Скупщик знал всех своих клиентов по имени, знал, какими делами они занимаются, что ищут. У него был настолько индивидуальный подход, что он каждый раз подбирал другие слова и менял тон голоса в зависимости от личности собеседника. Бывали клиенты, которым он так цветисто расписывал изделия, что Иоганна едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться во все горло. С другими он практически не уделял внимания внешнему виду предметов, зато распространялся о том, как прекрасно продается этот товар и какие можно устанавливать цены. Клиентов, которые знали, чего хотят, он не торопил с выбором, а нерешительных буквально подталкивал. В конечном итоге в списке заказов оказывались именно те товары, которые желал продать скупщик, но все были довольны и сделкой, и консультацией. Иоганна не уставала удивляться.

Незаметно поглядывая на Штробеля через плечо на протяжении первых недель, она вскоре запомнила имена и лица посетителей. Его навыки общения с клиентами повергали ее в священный трепет, и девушка не знала, чем сумеет ему в этом помочь. Когда звенел колокольчик у двери, она старалась по возможности незаметно шмыгнуть в дальнюю часть комнаты, начинала заполнять там какие-то списки, вытирать пыль и выходила вперед только тогда, когда Штробель звал ее, – впрочем, он так поступал почти всегда. И всякий раз сердце едва не выпрыгивало у нее из груди.

– В чем дело? Неужели у тебя есть причины прятаться, словно мышь? – раздраженно поинтересовался он на третий день, когда она робко подошла к прилавку. – Ты – моя ассистентка, так и веди себя как подобает!

Волосы на затылке у Иоганны тут же встали дыбом, словно иглы у ежа, в душе вскипела смесь упрямства, страха и неуверенности.

– И как же должна вести себя ассистентка? – довольно едким тоном поинтересовалась она.

На лице Штробеля вновь появилась эта непонятная улыбка:

– Она ассистирует.

Иоганна встретила его пренебрежительный взгляд, упрямо подняла подбородок и сжала губы. Лучше умереть, чем спросить, как выглядит это «ассистирование»! Вместо этого после следующего звонка она вышла вперед, чтобы поздороваться и пожелать доброго утра клиентам, как оказалось, коммерсантам из Гамбурга. В то время как Штробель пожимал им руки, она подошла к столику, где лежал каталог, и принялась ухаживать за гостями, пока они рассаживались. Задумавшись на миг, не относится ли разговор о погоде к «ассистированию», она решила все же не заводить его. По знаку Штробеля она принесла каталог стеклянных изделий и положила перед старшим из гостей, предположив, что командует он. Кроме того, она все время улыбалась. Это было сложнее всего, поскольку девушка при этом чувствовала себя глупо. Но господам, похоже, понравилось, поскольку, когда она добралась до вазочек для сладостей с золотой каймой, старший из клиентов обернулся к ней и поинтересовался ее мнением о них. Иоганна не знала, сделал ли он это из вежливости или проявил искренний интерес и можно ли вообще высказывать свои мысли. Она неуверенно посмотрела на Штробеля, но, вместо того чтобы помочь ей, он демонстративно уставился на свои обкусанные ногти. Может быть, он ждал чего-то другого? Однако, перестав метать разъяренные взгляды на работодателя, девушка решила сосредоточиться на содержании предыдущего разговора.

– На вазочки с золотым ободком мы уже приняли несколько заказов, кажется, их быстро раскупают. Но… – Она на миг умолкла. – Если позволите предложить… – Младший из клиентов упоминал, что во время прошлого рождественского сезона слишком яркие цветочные вазы совершенно не пользовались спросом и теперь пылились на полках. – Я бы порекомендовала эти простые вазы, – Иоганна указала грифелем на соответствующий рисунок в каталоге. – С одной стороны, они элегантные, а с другой – не такие вычурные, как те, с золотым ободком. – Девушка едва сумела скрыть дрожь в голосе.

– Госпожа… – Младший вопросительно посмотрел на нее.

– Иоганна, – прошептала она.

– Госпожа Ханна права. С учетом новой тенденции к простоте у наших clientèle[6], следует воздержаться от покупки барочных золотых украшений, – предложил младший. – Кажется, в этом сезоне en mode[7] скромность.

Старший кивнул.

– Хорошо. Тогда возьмите три дюжины высоких ваз на тонкой ножке, с крышкой, без украшений, – произнес Штробель, делая запись. Затем он перевернул страницу каталога и бросил на Иоганну уважительный взгляд.

Девушка поглядела на него, насмешливо скривив губы, надеясь, что никто не услышал, как с ее сердца упали огромные валуны.


Следующие недели пролетели незаметно. Вскоре Иоганна так увлеклась своим новым ритмом жизни, что уже не представляла, как могла когда-то не работать в Зоннеберге у Штробеля. Она радовалась выходным в Лауше, наслаждалась каждой минутой, проведенной в обществе Рут и Мари, однако всякий раз с нетерпением ждала понедельника. У Штробеля один день был не похож на другой. И, хотя она постоянно училась, Иоганне временами казалось, что она ужасно глупа и невежественна, хотя и умеет это тщательно скрывать. Может быть, все дело было в ее показной самоуверенности, заставлявшей Фридгельма Штробеля полагать, что она, несомненно, справится с любой поставленной задачей. Поначалу Иоганну бросало в холодный пот, если он – как тогда, с купцами из Гамбурга, – бросал ее на произвол судьбы, но проходила неделя за неделей, и неуверенность девушки таяла. Штробель ее все время подбадривал, хотя и делал это так, что Иоганне становилось не по себе.

