Ханзаде считала Рустема-пашу вполне подходящим объектом на роль своего второго мужа. Племянница Повелителя была права во всем, кроме одного: самому Рустему она не нужна, но кто же будет спрашивать визиря, если за него пожелала выйти замуж дочь Фатьмы Султан?!

Михримах даже не задумывалась, почему её так возмутило внимание двоюродной сестры к Рустему-паше. Наставник уже бывший, Рустем больше не учил принцессу, женитьба на султанской племяннице для самого паши тоже благо, это сильно упрочило бы его положение. Но даже допустить мысль о том, что Ханзаде станет женой Рустема-паши, Михримах почему-то не могла. Вот не могла, и все тут!

Какая-то Ханзаде!.. Одного мужа извела, теперь за её Рустема взялась? Присутствие двоюродной сестрицы отравило Михримах всю прогулку, заставило забыть цель, с которой она все затеяла, забыть о Мустафе и Мехмеда, даже об Эсмехан, принцесса шипела на Ханзаде:

– Ты ведешь себя неприлично! Что ты в Рустема-пашу вцепилась?!

Та отвечала соответствующе:

– За собой следи!

Досталось и бедному Рустему, к нему Михримах придиралась в десять раз больше, чем обычно.

Вся эта буря страстей не укрылась от Сулеймана, он вспоминал разговор с Роксоланой и размышлял о причинах слишком агрессивного поведения дочери, а еще о том, что Рустем-паша вполне мог бы стать мужем…


Потом был праздник обрезания шехзаде в Эдирне, после которого состоялась скромная свадьба Эсмехан и Мехмеда, а потом вышла замуж и сама Михримах.

Мустафа действительно не интересовался двоюродными сестрами, для ложа и даже рождения сыновей есть наложницы, а для того, чтобы их подбирать, – мать. Махидевран сама искала для сына тех, кто будет ублажать ночами и рожать детей. Еще совсем юным он был влюблен, даже намеревался совершить никях, но Махидевран предотвратила такой позор, как никях наследника трона с простой рабыней. Предотвратила самым жестоким образом, навсегда отучив сына обращать внимание на женщин.

В попытке очаровать самого Мустафу Эсмехан и её мать Шах Султан допустили главную ошибку – не Мустафу нужно было очаровывать, а Махидевран. Знай мать наследника, что дочь Шах Султан желает стать супругой её сына, не Мехмед, а Мустафа совершил бы никях с Эсмехан. Но Роксолана оказалась умней и расчетливей. А может, просто была лучше осведомлена?

Шехзаде Мустафа уехал в Манису, не желая участвовать в празднике сводных братьев, а Мехмеда женили на Эсмехан. Счастья это обоим не добавило, зато укрепило связи между Роксоланой и Шах Султан.

Эсмехан приняла свою судьбу спокойно, как и то, что Мехмед любит другую. Главное – родить ему наследника, а остальное неважно.


Рустем-паша зря беспокоился, разумной и сдержанной Эсмехан не пришло в голову проситься тайком на рынок, а вот Михримах не могла дождаться, когда пойдет.

Одеться попыталась в платье гаремной рабыни. Увидев, Рустем отрицательно покачал головой:

– Нет. Так не ходят на улицах Стамбула.

Второй наряд больше подходил нищенке.

Он не стал критиковать, просто распорядился принести то, что нужно. Хикмат принесла заготовленное самим визирем. По его приказу евнух Касим-ага купил новую одежду, предназначенную для обычной турчанки.

Уже само надевание этих шальвар, рубахи, верхней рубахи, плетение множества косичек, прикрепление шапочки стало для Михримах настоящим приключением.

Когда она была готова, Рустем снова покачал головой, но выражение его лица невозможно было передать. Михримах очень понравился её наряд, а потому бедолага почти взвилась:

– Снова не так?!

– Все так, нужно только покрывало и яшмак обязательно.

– А почему вы тогда качаете головой?

Губы паши тронула легкая улыбка:

– Вы посмотрите на себя.

Он распорядился принести большое венецианское зеркало. Отражение продемонстрировало Михримах очаровательную юную жительницу Стамбула, хорошенькую и чуть растерянную. Быстро опомнившись, она принялась крутиться перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон.

Паша с трудом сдерживал улыбку.

– Вы до завтра успеете налюбоваться собой?

– Почему до завтра, разве мы не сегодня идем? – ахнула Михримах.

– Если вы еще полдня прокрутитесь перед зеркалом, то сегодня не успеем.

– Рустем-паша, почему в гареме женщины не одеваются вот так?

– Вы меня об этом спрашиваете? Разве я придумываю ваши гаремные наряды?

– Завтра же велю сшить себе такой же, только из дорогой ткани.

– Этого не хватало – новой моды в гареме. Хуррем Султан прикажет бросить меня своре голодных псов! – фыркнул Рустем.

Михримах милостиво пообещала:

– Не велит!

На его счастье, увиденное на рынке заслонило для Михримах вопрос смены гардероба, она оставила свои прежние платья, потому что в том, которым так восхищалась перед зеркалом, оказалось не так уж удобно в действительности, все же изнеженная принцесса не привыкла к грубоватым тканям… Революции в гаремной моде не случилось.


