– Со мной все в порядке, – заявляла она и возводила глаза к потолку, заметив встревоженный взгляд старшей сестры.

Рут тоже не разделяла опасений Иоганны.

– Мари всегда была самой худенькой из нас. Мне кажется, ей это идет, – пожав плечами, говорила она. – Другие женщины прилагают много усилий, чтобы выглядеть так же, как Мари.

В принципе, Иоганна знала, что Рут права: незаметно для них Мари за последний год превратилась в настоящую красавицу, и ее не портило даже то, что она носила брюки и черный рабочий халат. Совсем напротив, благодаря этому она выглядела очень необычно и привлекательно.


А потом все снова закончилось: в конце ноября Рут и Иоганна вместе отправились в Зоннеберг, чтобы передать товар на вокзале. Мари поехать с ними не могла, поскольку ей нужно было идти в мастерскую Хаймера. Рут все время вела себя непривычно тихо, взгляд ее был затуманен.

Именно Иоганна нашла нужный поезд, а также помощников, чтобы произвести разгрузку. Потом они сходили в банк Зоннеберга, куда Стивен перечислил оплату за эту поставку. Равнодушный служащий отсчитал внушительную сумму, которую Иоганна приняла так, словно это было нечто само собой разумеющееся. Ее деньги, результат многодневных трудов.

Внезапно на пороге снова оказалось Рождество, а сестры даже не сразу это заметили. Восемнадцатого декабря Рут получила не только письмо, как часто бывало в последнее время, но еще и посылку из Нью-Йорка, которую она открыла за три дня до сочельника под предлогом того, что в ней может оказаться что-то скоропортящееся. После этого она, гордая, словно королева, показалась в иссиня-черном костюме с блузкой из лилового шелка. Темно-лиловые кожаные полуботинки довершали ансамбль, а Иоганне и Мари все никак не верилось, что это мог выбрать мужчина. Такой изысканный вкус, такая точность в размере! Но были в посылке от Стивена и другие чудеса: для Иоганны и Мари он прислал роскошные яркие шелковые шарфы, для Ванды – платьице в розовых кружевах, которое, впрочем, окажется девочке впору только к началу следующего лета. Все радовались подаркам, хвалили щедрость Стивена, а Рут улыбалась про себя.

Единственное, о чем еще стоит упомянуть, это о роскошной рождественской елке, украшенной Мари: увидев новые шары, Иоганна и Рут вдруг осознали, чем занималась Мари после сдачи заказа каждый вечер, закрывшись в мастерской! Их восторженные возгласы при виде блестящих звезд, венецианской росы на посеребренных сосульках и кремовых гирлянд из морозника для Мари звучали как настоящая музыка. Впервые за долгое время она была более-менее довольна собой и результатом своих трудов. Новые формы словно сами рождались у нее в голове, без утомительной предварительной возни с эскизами. С такой же легкостью они воплотились и в стекле. «Может быть, изучение книг по искусству начало приносить первые плоды?» – ликовала девушка.


Когда первого января почтальон снова остановился возле их дома, Рут распахнула дверь еще до того, как тот успел постучать.

– Поздравление с Новым годом? Невероятно, Стивен написал письмо сразу же после того, как отправил посылку! – вслух удивилась Иоганна. – Кажется, Рут говорила, что письмо идет добрых две недели?

Мари выглянула в окно.

– А теперь Рут отдает почтальону целую пачку своих писем, – прошептала она. – Может быть, она боится, что половина из них не дойдет? Зачем она отсылает сразу несколько писем?

– Ты же знаешь, теперь письма для Рут стали чем-то вроде религии, – отозвалась Иоганна.

Мари отскочила от окна прежде, чем Рут успела заметить ее.

– Мне действительно интересно, о чем она ему все время пишет. Не так уж много событий у нас происходит, верно?

Иоганна пожала плечами:

– Видимо, Рут считает иначе. Я тоже могла бы спросить: зачем ты все время читаешь эти пыльные книжки? Не такие уж они и увлекательные.

– Для меня – еще как!

– Вот видишь! – Вздохнув, Иоганна поднялась. – Думаю, в течение ближайшего часа мы Рут не дозовемся. Так что варить кофе буду я.

Она как раз собиралась поставить воду на огонь, когда в кухню вошла Рут, неся с собой поток ледяного воздуха.

– Это письмо для всех нас! – хмуря лоб, сказала она, показав толстый коричневый конверт. На лице девушки отчетливо читалось разочарование. – Сестрам Штайнманн. Надеюсь, с нашим грузом все в порядке. Что, если половина шаров разбилась в упаковке?

– Не начинай расстраиваться заранее!

Иоганна мгновенно оказалась рядом, взяла письмо из рук сестры, вспорола его ногтем по всей длине. На стол упали два конверта поменьше.

– Вот, это тебе! – Она передала Рут конверт кремового цвета, который та тут же спрятала в карман передника так осторожно, словно опасалась, что он рассыплется.

Иоганна развернула шуршащие тонкие листы бумаги, на каждом из которых был выгравирован зеленый бриллиант – знак Вулворта, и поспешно пробежала глазами первые строчки.

– Быть того не может! – Она опустила письмо и озадаченно переглянулась с сестрами. – Новый заказ? Прямо сейчас? И как мы его выполним? Должно быть, это недоразумение!

