Вдохновленная полученным во время походов по магазинам опытом, девушка начала вырабатывать собственный стиль общения с клиентами Штробеля. Она подходила к посетителям с уверенностью, которой у нее прежде не было, советовала или отговаривала, хвалила или иногда критиковала их выбор. Слова рождались сами собой, и ей не приходилось даже задумываться над ними. Все чаще клиенты вопросительно поглядывали на Штробеля, а затем на его ассистентку, которая не только отличалась красотой, но и проявляла удивительное коммерческое чутье. И все чаще предложения, сделанные Иоганной, оказывались в списке закупок.

Приобретенная ею уверенность сказывалась не только на ее работе, но и на внешности. Когда она купила себе пудру для волос с ароматом фиалки, продавщица в магазине предложила ей сделать косой пробор, вместо того чтобы зачесывать волосы строго назад. «Почему бы не попробовать что-то новенькое?» – подумала Иоганна, совершенно не осознавая, насколько идет ей эта прическа, подчеркивающая правильные черты ее лица. Заколку со сверкающими камушками Иоганна тоже выбрала не потому, что та отражала блеск ее волос, а по той простой причине, что она ей понравилась. Для Рут и Мари Иоганна купила такие же.

Во время очередной прогулки по магазинам она заметила, что у большинства выставленных в витринах платьев нет кринолинов. Ткани на пошив по-прежнему уходило много, но теперь она выглядела изысканнее благодаря утонченной драпировке. Кроме того, новые платья были закрытыми. Тонкая ткань в первую очередь демонстрировала фигуру, не обнажая кожу. Иоганна попыталась скопировать этот новый стиль, прикрепив шелковый платок в вырезе платья и собрав слишком широкую юбку булавками в нескольких местах. Благодаря такой переделке плохо сшитое платье уже можно было носить, чему девушка очень обрадовалась. Впервые в жизни Иоганна занялась своей внешностью. Естественная грация превратилась в настоящую элегантность, которая уже никогда не исчезнет. Но девушке не хватало тщеславия заметить, как она расцвела.

Однако кое-где за превращениями Иоганны следили очень внимательно: новая прическа и аксессуары не ускользнули от внимания Рут и Мари. Но не зависть заставляла девушек подшучивать над сестрой, а иногда и отпускать желчные замечания. Скорее это был укоренившийся и неосознанный страх потерять после смерти родителей еще и Иоганну.

Петеру тоже становилось все сложнее узнавать прежнюю, хорошо знакомую ему Иоганну в этой элегантной особе. Ему казалось, что она с каждым днем словно удаляется от него. Впервые в жизни его твердая уверенность в том, что им с Иоганной суждено быть вместе, пошатнулась.


В отличие от него, Штробель поздравлял себя с каждым успехом своей ассистентки. От его взора тоже не могли ускользнуть малейшие перемены. Приближалась весна, и Фридгельм Штробель сравнивал девушку с бабочкой, которой приходится сначала сплести кокон, чтобы затем расцвести во всей красе. Если помешать этому процессу, можно повредить будущей бабочке, которой нужны широкие крылья, чтобы суметь подняться над миром. Короче говоря, ей нужно созреть.

Поэтому Штробель ждал. Ждал и наблюдал, ведя тем временем оживленную переписку с Б.

26

Зима, которая все никак не хотела уходить, словно навязчивый гость, окончательно попрощалась только на третьей неделе апреля. Желтые первоцветы и робкие пролески появлялись среди прошлогодней травы, обещая, что скоро станет совсем тепло. На верхушках деревьев вот-вот должны были распуститься почки. Обезумевшие коты бродили по улочкам, не давая жителям города спать своим ночным воем. Весна неудержимо вступала в свои права, и природа с ног сбивалась, готовясь встречать эту красавицу. И ее волнение совершенно естественным образом передавалось людям.


Хотя днем можно было ходить по деревне без куртки, по вечерам и ночью еще стояла весьма ощутимая прохлада. Поэтому Рут и Томас – за неимением лучшего места – продолжали встречаться на складе Хаймера.

Рут поспешно провела языком по зубам, дабы убедиться, что в них после ужина не застряли остатки пищи, а затем принялась осторожно покусывать губы Томаса. Девушка не знала, почему это пришло ей в голову, она просто подчинялась своим чувствам. Легонько прикусить верхнюю губу. Затем чуть-чуть – нижнюю. Кожа в уголках губ у него была сухой, даже ломкой. Она вдруг лизнула их языком, и Томас застонал. Желание было слишком сильным. Рут ощутила, как растекается внутри волна наслаждения. Она могла бы продолжать эти игры бесконечно… в отличие от Томаса.

Он резко привлек ее к себе.

– А теперь мы поцелуемся по-настоящему, – прошептал он, хрипло дыша ей в лицо.

Его губы прижались к ее рту, пивной дух, которым от него разило, едва не заставил ее задохнуться. Словно каленым железом, он обжег своим языком ее рот, надавливая им на нёбо. Рут попыталась отодвинуться, но он крепко держал ее. Былое очарование развеялось.

Томас принялся возиться с пуговицами ее блузки. Рут отшатнулась и уперлась спиной в голую кирпичную стену, а затем изо всех сил оттолкнула Томаса.

Тот с удивлением засопел:

– Да что опять такое? Иди сюда!

Сердце Рут едва не выпрыгивало из груди.

