Хорошенькое личико Минни посерьезнело; лицо Джорджа стало напряженным.

— Да, они пытаются наказать мою маму, — продолжала Шарлотта.

— Но почему? — изумился Джордж.

— Почему? Потому что она принцесса Уэльская, вот почему! А им это не нравится, ведь она немка и совсем не такая, как они... вдобавок она очень много смеется. Ах, жаль, что вы не были в Монтэгю-хаусе. Другого такого места больше нет. Но люди ненавидят маму и хотят ей навредить из-за того, что она на них не похожа.

— А как они ей навредят? — спросил Джордж.

— Вот это я и хочу выяснить, глупыш. Мне нужно это узнать и спасти маму.

Лицо Минни сморщилось: она терпеть не могла неприятностей.

Шарлотта внезапно ополчилась на Минни, ведь Минни являлась ее полной противоположностью: хорошенькая, миниатюрная, хрупкая, Минни была надежно защищена любовью своей дорогой мамочки, которая на самом деле вовсе и не мать ей, а миссис Фитцгерберт. Миссис Фитцгерберт удочерила Минни, но ей, вполне возможно, не разрешат больше быть опекуншей этой девчонки!

— Если б ты не была глухой, как пень, ты бы все давно разузнала. Наверняка они об этом говорили.

— Но Шарлотта, я ничего не слышала!

— Ну, еще бы, дуреха! Ты ничего не замечаешь. Ты слушаешь только свою дорогую мамочку, которая тебя успокаивает и уверяет, что никому не отдаст.

Шарлотта раскраснелась, длинные светло-каштановые волосы упали ей на лицо; она была не на шутку встревожена.

— Минни не дуреха, Шарлотта! — возмущенно воскликнул Джордж.

Ну вот! Даже Джордж, всегда плясавший под ее дудку — и тот на стороне Минни! Шарлотта так разозлилась на хорошенькую малышку, что схватила ее за ухо и сильно ущипнула. Минни закричала. Шарлотта тут же устыдилась своей вспышки.

— Но тебе ведь не больно! Или... б-больно? Бедняжка Минни, какая же я гадкая! Говорю о дурных людях, а сама такая же п-плохая. — Шарлотта поцеловала Минни. — Я чудовище. Милая, милая Минни! Дай-ка мне поглядеть на твое ушко! Ой, какое оно красное. Вот тебе мое ухо... Ну что, что тебе подарить, Минни? Чего ты хочешь больше всего на свете? Минни, дорогая, я вовсе не хотела щипать тебя, но ты должна попытаться выяснить, что затевается. Это очень важно.

— Не беспокойся, Шарлотта, — пробормотала Минни.

Раскаивающаяся Шарлотта была совершенно очаровательной, поэтому ради того, чтобы привести юную принцессу в покаянное расположение духа, можно было немного и помучиться.

— Мне уже не больно. А подслушать, о чем они говорят... что ж, я попытаюсь. Обязательно попытаюсь!

Джордж смотрел на них довольно возмущенно.

«Он любит Минни, — подумала Шарлотта, ощутив легкий укол ревности. — Все любят Минни. Наверное, потому что она такая добрая и хорошенькая».

— Я хочу выяснить, что происходит, почему мне теперь не позволяют ездить в Монтэгю-хаус, и что по этому поводу думает принц Уэльский.

— Он об этом Минни не скажет.

— Ну, разумеется, нет, болван! Но ведь они при ней разговаривают! Минни нужно лишь сделать вид, что она не слушает, а самой подслушать!

— Это нечестно.

— Ах, не корчи из себя святошу, Джордж Кеппел! Дверь открылась, и в комнату вошли две дамы — леди Клиффорд и миссис Фитцгерберт.

Взор ореховых глаз леди Клиффорд немедленно устремился на воспитанницу, на лбу залегла легкая морщинка.

«Должно быть, у меня опять неопрятный вид», — решила Шарлотта.

Леди Клиффорд была сущим драконом, но при этом побаивалась Шарлотту.

«Впрочем, так и должно быть, когда люди прислуживают будущей королеве, — сказала себе принцесса. — Она обязана приучить меня к дисциплине, однако не дай Бог нанести мне какое-нибудь оскорбление, я же потом, заполучив трон, это припомню — и ей, и ее семейству».

Бедная леди Клиффорд... Тюрбан на ее голове съехал набекрень. Ну почему она носит это безобразное старье? На дряблых щеках слишком много румян, они подчеркивают морщины. А в руке — табакерка, без которой леди Клиффорд просто не может жить. До чего ж эта старуха пристрастилась к табаку! Она его обожает почти так же, как бабушка-королева. Бабушку тоже зовут Шарлотта, а мама прозвала ее Старой Бегумой[2].

Правда, мама не очень хорошо говорит по-английски, и вместо «бегумы» у нее получается «бьегума».

«Старая Бегума», — бормотала себе под нос Шарлотта, оказавшись лицом к лицу с бабушкой, которую она ненавидела больше всех на свете.

А вот когда Шарлотта бывала в обществе миссис Фитцгерберт, у нее возникали смешанные чувства. Миссис Фитцгерберт держалась величественно, словно королева. Шарлотта считала ее красивой... может быть, самой красивой женщиной в мире. Ведь таково было мнение принца Уэльского, а он, как никто другой, разбирался в красоте и элегантности. Одевалась миссис Фитцгерберт неярко, зато наряды всегда ей шли. Она не пользовалась румянами, но ведь цвет лица у нее был идеальный — такой бело-розовой кожи ни у одной дамы, прибегавшей к сотне разных ухищрений, не было! А какие у миссис Фитцгерберт волосы! Роскошные золотистые волны, совершенно ненапудренные, естественные. Накладных волос она не признает. И вдобавок эта красавица еще и олицетворение материнства.