– Клиенты как шлюхи, – однажды заявил он. – Готовы быть со всяким. Если не заберешь их ты, это сделает кто-то другой. – При этом он строго поглядел на Иоганну. – Ты можешь позволить себе с ними все, именно все – кроме одного: отпустить их, не заключив сделку.

Слова эти прозвучали с таким пафосом, что Иоганна не осмелилась спросить его, каковы будут последствия подобного поведения. Однако же это совсем не означало, что она вообще не осмеливалась задавать вопросы. Совсем наоборот: замечая какую-то особенность сделки, она обязательно расспрашивала Штробеля о ней.

– Почему вы просто взяли и отложили резные деревянные ложечки, которые так понравились господину Халльвегеру? Он наверняка купил бы дюжины две, не меньше, – поинтересовалась она, стоило вышеназванному торговцу из Констанца выйти из магазина.

Казалось, Штробель обрадовался ее вопросу. Он ответил:

– Продавать – это значит постоянно давать и… – последовала драматическая пауза, – брать!

Увидев недоумение на лице Иоганны, он добавил:

– У клиента ни в коем случае не должно возникнуть чувство, что все только его и ждут, и его денег тоже, – усмехнулся скупщик. – Если же я сумею представить дело так, что мой товар стоит больше, чем его деньги, то он превратится в смалец в моих руках: станет мягким и податливым. – Он хитро поглядел на Иоганну. – Зачем продавать ему дурацкие деревянные ложки, если он с удовольствием потратит намного больше денег на дорогие, из перламутра?

Шлюхи! Смалец в его руках! Бррр! Конечно, сравнения у него были запоминающиеся, но Иоганне хотелось, чтобы он использовал не столь омерзительные образы. Девушка не знала, что на нее так повлияло – то ли его купеческий талант, то ли его грубые сравнения, – но она стала пытаться оценить покупателя уже с порога. Этот человек быстро принимает решения? Ищет дешевый товар или элегантные штучные изделия? Будет разговаривать с ней или высокомерно игнорировать? Чем дольше она играла в эту игру, тем чаще оказывалась права в своих предположениях.


Хотя работа ее не была тяжелой физически, к вечеру Иоганна так уставала, словно целый день ворочала камни. Обычно магазин закрывался около семи, и они шли на кухню. Там Сибилла Штайн оставляла им ужин, прежде чем уйти домой: холодные блюда, хлеб и вино. Поначалу Иоганна всякий раз отказывалась, когда Фридгельм Штробель поднимал кувшин. Девушка не привыкла к алкоголю и боялась, что опьянеет. Однако, поскольку он не прекращал своих попыток, однажды вечером она позволила ему налить себе полстакана.

– Ну, как тебе этот добрый напиток? – поинтересовался Штробель, едва она сделала глоток.

– Кислый. – Иоганна решила быть честной. Штробель не пришел в ужас и не разозлился, и она добавила: – И у него какой-то древесный привкус. – Она отпила еще. – Но в целом довольно неплохо, – неуверенно произнесла она, чтобы не показаться невежливой.

Скупщик откусил заусеницу со своего пальца и насмешливо скривился:

– Есть вещи, дорогая Иоганна, которые раскрываются только со второго раза.

Он передал ей через стол графин с водой.

Иоганна с благодарностью приняла сосуд. Она не думала, что вино понравится ей больше, если она будет пить его чаще, но решила об этом не говорить.

С этого дня Штробель наливал ей полстакана вина, не спрашивая ее согласия. И действительно, Иоганна и оглянуться не успела, как постепенно привыкла к этому вкусу.

Не только вино разнообразило ее меню: вместо привычной ей простой еды, вроде хлеба с салом и разнообразных блюд из картофеля, у Штробеля на стол подавали незнакомые Иоганне паштеты и сорта сыра, внешне совершенно неаппетитные. Штробель объяснял ей, что это печеночный паштет с трюфелями или сыр с голубой плесенью из козьего молока, но его слова мало что проясняли: ради всего святого, что означает «с трюфелями»? А голубую плесень ей вообще не хотелось пробовать. Вспоминался густой суп у Хаймера, который приходилось есть из общего горшка. Там тоже, как и здесь, ей приходилось заставлять себя взять хоть кусочек. И она всякий раз удивлялась, когда непривычные блюда оказывались очень вкусными.

– Вино очень хорошо подходит к запеканке из дичи, – заметила она как-то вечером. – Его древесный привкус в сочетании с мясным маринадом напоминает о лесе! О диких травах и ягодах, что ли… – неуверенно добавила она.

Штробель рассмеялся:

– Древесный привкус, дорогая Иоганна, вино приобретает из-за дубовых бочек, в которых хранится несколько лет, пока не созреет. Но да, ты права, вместе они создают неповторимый лесной аромат!