– Ты же прекрасно знаешь, что я этого не хочу! – с упреком произнесла она, застегивая блузку.

Каждый раз одно и то же: дашь ему пальчик, а он всю руку откусить хочет! Но уже в следующий миг вся ее ярость испарилась, она почувствовала себя измученной и жалкой. В ушах звучали слова Йооста: «Если девушка потеряет честь, в этом мире не останется больше ничего, что принадлежало бы ей одной!»

Томас резко поднялся, поправил штаны.

– Ты одурачила меня сегодня в последний раз! – Голос его дрожал, он встал перед ней, широко расставив ноги.

Рут заставила себя не смотреть на выпуклость на его штанах.

– Ты целую неделю дразнишь меня своей грудью, а когда я хочу ее потрогать, мне приходится умолять тебя об этом, как собака выпрашивает ласку. Показываешь ноги, но того, что между ними, мне не видать. Не говоря уже о том, чтобы прикоснуться. С меня довольно! – Он ударил кулаком по стене. Полки на ней задрожали. – Если бы другие парни знали, как ты водишь меня за нос, – он содрогнулся при мысли об этом, – они смеялись бы надо мной до конца моих дней! Все думают, что мы давно с тобой спим!

– Какое им до этого дело? Надеюсь, ты не болтаешь о нас со своими приятелями? Это касается только нас с тобой! – возмутилась Рут.

На миг она задумалась, не уйти ли ей прочь. Возможно, лучше продолжить этот разговор, когда Томас будет не так взбешен. Но момент был упущен, и Рут осталась сидеть на месте.

Однако он продолжал, словно она не сказала ни слова:

– Меня назвали бы сосунком. Кастрированным бараном. Если ты собираешься хранить свою девственность до Страшного суда, то скажи мне об этом сейчас!

Рут вздрогнула, словно он ударил ее кулаком в живот. Никогда прежде Томас не разговаривал с ней так грубо.

Внезапно она даже немного испугалась. Как он нетерпелив! Словно разъяренный зверь, которому слишком долго приходится бороться за лакомый кусочек добычи. Девушка хотела встать с гордым видом, но он вдруг рухнул перед ней на колени.

– Как еще я могу доказать, что люблю тебя? Скажи мне, и я сделаю это! – взмолился он. – Я же не имею понятия, как угодить бабе, откуда мне это знать? – Он беспомощно пожал плечами. Лицо его больше не выражало угрозу. – Если хочешь, с завтрашнего дня будем встречаться где-нибудь в другом месте. Я уже кое-что придумал, – сдаваясь, произнес он. – Ну, говори же, как тебя порадовать?

Рут удивленно смотрела на него. Это же совсем другое дело! Не зная, что ответить, девушка нарочито медленно отряхнула юбку, словно беспокоилась только о том, как очистить ее от пыли и грязи. Воспользоваться удобным моментом? Или продолжать ждать, пока Томасу самому не придет в голову мысль предложить ей… Но в таком случае ей придется ждать до Страшного суда!

Девушка приблизилась к нему, положила руки ему на плечи.

– Ты хочешь сделать меня своей? – Она специально выбрала именно это слово.

Томас кивнул. Во взгляде его читалось желание.

Рут улыбнулась про себя. Похоже, он думает, что сейчас все получит.

– Я готова отдаться тебе. И для этого тебе не придется как-то особенно меня радовать, – произнесла она голосом нежным и сладким, как патока.

Девушка погладила его по плечам. Ее губы скользнули по его щеке к уху.

– Я люблю тебя, Томас Хаймер! Ты должен быть моим.

Рут прижалась к нему там, внизу. Ноги у нее дрожали, она не знала, не зашла ли слишком далеко. Только бы не разозлить его! Она нежно и решительно высвободилась из его объятий, пока они не превратились в нечто большее.

Томас не поверил своим ушам.

– Рут! Рут! Рут! – шептал он снова и снова. Он взъерошил ее волосы, глубоко вдохнул ванильный аромат ее пудры. – Ты даже не представляешь, как долго я ждал этих слов!

Не слишком бережно, желая поскорее воспользоваться ее настроением, молодой человек попытался уложить ее на пол.

– Не здесь! – Голос Рут, словно удар плети, вернул его к реальности. – Ты ведь не думаешь, что я хочу потерять невинность в этой жалкой пыльной каморке! – Она чуть отодвинулась в сторону. – Я буду спать с тобой. – Теперь она смотрела на него, как на желанную добычу. – Но это должно произойти в соответствующей обстановке, достойной этого события.

Он с удивлением уставился на нее.

– И у меня есть еще одно условие: я хочу, чтобы на майском празднике[8] ты объявил о нашей помолвке! Ты должен понимать, что я подарю свою невинность только будущему мужу! – Девушка подняла руку. – Можешь сейчас ничего не говорить. У тебя больше недели на размышления, раньше давать ответ не нужно.

27

Когда Иоганна отправилась в Лаушу, солнце уже садилось. Как и каждую пятницу, на окраине Зоннеберга ее ждал угольщик на своей телеге, который подвозил ее до Штайнаха. Возможно, он согласился бы подвозить ее и до Лауши, но этого Иоганна не хотела. Ей нравилось преодолевать оставшееся расстояние пешком, и не только для того, чтобы подышать теплым апрельским воздухом, в котором разливался манящий весенний аромат.