Петра Дурст-Беннинг - Дочь стеклодува

Теперь, когда ты читаешь эти строки, совсем немного осталось до нашей встречи. Поэтому вряд ли я могу рассчитывать на то, что успею получить от тебя еще одно письмо до отъезда. Я с нетерпением жду того дня, когда мы снова будем сидеть друг напротив друга и я буду ловить взгляд твоих бархатных карих глаз. Смею ли я надеяться, что ты иногда думаешь обо мне? Ты, принцесса из Стеклянного Рая?

С нетерпением жду нашей встречи и за сим остаюсь

искренне твой

Прошло пять недель с тех пор, как Рут взяла заказ Вулворта, был вечер воскресенья. Как обычно, утром сестры Штайнманн сходили в церковь. Впервые Мари показалось, что взгляды, которые бросали на них соседи, были уже не такими враждебными. «Возможно, жители Лауши постепенно привыкают к тому, что среди них живет девушка-стеклодув», – ликовала она. Она запела хорал вместе со всеми остальными и почувствовала, что горло ее уже не сжимается, как раньше. На выходе их, как всегда, поджидал Томас. Он пытался увести Рут в сторону, но та лишь смерила его взглядом с головы до ног, и тот остался ни с чем. Видя, что их сопровождает Петер, да и других людей вокруг много, Томас не осмелился схватить Рут за руку, поэтому неловкий момент благополучно миновал.

Когда девушки вернулись домой, отдыхать им было некогда. Они ощущали некое напряжение, что в последнее время случалось часто: длинные рабочие дни и теснота – все это постепенно истощало их терпение и сказывалось на настроении сестер. И дня не проходило без мелких стычек, и то, что у Ванды именно сейчас начали резаться зубы, не слишком помогало разрядить ситуацию. А в то воскресенье все складывалось особенно скверно. Ванда плакала, ныла, а бывало, что и громко кричала, в то время как Рут с блаженной улыбкой на лице поила ее шалфеевым чаем. Казалось, она снова вознеслась выше всего происходящего.

Мари все чаще косилась на них обеих из-за своего рабочего стола. Она чувствовала, как ей постепенно сводит скулы. Покой! Ей всего лишь нужен покой!

Когда ни чай, ни добрые слова не сумели угомонить ребенка, Рут сказала:

– Может быть, ей не нравится запах раствора горькой соли.

Взгляд ее при этом был таким укоризненным, словно Мари придумала эту новую технику украшения исключительно для того, чтобы помучить Ванду. Некоторые елочные шары они обмакивали в смесь декстрина и горькой соли, а затем сушили в прохладном месте. Эффект получался поразительный: кристаллы, образовывавшиеся из соли, напоминали тонкий слой снега. Эти шары особенно понравились мистеру Вулворту.

– Так отставь ванночку в сторону! Тебя никто не заставляет сидеть вместе с Вандой рядом с раствором, – недовольно отозвалась Мари.

Когда Рут отнесла ребенка наверх на дневной сон, Мари и Иоганна с облегчением вздохнули.

– Долго я этого не вынесла бы. Как в таком шуме можно сосредоточиться на работе? – Мари взяла заготовку и принялась нагревать ее в пламени.

– Что поделаешь, с малышами всегда так. Только не думай, что ты сама меньше плакала. Тем не менее отец трудился не покладая рук, – рассудительно отозвалась Иоганна.

– Отец! Я – не отец!

Заготовка засветилась оранжевым, и Мари вынула ее из пламени. Она осторожно поднесла к губам холодный конец трубки и вдохнула в нее жизнь. Несмотря на то что к этому моменту она выдула уже сотни шаров, тот миг, когда заготовка начинала раздуваться и принимать форму, для нее всякий раз был очень волнующим. На миг девушка забыла о капризах Ванды и полностью сосредоточилась на своих действиях. И только когда шар стал такого же размера, как все остальные, которые теперь ждали, пока Иоганна посеребрит их, Мари отняла его от губ. Умелым движением она закрыла острие при помощи щипцов, оставив небольшой крючок, за который шар потом можно будет повесить на елку. Бросив на созданное изделие последний взгляд, девушка отставила его в сторону.

– Пляшет человечек на шелковом колечке, весело смеется… – послышалось пение Рут со второго этажа.

Мари возвела глаза к потолку.

– Только малышка успокоилась, как начала шуметь Рут! Ее хорошее настроение выводит меня из себя. В этих письмах, которые она повсюду за собой таскает и перечитывает в самые неподходящие моменты, должно быть, речь идет о чем-то потрясающем! А как еще объяснить ее вечную улыбку?

– Кажется, ты стала слишком чувствительной, – с укором покачала головой Иоганна. – Радуйся, что у нее все хорошо. Ей через многое пришлось пройти.

– Слышать этого больше не могу! – вырвалось у Мари. – Мне уже надоело постоянно считаться с ней или с кем-то другим. В этом доме все значат больше, чем я! Вас не интересует, что я выполняю основные работы по этому заказу. Не первую неделю сплю всего по четыре часа в день! Но со мной никому не нужно считаться! Мне ведь не довелось пережить ничего плохого! – В голосе ее сквозила неприкрытая ирония.

