Масляные краски – не ее стихия, они слишком вязкие, совсем не текучие. А стекло – как раз тот материал, с которым ей хотелось работать. Конечно, оно оказалось строгим учителем: могло лопнуть, растечься, разбиться на тысячи мелких осколков. О стекло можно было порезаться, обжечься. Мари знала обо всем этом, но чем больше она узнавала о стекле, тем больше становилась им одержима.

Девушка поглядела на висевшие на стене часы: сейчас пробьет восемь, пациент Петера уйдет. Время заниматься. Собрав последние эскизы, она набросила на плечи легкую куртку и вышла из дома.


Когда он открыл дверь, выражение его лица было мрачным.

– Мне еще нужно поработать, – вместо приветствия заявил он.

Однако Мари нерешительно сняла куртку. Работать? На столе она не увидела ничего, кроме стакана и бутылки.

– Если сегодня тебе некогда, я пойду, – произнесла девушка, пытаясь спрятать рисунки за спиной, но Петер жестом пригласил ее подойти ближе к столу.

– Ты все равно уже пришла. Возможно, мне даже стоит немного отвлечься.

– Я хочу попробовать кое-что совсем новое, – сказала она соседу. – Это опять елочное украшение, но раньше я такое делать не решалась.

Не став объяснять дальше, она разложила на столе рисунки.

– Грецкие, лесные орехи, желуди. И еловые шишки. – Петер посмотрел на нее. – Не понимаю, это ведь не новинка. Почти все золотят их и вешают на елки.

Мари усмехнулась:

– Но не все вешают на елку стеклянные орехи.

– Стеклянные орехи? – Петер недоверчиво поглядел на соседку.

Рассказывая о своей идее подробнее, девушка почувствовала, что волнение ее только усилилось. Она буквально видела перед собой готовые изделия! Чувствовала под пальцами гладкую поверхность грецких орехов и желудей, ощущала грани нарядных шишек. Девушка смотрела на Петера, ожидая одобрения.

Но тот лишь пожал плечами:

– Если тебе уже надоело выдувать обычные шары, могу предложить одно: ступай к формовщику Штруппу и закажи ему формы.

«Интересно, все дело в его дурном настроении или ему действительно не нравится моя идея?» – подумала Мари.

– К формовщику Штруппу? И что ему сказать? И где взять деньги на формы?

Мари постаралась, чтобы в ее голосе прозвучал ужас, хотя сказанное Петером ее отнюдь не удивило. На протяжении минувших недель она не раз думала о своих новых игрушках и приходила к тому же выводу: если она хочет, чтобы они были похожи на настоящие, придется выдувать их в форму. А формы в Лауше делал только один человек – Эммануэль Штрупп.

– Тогда изготовь их сама! У тебя такие подробные эскизы, что по ним ты запросто сможешь слепить форму из глины. А уже по глиняной модели изготовишь гипсовую форму. Немного глины и гипса я для тебя раздобуду, это не проблема. Полагаю, что твои формы продержатся не так долго, как формы Штруппа, – никто не знает, что он подмешивает в массу, – но с первого раза от пламени они не лопнут. Стоит попробовать, ведь правда?

Мари улыбнулась, ликуя.

– Честно говоря, я уже думала о чем-то подобном. Но если ты считаешь, что у меня получится, то я точно рискну. – Девушка пожала плечами. – Это же только попытка. Что я теряю? – Она порывисто сжала его руку. – Если бы не ты… Ты замечательный парень!

Петер уставился на свой стакан.

– Что ж, ты единственная, кто так считает.

Мари умолкла, догадываясь, о ком он говорит. На прошлой неделе Иоганна в очередной раз отчитала его, причем в довольно грубой форме. А он ведь просто спросил, придет ли она домой на следующие выходные. Мари казалось, что после того, как она две недели подряд оставалась в Зоннеберге, он имел право задать этот вопрос. Но Иоганна вспылила! Обвинила его в том, что он пытается ее опекать.

– Ну, ты ведь знаешь Иоганну… – вяло отозвалась Мари.

– И почему она такая упрямая? – бессильно развел руками Петер. – Кому еще она пытается доказать, что справится сама? Мы ведь все давно это знаем!

Мари лихорадочно пыталась подобрать подходящий ответ. Вот только редко бывало так, чтобы ей кто-то доверился, поэтому она не умела вести себя в подобных ситуациях. Да и сама она была не из тех, кто постоянно бегает к другим, пытаясь избавиться от собственных забот. Когда ей было плохо, она садилась за стол и начинала рисовать. А когда ей было хорошо, она поступала так же.

– Никто не может сказать, что я ее к чему-то подталкиваю, видит бог! Я до сих пор помню слова вашего отца: «Дай ей время. Иоганна далеко не такая взрослая, какой пытается казаться». Все прекрасно, но сколько мне еще ждать, пока она наконец поймет, где ей место?

Значит, отец знал о том, как относится Петер к Иоганне! И, судя по всему, одобрял это.

– Но ты ведь не можешь заставить ее полюбить тебя!

Мари сама удивилась, с каким гневом произнесла это. С чего он вообще взял, что они с Иоганной созданы друг для друга?

Петер весь поник, словно мехи, из которых выкачали воздух.

