Сулейману, конечно, доложили о выходке дочери и о том, что Рустем-паша уехал даже не попрощавшись.

– Уехал из Стамбула?

– Нет, Повелитель, он… – Начальник стражи почему-то смутился. – Он в хаммаме.

– Угу. Позови-ка ко мне Михримах Султан. И еще скажешь, куда после хаммама отправится Рустем-паша.

Михримах досадовала сама на себя. Совершила глупость, отец зовет, значит, намерен запретить ездить верхом. И Рустем разозлился не на шутку. Но что он сказал? «Когда ты станешь моей женой…»? Михримах гнала от себя воспоминание об этом бешеном взгляде и этих словах. Вот еще – она станет женой какого-то Рустема!

Твердо решив сказать отцу, что его визирь попросту зарвался, потому она и взбесилась, Михримах все равно шла, виновато опустив голову.

Что бы она ни сказала, сначала будет выговор Повелителя, а это страшней всего.

Из-за двери «Гель!», это команда входить…

Через порог шагнула на трясущихся ногах, готовая просить у отца прощение.

– Садись, Михримах, нам нужно поговорить.

– Да, Повелитель…

Некоторое время Сулейман внимательно смотрел на дочь. Как же она похожа на Хуррем! Те же глаза, губы, та же фигура… Только вот характер иной. И в кого принцесса такая строптивая? Словно главное в жизни – сделать все назло. Когда не удается кому-то, делает себе.

Молчит – значит чувствует свою вину…

Его начальник стражи Малик уже донес, что Рустем-паша отправился к Хуррем Султан. Значит, пора говорить и с султанской дочерью.

– Михримах, – вздохнул султан, – я вижу, тебе неприятно присутствие Рустема-паши. Я избавлю тебя от этого. Завтра же паша вернется в санджак подальше от Стамбула. Жаль, конечно, он мне нужен здесь, я даже в будущем хотел сделать Рустема-пашу Великим визирем, но спокойствие любимой дочери дороже. Пожертвую Рустемом…

Михримах ахнула, но тут же осеклась, потупила глаза, пожала плечами.

– Нет, отец, зачем же! Если Рустем-паша столь ценен, пусть будет рядом с вами! Я не против…

– Ни к чему досаждать собственной дочери. Рустем-паша ценен, но твое спокойствие ценней. Пусть он приносит пользу далеко от Стамбула. Женю его на Ханзаде Султан и отправлю обратно в Диярбакыр…

– Ханзаде?!

Сулейману с трудом удалось сдержать улыбку.

– Да, она явно благоволит к Рустему-паше. Ему пора жениться… И тебе будет спокойней.

– Это он пожаловался?

– На что? Есть на что жаловаться?

В дверь постучали. Разрешив войти, Сулейман принял записку от Хуррем, прочитал, кивнул, отпуская Аббаса-агу.

– Передай, что я согласен.

Повернулся к сидевшей напряженно Михримах.

– Так есть на что жаловаться?

– Я вела себя сегодня неподобающе, Повелитель.

– Как?

Она опустила голову:

– Рисковала.

– От Рустема-паши получила нагоняй?

– Да…

– И после этого все равно не хочешь, чтобы я отправил его в Диярбакыр? Он вчера просил отпустить.

Принцесса вскинула на отца глаза.

– Просил?

– Да, ему надоела война с тобой.

Сулейман ждал реакции дочери, она получилась предсказуемой.

– Ну и пусть едет.

– Нет, он передумал. Наоборот, только что попросил твоей руки. Мы с Хуррем Султан дали свое согласие.

У Михримах кончились не только слова, кончился сам воздух в кабинете Повелителя. Раскрывала рот, как рыба, вытащенная из воды, – беззвучно.

– Что, ты против?

Опомнилась, опустила глаза, перевела дыхание.

– Я всегда послушна вашей воле, отец.

– Теперь будешь воле мужа. Я объявлю о подготовке к пышной свадьбе.

– Может, не надо?..

– Что не надо?

– Пышную…

Кабинет огласил хохот Повелителя.

– Но на само замужество ты согласна? Иди к себе. Или к матери, как хочешь.


Михримах отправилась к Роксолане, но по пути встретила… Рустема, который от будущей тещи как раз возвращался.

– Султанша… я просил вашей руки и получил согласие Повелителя и Хуррем Султан.

Она замерла совсем рядом, вскинула глаза.

– Я знаю…

Бровь Рустема невольно приподнялась.

– И не против?

В ответ бровь принцессы тоже приподнялась.

– Если вы разрешите мне ездить верхом.

Главный сад огласил смех паши.

– Только шагом…

– Вот еще! – не выдержала Михримах и бросилась почти бегом в покои матери.

Роксолана встретила дочь чуть смущенно.

– Михримах…

– Я знаю, Рустем-паша просил моей руки, и вы с отцом согласились.

– Нам показалось, что вы симпатизируете друг другу. Тебе ведь нравится Рустем-паша? – Глаза матери смотрели чуть лукаво.

Михримах повторила то, что сказала Рустему:

– Вот еще!

Глядя ей вслед, Роксолана покачала головой:

– Не завидую я Рустему… А может, наоборот, завидовать надо?

Замужем

Пышной свадьбы не получилось, большинство придворных еще не вернулись из Эдирне, но ее никто и не желал. Вернувшись в Стамбул, паши с изумлением узнали, что пока они месили грязь на осенних дорогах, Рустем-паша стал зятем Повелителя, 26 ноября 1539 года женившись на принцессе Михримах Султан.