Она принялась лихорадочно перебирать остальные листы. Рут тем временем ткнула пальцем в нижнюю часть первой страницы:

– Это же почерк Стивена! Иоганна, предупреждаю тебя: если ты сейчас же не прочтешь, что он написал, я за себя не отвечаю!

Но Иоганна была занята тем, что пыталась расшифровать почтовый штамп.

– Он написал письмо тринадцатого декабря и, наверное, сразу же отправил, – хмурясь, произнесла она.

Не успела она прийти в себя, как Рут вырвала письмо у нее из рук и принялась читать приписку, сделанную Стивеном:

Многоуважаемые Рут, Иоганна и Мари! Вы наверняка удивлены, что я так скоро снова дал о себе знать. К сожалению, я вынужден сообщить вам, что мы ужасно просчитались с вашими шарами.

– Господи боже мой! Неужели никто не захотел покупать мои шары? – воскликнула Мари, и глаза ее расширились от ужаса. – Или они слишком дороги для американцев?

Рут возвела глаза к потолку.

– Вы обе меня с ума сведете! – воскликнула она, снова хватаясь за письмо.

Я имею в виду, что они все проданы. Все! Все до единого, все зимние пейзажи!

28

Рут поспешно набросила на колясочку Ванды еще одно одеяло, а затем выкатила ее на улицу. Не прощаясь, захлопнула дверь. В последний раз нащупала письмо Стивена. Обнаружив, что оно надежно спрятано в кармане пальто, она надела варежки. Плотно закутавшись в вязаную кофту, пальто и шарф, она направилась прочь от дома. Будь ее воля, она вернулась бы туда не скоро. Прочь, прочь отсюда! Не видеть никого, не слышать никого. Главное, чтобы ей позволили спокойно прочесть письмо Стивена.

На каждом шагу на юбку Рут падали брызги грязного снега. Приходилось изо всех сил толкать коляску Ванды, чтобы ее колеса проворачивались. Там, где между домами светило солнце, Рут спиной и шеей чувствовала его тепло. Оттепель.

Поравнявшись с домом Хаймеров, она снова пошла быстрее. Не хватало еще столкнуться с Томасом! Достаточно начать новый год с одной ссоры!

Только выбравшись за пределы Лауши, она остановилась, чтобы отдохнуть. Подняла с земли маленькую веточку, дала ее Ванде поиграть. Пока та радостно бормотала что-то себе под нос, Рут углублялась в лес. Снег был таким тяжелым, что сосны сгибались под его весом, словно горбатые старухи. На солнце белый снег сверкал серебром и был так ослепительно ярок, что Рут приходилось щуриться. Все равно ей сейчас не было дела до красот зимних пейзажей.

«Тридцать тысяч рождественских шаров до середины августа – без меня!» – слова Мари по-прежнему звучали у нее в ушах.

Иоганна стояла как громом пораженная, всю ее радость словно ветром сдуло.

– Я не хочу связываться с такими объемами, неужели вы не понимаете? – бросила она им в лицо. – С тем же успехом я могу остаться у Хаймера. По крайней мере, отработав у него десять часов, я забываю обо всем, у меня есть время подумать о новых эскизах.

– Но ведь все получится, если ты откажешься от работы у Хаймера! – удивилась Иоганна, показывая на примечание Стивена. – Здесь же черным по белому написано, что ты свободна делать такие шары, какие тебе нравятся! Главное, чтобы они оказались не намного дороже тех, которые были в прошлой поставке.

– Видишь, вот и первое ограничение, – упрямо заявила Мари. – Кроме того, когда мне придумывать новые формы, если я буду день и ночь работать? Кстати, Магнус тоже так считает, – добавила она.

Как будто сын Гризельды имел к ним какое-то отношение!

Рут судорожно сглотнула. Отношение Мари ее до сих пор удивляло. Вместо того чтобы радоваться тому, что нашелся покупатель для ее новых эскизов, радоваться возможности наконец-то уйти из мастерской Хаймера и работать на себя, Мари только возмущалась. Постепенно Рут начинала раздражать эта болтовня об искусстве! Мари совершенно не понимает, что думает лишь о себе. Что поделаешь, они с Иоганной не умеют выдувать стекло, в этом отношении они зависят от Мари. Если она будет так настаивать на «раскрытии своего творческого потенциала», то их с Иоганной будущее окажется под угрозой. Вот только Мари все это, кажется, безразлично! Какое там «мы, Штайнманны, стоим друг за друга!»

Внезапно Рут остановилась. Возможно, она допустила ошибку, когда вдруг выбежала из дома посреди спора. Но она просто уже не могла выносить всего этого, держа в руках письмо Стивена. Ей хотелось сберечь поселившееся внутри ощущение счастья, словно крохотного цыпленка. Девушка осторожно нащупала письмо в кармане пальто. Оно на месте. Отлично.

Чем круче дорога уходила в гору, тем тяжелее дышалось Рут после быстрого бега, но вместе с тем в голове у нее прояснялось. Добравшись до скамейки, откуда можно было любоваться окрестностями, она уже немного успокоилась. Ну и чудесно. Ей хотелось прочесть письмо Стивена, не думая о случившейся только что нелепой ссоре.