– Да я и сам это знаю, – тихо отозвался он. – Но в глубине души все надеюсь, что однажды она придет ко мне. Сама. Только иногда… – он смущенно рассмеялся, – ждать становится труднее обычного. Проклятье, я ведь всего лишь мужчина! У меня есть желания, потребности… – Он вдруг умолк. – Зачем я рассказываю все это именно тебе? – В голосе его прозвучала горечь. – Ты ведь не такая, как другие женщины. Ты выше всего этого.

– Я, конечно, не знаю, на что ты намекаешь, но это не очень-то похоже на комплимент! – обиженным тоном отозвалась Мари. Что сегодня нашло на обычно столь добродушного Петера?

– Знаешь, какое-то время я думал, что вы с младшим Хаймером… – Он искоса поглядел на нее.

– Я и Михель? – Вот теперь она действительно пришла в ужас. – Как тебе такое в голову пришло?

Еще чуть-чуть, и она встряхнулась бы, словно кошка, случайно попавшая под дождь.

Петер пожал плечами:

– Ну, весной он часто заходил к тебе. И я подумал… Вы с ним… А что тут ужасного, даже если я и решил, будто ты тоже хочешь взять в мужья Хаймера?

– Вот уж спасибо! – вздохнула Мари. – Может быть, он на что-то и надеялся. Но я-то тут при чем? Мне просто не хватало духу прогнать его. Знаешь, он не такой уж плохой парень.

О том, что она воспользовалась его интересом для того, чтобы разузнать кое-что о работе с газовой лампой, девушка говорить не стала. Впоследствии ей даже было немного стыдно из-за того, как она себя с ним вела. Может быть, ее лесть заставила его думать о чем-то неподобающем? «Пора менять тему разговора», – подумала Мари.

– Раз уж мы заговорили о том, кто к кому ходит… Мне кажется или я действительно часто вижу у тебя Риту Штрупп?

Петер кивнул:

– И что?

Неужели из мужчин нужно каждое слово клещами тянуть?

– Я ей нравлюсь! – Петер поморщился. – И она довольно настойчива. Похоже, мне даже напрягаться не нужно, чтобы… – Он осекся, заметив, что разговор становится слишком интимным. – Но зачем мне Рита?

Мари невольно рассмеялась:

– Другие мужчины и спрашивать не стали бы. Она очень симпатичная девушка.

– Даже если и так, – пренебрежительно махнул рукой Петер. – Мне больше по душе другая, своенравная. Но, думаю, дело не в самой Рите. Для меня любая девушка будет стоять на втором месте после Иоганны – и с этим ничего не поделаешь. И довольствоваться ими я не хочу! Вот, посмотри, если тебе вдруг запретят выдувать стекло, ты ведь не скажешь: «Ничего страшного, буду накрывать на стол»?

– Довольно странное сравнение, но очень наглядное, – хмыкнула Мари. – Бедный Петер! – Она ущипнула его за бок. – Глядя на то, как трудится Иоганна, я могу предсказать тебе долгое одиночество.

Тот с мрачным видом кивнул:

– Тут ты права. Если не случится чудо, которое вернет Иоганну в Лаушу, то мне останется только в монахи постричься.

3

– Разве она не самая хорошенькая девочка из всех, каких только видел свет? – Рут подняла Ванду на вытянутых руках. В ответ прозвучал громкий детский вопль. – Вот! Тетя Мари тоже наверняка хочет подержать тебя.

И не успела Мари оглянуться, как ребенок уже оказался у нее на руках. Ванда тут же скорчила недовольную рожицу.

– Видишь, она ко мне не хочет! – Мари отодвинула от себя малышку, словно что-то ужасное и уродливое.

Ванда воспользовалась этой возможностью, чтобы схватить один из карандашей Мари, и в следующий миг уже тянула его в рот.

– Ну-ка брось, они же ядовитые! – застонала Мари, увидев зеленые пятна на воротничке платья Ванды.

– Дай ее мне! – с улыбкой попросила Иоганна. – Твоя тетя Мари слишком нервная, чтобы иметь дело с детьми.

Едва освободившись, Мари принялась наводить порядок на столе. «Это бессмысленно», – решила она, посмотрев на множество предметов, которые разложила там Рут, явившись к ней в гости. Не может быть, чтобы маленькому ребенку требовалось столько вещей!

Был вечер воскресенья, и Мари вообще-то собиралась заняться второй своей глиняной моделью. Первая – длинная еловая шишка – для начала оказалась даже недурна, и теперь Мари намеревалась выяснить, не получится ли со второй попытки что-то получше. Однако не было похоже на то, что сегодня ей удастся поработать.

– И от кого у нее такие серебристо-белокурые волосы? – Рут с умилением провела рукой по волосам дочери, затем перевела взгляд на Иоганну. – Уж точно не со стороны Томаса. Этот волшебный блеск не мог появиться ниоткуда. Я каждый вечер расчесываю ее по тридцать раз. Очень мягкой щеткой, разумеется. А купаю ее с лавандовым мылом, которое ты мне подарила, – улыбнулась Рут. – Когда Ванда подрастет, обязательно получит серебряную заколку для волос. Такую, которую мне всегда хотелось иметь в детстве.

– Разве ты не помнишь? У мамы были белокурые волосы. Не такие светлые, как у Ванды, но гораздо светлее, чем у отца и у нас. – Иоганна закрыла глаза. – Я еще помню ее шелковистые пряди, которые она по вечерам заплетала в тугую косу.

– Точно! – воскликнула Рут. – Мы всегда ссорились, когда шла речь о том, кто будет ее причесывать и заплетать ей волосы. Однажды…