Роксолана, узнав, что Рустем-паша водил Михримах переодетой на рынок (у нее всюду были глаза и уши, знала все и обо всех), поинтересовалась у зятя, зачем. Тот ответил спокойно:

– Султанша, Михримах Султан должна знать, что за стенами дворца существует другая жизнь. Я не показал ей ничего грязного или недостойного, зато теперь она не задается вопросом, для чего нужны общественные столовые.

Михримах действительно увидела бедность и иначе стала смотреть на деятельность матери. Рустем-паша вовсе не был защитником бедных и обиженных, между переустройством общества и благотворительностью он выбирал благотворительность, о переустройстве речь не шла. Щедро жертвуя на нужды Фонда Хуррем Султан и даже создавая свои собственные, он просто старался в разумных пределах содействовать установлению справедливости.

Но заметив, что жена надолго задумалась после посещения рынка в наряде простой горожанки, Рустем обеспокоился. Что поняла Михримах? Не показал ли он чего-то лишнего? И что за мысли в её голове? Паше вовсе не хотелось, чтобы она вдруг принялась радикально менять что-то в жизни Стамбула или даже своей собственной. Беспокойная принцесса вполне способна на такое.


Рустем-паша целый день в разъездах либо рядом с Повелителем, дома появлялся только к вечеру, но после постигшего их несчастья старался обязательно ужинать вместе с женой. Это было странным для Михримах.

Повелитель крайне редко ел с кем-то даже из близких, обычно довольствуясь трапезой в одиночестве. Конечно, это относительное одиночество, потому что каждое блюдо, перед тем как поставить перед султаном, пробовали, вокруг стояли слуги, рядом находился врач, дильсизы, но Сулейман не любил разговоров во время трапезы, а потому не звал домочадцев, даже Роксолану.

Потому попытки Рустема-паши поговорить во время вечерней трапезы изумляли Михримах. Он объяснял, что для большинства других семей и людей вообще это привычно – беседовать за ужином.

– О чем?

– Нам не о чем поговорить? Расскажите, что вас больше всего поразило на рынке.

– Мальчишка украл хлеб. Чему хорошему он научится в жизни, вместо учебы пребывая на рынке? Станет вором?

– Чтобы такие дети и люди не воровали хлеб, Фонд Хуррем Султан открывает бесплатные столовые.

– Всех не накормишь…

– Всех нет, но многих. Кроме того, один её Фонд, чем больше таких будет, тем больше бедных можно накормить, тем большим бездомных дать ночлег…

– Но тогда они просто привыкнут, что их кормят и поят, и не станут сами добывать хлеб совсем. Зачем, если Фонды, подобные материнским, предоставят питание и крышу над головой?

Рустем в очередной раз поразился необычности собственной супруги. У многих ли поход на рынок вызвал бы такие мысли?

– Вы правы. Могу ответить только вот что. Как мусульмане, мы должны помогать бедным, не задумываясь о том, как они воспримут нашу помощь, должны просто быть милосердными. Но как визирь, я должен думать именно так, как подумали вы, и принять меры к тому, чтобы у многих бездомных была не просто крыша над головой, а возможность построить свой дом; не просто подаяние или пожертвованный кусок хлеба, а возможность вырастить этот хлеб, пасти скот или работать на строительстве. Подавать нужно только тем, кто сам не способен заработать или не может сделать это временно.

– А как таких отличить от простых лентяев?

– Поверьте, большинство людей не бездельники и не желают получать подачки. Им достаточно просто дать возможность заработать свой кусок хлеба.

– Как?

– На строительстве нового комплекса работает немало тех, кто еще вчера приходил за своим обедом в общественные столовые. Сегодня они получают этот обед не как благотворительную подачку, а как плату за труд. У меня немало участков земли, на которых некому работать, особенно на юго-востоке, откуда в неспокойные времена ушли люди. Я предлагаю такие участки тем, кто почему-либо потерял свою землю ближе к Стамбулу, помогаю добраться до нового места и даю участок в аренду, платить которую можно не сразу, а когда будет урожай. Получаю работников, которые недавно нищенствовали. Приглашаю работать на строительстве, перегоне скота, на верфях, да мало ли где нужны крепкие руки. Есть много таких, кто хорошо владеет ремеслом, но по каким-то причинам потерял возможность им заниматься. У Хадима-аги в подмастерьях ювелир, ослепший на один глаз. Сам работать не может, но помогать ювелиру в состоянии.

– В гареме все девушки занимаются рукоделием, шитьем, никто не бездельничает. Так завела еще бабушка – Валиде Султан.

– Я знаю, это хорошее дело. Хуррем Султан многое продолжила, пожилые женщины, оставшиеся без родственников и средств к существованию, будут в имарете ухаживать за больными, учить девочек рукоделию, помогать на кухнях и в столовых…

– Так в Стамбуле скоро не останется нищих.

Рустем улыбнулся:

– Думаю, они будут всегда, но в наших силах уменьшить количество мальчишек, которые воруют хлеб на рынках или попрошайничают.