Мари знала, что не совсем права, но ничего не могла поделать с потоком слов, рвавшимся наружу.

Тем временем в комнату незаметно вернулась Рут.

– Ты опять начинаешь возмущаться, словно старая кошелка?

Она подошла к Мари и хотела положить руку ей на плечо, но сестра грубо оттолкнула ее.

– Иди лучше ко мне! – позвала Иоганна Рут. – И веди себя тихо! Наша художница не хочет, чтобы мы мешали ей своей болтовней.

Мари бросила на сестер злобный взгляд. Как это похоже на Иоганну – всегда становиться на сторону Рут!

– Я была бы вам очень благодарна, если бы вы позволили мне хотя бы какое-то время поработать спокойно. Довольно того, что Ева целыми днями жужжит мне в уши.

– Надеюсь, ты не собираешься сравнивать меня с этой тупой коровой! – возмутилась Рут.

– Старая кошелка, тупая корова – если ты еще не заметила, мы находимся в мастерской художника, а не в огороде!

Мари дрожала от ярости. Обычно подобное поведение было не в ее духе. Она всегда была самой спокойной из всех, всегда мирила сестер при любой ссоре. Скорее всего, сорваться ее заставило недосыпание.

На миг Рут, казалось, лишилась дара речи. И тут какой-то чертенок заставил Мари поддать жару:

– Или, быть может, твои таинственные послания заставляют тебя употреблять подобные сравнения? Может быть, тебе шлет их какой-то безмозглый осел? – Скорчив гримасу, она подняла обе руки, имитируя ослиные уши.

Рут подскочила к столу так резко, что он зашатался.

– Ты…

Звон бьющегося стекла вообще-то должен был насторожить обеих, но Мари была очень зла, а Рут уже вошла в раж. Одним прыжком она оказалась рядом с сестрой и схватила ее за руку.

– Возьми свои слова назад! Немедленно! – зашипела она в лицо Мари.

– И не подумаю! – крикнула в ответ Мари, резко вырвав руку, в то же время стараясь не приближаться к газовой трубке.

Но о том, что Рут недавно поставила у нее за спиной ванночку с раствором декстрина и горькой соли, Мари совсем забыла.

– Осторожно! – закричала Иоганна.

Мари услышала, как позади раздался какой-то плеск, и в тот же самый миг жестяная ванночка опрокинулась.

От ужаса лишившись дара речи, сестры смотрели на то, как жидкость заливает стопку коробок, стоящих у стены.

Первой пришла в себя Иоганна, бросилась в кухню и вернулась обратно с двумя половыми тряпками. Она пыталась собрать жидкость, но тщетно – та уже успела пропитать тонкие коробки, заставив покрыться кристалликами льда три сотни готовых и упакованных елочных шаров.

– Мне холодно. – Рут потерла руки и спрятала их в складки юбки. Глаза у нее были заплаканные, на лице написан немой укор.

Глаза Иоганны тоже стали красными. Девушка тяжело поднялась со стула.

– И мне. Я закрою окно! Все равно от проветривания никакого толку. Никто не задохнулся, зато все замерзли!

После случившейся беды они настежь распахнули все окна, но вонючие испарения не улетучились, зато в дом забрался холодный осенний туман. Иоганна потерла лоб рукой и застонала:

– У меня до сих пор болит голова от этой вони! И кости ломит.

– Что теперь? – Голос Рут был не громче шепота.

– Не знаю! – растерянно отозвалась Иоганна. – Двести десять шаров совсем испорчены, больше сотни повреждены, потеряна целая ванна с дорогим соляным раствором, пол залит. И еще вонь… – Она покачала головой. – Если бы не весь ужас положения, то это было бы даже смешно!

Она судорожно сглотнула. Больше всего ей хотелось просто убежать наверх, как поступила Мари, и спрятаться где-нибудь в уголке. Но какой от этого прок?

– Больше трехсот шаров – коту под хвост! Причем незадолго до срока сдачи заказа. Даже не знаю, плакать или скрежетать зубами от злости! Как нам нагнать такое отставание? Да еще и с учетом того, что мы и так немного не успеваем? – в отчаянии воскликнула она.

Рут тоже казалась растерянной.

– Если мы не выполним этот заказ… нам конец. Нового никогда не будет!

– Ну, все не так плохо! – отозвалась Иоганна, и в ее голосе звучало больше уверенности, чем она испытывала на самом деле. – В худшем случае мы поставим не шесть тысяч шаров, а на пятьсот меньше. Рут! – Она схватила сестру за руку. – Да не реви ты!

Но в глазах у нее тоже предательски щипало.

– Стивен Майлз подумает, что я болтушка и обманщица, которая не умеет держать свое слово! И мистер Вулворт пожалеет, что заключил с нами контракт! Я до сих пор помню, что сказал Стивен: «Если есть то, что не вызывает у мистера Вулворта совершенно никакого восторга, то это нарушения договора».

Рут закрыла лицо руками и громко всхлипнула. Иоганна беспомощно заерзала на стуле.

– А ну-ка успокойся! Пока еще мы ничего не потеряли.

Рут с ненавистью покосилась на дверь.