Больше всего беспокоился Великий визирь Челеби Лютфи-паша, которого Сулейман сделал визирем этим летом после смерти от чумы предыдущего Великого визиря Аяза Мехмеда-паши. Лютфи-паша муж Шах Султан, потому брак между шехзаде Мехмедом и Эсмехан Султан так важен.

Но что же теперь будет? Не пожелает ли Повелитель сделать Великим визирем своего ближайшего зятя, ведь он ценит строптивую дочь не меньше своей супруги?

Все спрашивали друг друга, кто важней для Повелителя – муж сестры Лютфи-паша или муж дочери Рустем-паша?

Но еще до беспокойства придворных Михримах и Рустем пережили собственную свадьбу.

Сулейман не стал устраивать грандиозный праздник, мало того, в очередной раз нарушил обычай ради своих женщин – позволил Михримах – правда, под плотной накидкой, сидеть рядом со своим мужем почти все время пира и соревнований. Ему не пришло в голову, что увешанной драгоценностями, накрытой непроницаемой тканью, не имеющей возможности толком пошевелиться невесте вовсе не доставляло удовольствия слушать мужские крики и смех.

Михримах терпела, уговаривая сама себя, что теперь вообще подвластна воле супруга и если тот считает нужным держать ее в этакой клетке несколько часов, значит, так тому и быть.

У Михримах росло раздражение; если для кого свадьба и была праздником, то только не для нее. Роксолана издали смотрела не неподвижную фигуру закутанной в ткани дочери и жалела ее. Еще немного, и Сулейману стоит подсказать, чтобы отпустил молодых.

Михримах попыталась не думать ни о чем, просто сидела и ждала окончания праздника, устроенного в их с Рустемом честь. Муж… Как теперь себя с ним вести? Неужели стать послушной куклой, которой даже в седло запрещено садиться? Ну уж нет! Характер давал о себе знать, внутри независимо от ее благочестивых размышлений, вызванных долгой беседой с имамом, который объяснял ее обязанности доброй супруги, рождался протест.

Вдруг она почувствовала легкое прикосновение пальцев мужа к своему запястью. Рустем нашел ее руку под накидкой, легонько сжал.

– Устали, Михримах Султан?

– Надоело все, – призналась принцесса.

Ей действительно надоело сидеть куклой, практически ничего не видя, напряженно вслушиваясь, стараясь разобрать в грохоте многочисленных барабанов, одновременной игре многих инструментов, восторженном реве тысяч людских голосов, гвалте праздничной толпы хотя бы обрывки фраз.

Он не выпустил ее пальцы, напротив, захватил всю кисть руки. Рука сильная, ласковая. Прикосновение этих пальцев ей знакомо; не раз Рустем, еще не будучи пашой, поддерживал принцессу, когда учил птицей взлетать в седло и помогал спускаться на землю. Но то были совсем иные прикосновения – помощника, не мужа. Теперь его пальцы ласкали ее ладонь, успокаивая. Рука мужчины поглаживала руку женщины…

Внутри все сжалось, сладко сжалось от предвкушения чего-то волшебного…

Конечно, Михримах рассказали все, что должно произойти между ними в первую ночь и в последующие, она понимала это, но никто же не говорил о том, что простые прикосновения мужчины, с которым предстоит близость, могут быть так волнительны.

Михримах замерла. С одной стороны, ей очень хотелось, чтобы прикосновение длилось как можно дольше, с другой – принцесса понимала, что попадает в зависимость от этого мужчины, а она не привыкла зависеть от кого-либо, тем более от Рустема!

Постепенно раздражение снова взяло верх, тем более самого Рустема позвали в сторону, и он выпустил ладонь жены из своей руки. Всего лишь мгновение назад мечтавшая освободиться от плена, Михримах вдруг почувствовала страшную, невыносимую обиду! Как он мог отвлечься от нее на кого-то еще?! Казалось, что Рустем предал ее. Вот прямо на свадьбе предал, бросил, предпочел кого-то другого. Это мгновенное предпочтение было сродни измене!

А ничего не подозревавший Рустем разглядывал выступления перед их помостом.

Михримах сидела, поджав губы и стиснув зубы. Хорошо, что под накидкой этого никому не видно. Но долго терпеть это положение не смогла. Улучив момент, повернулась к Рустему и тихо прошипела:

– Не-на-вижу!..

Рустем на мгновение замер, но быстро взял себя в руки, наклонился к жене и тихонько произнес в ответ:

– Я тоже…

Вот теперь Михримах во стократ сильней порадовалась накидке на своей голове, потому что просто задохнулась от возмущения. Этот… этот… смеет ненавидеть ее?! Да он!.. ничтожество!.. султанский прихвостень!.. кто она и кто он?! Да что он себе позволяет?!

А Рустем и остальные гости спокойно наблюдали за представлением. Михримах из-под ее накидки плохо видно, что происходит на арене, она полагалась больше на слух, но лучше всего слышно мужа, сам голос которого оскорблял чувства принцессы.

На ее счастье, устал сам Повелитель. Султан поднялся, давая понять, что покидает праздник. Поднялись и остальные, Рустем поклонился султану, благодаря за дочь и присутствие на свадьбе.