно зачастила – мол, солонина заготовлена, посеяны горох и чеснок с луком, а все девушки сейчас метают стожки, чтобы спасать коней от бескормицы в зиму. Но сразу заметила, что Аксиана слушает вполуха и чем-то как будто огорчена.

– Кто мясо жарил? – осведомилась ардара, оборвав рассказ.

– Меланиппа.

– Вкусно… умеют йованы готовить…

– Она не йованка… – отчего-то заступилась за подругу Зиндра.

– Хоть псоглавица, – предводительница махнула рукой. – Главное – мясо нежное и не испорченное мужскими лапами! – двусмысленно пошутила она и рассмеялась.

– Что сказать, последние бараны, каких пригнала Зарина, были очень хороши. – Зиндра сама не поняла, отчего эта насмешка ее задела.

– Как раз в тех баранах хорошего для нас немного, – враз помрачнела Аксиана.

– Да нет, жирные бараны, молодые… – не поняла Зиндра.

– Да не в самих баранах дело, овца ты безмозглая, а в том, что мы уже дважды угоняли стада у одного и того же рода! А нас мало! – воскликнула предводительница, ударив кулаком по жалобно тренькнувшему блюду. – Да, мало нас, мало! Не приведи боги что – сомнут!

– Верно, ардара. Поэтому нужно искать таких же, как мы. Объединяться…

Зиндра уже давно прослышала о девичьей ватаге, ходившей дальше к закату, почти у Кавказских гор, и еще о двух других, кочевавших близ Таны, на границах владений аланов. Но ни встретиться с ними, ни даже обменяться посланниками до сих пор не удавалось, хотя вести были точными.

– У нас только в этой крепости есть место на четыре или даже пять десятков душ… – продолжала она. – На твоих оставшихся землях можно и пашню распахать, и даже соль, ты говорила, вроде есть…

Аксиана посмотрела на нее внимательным взглядом, злым и трезвым.