«Как, наверное, приятно плакать на ее великолепной, мягкой, пышной груди!» — думала Шарлотта.

Должно быть, отчасти поэтому принц Уэльский так любил миссис Фитцгерберт. Он ведь частенько плакал... разумеется, с присущей ему элегантностью. Иногда он плакал даже при Шарлотте, и она взирала на это в полном восхищении. Миссис Фитцгерберт была полной противоположностью принцессе Уэльской. Трудно себе представить более разных женщин. Как странно, что обе они папины жены! Но действительно ли они обе папины жены? Этого, похоже, никто не знает наверняка. Конечно, кроме миссис Фитцгерберт, которая, наверное, никогда бы так запросто не принимала принца в своем доме, если бы не считала его супругом.

«До чего ж у меня удивительная семья!» — подумала Шарлотта.

Миссис Фитцгерберт посмотрела на Минни, и в ее глазах засветилась материнская нежность. Шарлотте очень хотелось, чтобы кто-нибудь так смотрел и на нее. Да, у Шарлотты была мама, но хотя она осыпала ее поцелуями, закармливала самыми любимыми сластями и уверяла, что живет только предвкушением приезда дорогой дочки, принцесса Уэльская не проявляла по отношению к Шарлотте такой материнской заботы, как величавая миссис Фитцгерберт по отношению к Минни.

Минни сейчас тоже переменилась. Это была уже не кроткая девочка, которой в любой игре выпадала самая жалкая роль. Нет, это было уже не забитое существо, покорно сносящее издевательства Шарлотты и покровительство Джорджа Кеппела. Теперь перед ними стояла любимица семьи.

По-прежнему не отрывая глаз от Минни, миссис Фитцгерберт сказала:

— Его Королевское Высочество скоро будет здесь. Вы должны быть готовы предстать перед ним, если он пожелает вас увидеть.

Минни пришла в восторг, а Шарлотта и Джордж затрепетали, обуреваемые мрачными опасениями.

Леди Клиффорд тревожно оглядела свою подопечную.

— У вас очень растрепанные волосы, принцесса Шарлотта. Позвольте-ка мне взглянуть на ваши руки.

Шарлотта показала ей ладони, и леди Клиффорд раздосадованно воскликнула:

— Ай-ай-ай!

— Принцесса — такая резвушка, — с улыбкой молвила миссис Фитцгерберт. — Но руки надо помыть. Его Величество наверняка заметит, что они грязные. Он ведь ужасный чистюля.

И Шарлотта мигом позабыла о том, что собиралась заупрямиться — своим вызывающим поведением она хотела показать Джорджу и Минни, что ей никто не указ. Однако миссис Фитцгерберт все обязательно слушались... Шарлотта мельком подумала, что ее жизнь была бы совершенно иной, будь миссис Фитцгерберт единственной женой папы, а она, Шарлотта, ее дочерью. Хотя... подобные мысли — это предательство по отношению к милой маме, которая так горячо ее любит. И все же насколько счастливее — и... благообразнее! — была бы ее жизнь.

«Но, — подумала в следующую секунду Шарлотта, устыдившись своих предательских мыслей, — эта жизнь протекала бы гораздо скучнее, чем сейчас».

А Шарлотта обожала острые ощущения.

— Я бы на вашем месте, дорогая, немедленно пошла мыть руки. Тогда вы будете готовы к приходу Его Высочества.

И Шарлотта покорно поплелась за леди Клиффорд, а Минни и Джордж — пай-девочка и пай-мальчик, умудрившиеся не запачкаться — остались в обществе миссис Фитцгерберт.

Шарлотте принесли воды, и она принялась мыть руки, а леди Клиффорд разразилась длинной речью, которую Шарлотта слушала вполуха, однако все же уловила, что это были обычные призывы помнить то-то и то-то и не забываться в присутствии Его Высочества, дабы не опозориться самой и не опозорить свою гувернантку.

Шарлотте расчесали и аккуратно уложили ее длинные светло-каштановые волосы.

«Принцесса Шарлотта, стойте спокойно. Его Высочество недавно заметил, что...» «Принцесса Шарлотта, если вы начнете заикаться, говорите медленней. Это поможет справиться с заиканием».

Леди Клиффорд позволила себе лишнюю понюшку табака — в напряженный момент это ей всегда помогало. Шарлоттино платье немного запачкалось. Ах, Его Высочество непременно это заметит! Он ведь строгий судия во всем, что касается элегантности. Грязное платье девочки напомнит ему прискорбный факт: хотя принцесса Шарлотта похожа на него как две капли воды, привычки у нее материнские. Остается лишь уповать на воспитание, на то, что со временем все дурные свойства, унаследованные Шарлоттой от принцессы Уэльской, удастся искоренить.

Леди Клиффорд критически оглядела воспитанницу. Увы, принцесса была склонна забывать о том, что, приезжая в гости на Тилни-стрит, она может встретиться с отцом. В подобных случаях ей следовало бы воздерживаться от буйных проказ, которые она так любила. Но что тут поделаешь?! Ладно, хотя бы принцесса не перепачкалась с ног до головы — и то слава Богу!