Жюльетта Бенцони - Дочь последнего дуэлянта

Зрелище, представшее перед глазами Анны Австрийской, было весьма впечатляющим. Принцесса де Конде, которая, впрочем, не выглядела взволнованной, поддерживала под руку свою причудливо одетую кузину. На первый взгляд могло показаться, что достойная дама подверглась нападению. Но это было не так. Госпожа де Бутвиль вскочила с постели в ночной рубашке, наскоро накинула на себя то, что подвернулось под руку, и, находясь в страшном гневе, разорвала на себе платье. Мало этого, она явилась во дворец в домашних туфлях на босу ногу.

– Ваше Величество, – заговорила принцесса Шарлотта, стараясь говорить как можно спокойнее, – я привела к вам несчастную женщину, которая хочет просить королевского правосудия, обвиняя господина де Колиньи в похищении ее дочери Изабель.

Рыдания матери стали громче, ей вторила дочь Мари-Луиза, которая оплакивала скорее своего привратника, а не похищение сестры, чей сумасбродный характер она никогда не одобряла.

Королева постаралась утешить обеих женщин добрыми словами, распорядилась, чтобы камеристка принесла испанское вино и печенье, усадила их, а потом отвела в сторону госпожу де Конде.

– Мне кажется, моя дорогая, что я не должна чересчур спешить с наказанием виновного. Мне почему-то кажется, что Изабель де Бутвиль будет огорчена, если мы испортим ей всю радость арестом Колиньи, а госпожа де Бутвиль, как бы ни была сейчас расстроена, расстроится еще больше, если ей доставят молодого Колиньи до того, как он станет ее зятем.

Шарлотта сдержала улыбку и сказала, стараясь говорить как можно тише:

– Ради бога, Ваше Величество, не заставляйте меня и дальше разыгрывать мою не слишком завидную роль. Поверьте, мне непросто с ней справляться. На самом деле виной всему мой несносный сын – он устроил побег, которым все участники довольны.

– Значит, постараемся успокоить обеих дам, по крайней мере, на эту ночь. А завтра я посоветуюсь с кардиналом Мазарини, и мы решим, каким образом нам лучше всего действовать.

Четверть часа спустя мать с дочерью несколько успокоились и обрели уверенность, что все будет поставлено на ноги ради того, чтобы отплатить за нанесенную им обиду. В сопровождении выделенного им эскорта, который должен был сопроводить их до дому, они удалились. Королева наконец-то могла лечь спать.

Успокоить родителей Гаспара оказалось еще труднее, впрочем, они так и не успокоились. Старый маршал так разбушевался, что уже через несколько часов весь Париж знал о бегстве двух влюбленных. Весть облетела все гостиные, и в салоне госпожи де Рамбуйе Вуатюр сложил стихотворное послание, обращенное к Гаспару:

И еще десять страниц, все в том же духе. Ла Менардьер вступил с ним в соревнование, написав довольно фривольное рондо, за которым последовали и другие. Скандал породил лавину соленых и подсоленных шуточек и прославлений в стихах и прозе, что подливало масла в огонь и поддерживало непримиримый дух госпожи де Бутвиль. Она обратилась в Парламент с жалобой, желая получить официальное разрешение преследовать Гаспара де Колиньи, соблазнителя и похитителя ее дочери Изабель, с тем чтобы его приговорили к отсечению головы!

Маршал в свою очередь обратился в другую судебную инстанцию с требованием, чтобы брак, заключенный в Шато-Тьери, был признан недействительным, так как он был тайным и незаконным, ибо его сын не достиг двадцати пяти лет, то есть возраста совершеннолетия, и не имел права жениться без родительского согласия.

Страсти кипели, а в это время под сенью могучих крепостных стен Стенэ и под охраной начальника ее гарнизона, господина де Шамийи, молодожены, которые нигде не появлялись и никому не показывались, проживали блаженные дни и ночи. В объятиях своего супруга Изабель с восхищением открывала страну любви, а Гаспар, неустанно восхищаясь прелестью своей юной супруги, никак не мог насытиться и так искусно возбуждал в ней ответный огонь желания, что почти все время они проводили в своей спальне, вызывая завистливое удивление у немногочисленных обитателей крепости.

Между тем настал час, когда им пришлось вернуться к прозаической действительности. Они спрятались от нее, но она настойчиво призывала к себе.

Герцог Энгиенский пристально следил за бушующими в Париже страстями, выступал при необходимости защитником своего друга и прислал ему письмо с просьбой изложить во всех подробностях обстоятельства своей женитьбы[22]. Гаспар взялся за перо.

С находчивостью, которая нечасто встречается у отважных воинов, Гаспар, желая использовать и расположение королевы и влияние кардинала, начал с пространного выражения почтения и любви к своим родителям. После чего хитроумно заявил, что его сыновние чувства, которые он продолжает испытывать к отцу и матери, не могли помешать ему жаждать вечного спасения души, и он благодарен Господу за то, что Он сподобил его благодати открыть для себя истину католической веры. Затем следовал небольшой панегирик набожности и добродетелям госпожи де Бутвиль, а также известным всем достоинствам ее дочери. Завершил он свое послание упоминанием о гонении, которому подвергся от своих родителей: ему запрещалось посещать святую мессу в Шатильоне, хотя и за это он не таит на них зла и просит прощения за свое им упорное противостояние.

Еще немного, и Гаспар де Колиньи предстал бы мучеником за веру…

Но, несмотря на немалый талант автора, этот литературный опус не впечатлил Парламент, куда представил его герцог Энгиенский. Парламент ответил на него документом, который подтверждал, что брак, заключенный в Шато-Тьери, был тайным. Зато по желанию королевы Мазарини написал длинное письмо маршалу, в котором уговаривал его отказаться от затеянного процесса, призывал к примирению с сыном, обещая с одобрения Ее Величества лично следить за продвижением по службе такого великолепного воина.

Ответ оскорбленного отца не внушал больших надежд на лучшее. Поблагодарив кардинала за его обещания, маршал давал понять, что в его намерения не входит отказываться от процесса.

Влюбленные взволновались всерьез. Гаспар написал герцогу Энгиенскому, умоляя его повидаться с нунцием и попросить ни больше ни меньше как поддержки римского папы. Однако герцог усмотрел для Гаспара еще более надежную защиту, о которой сам он в лихорадке волнений позабыл: молодому де Колиньи только что исполнилось двадцать пять лет. Таким образом, теперь он был волен жениться на ком угодно без согласия родителей. Оставалось обвинение в том, что брак был тайным.

Получив разъяснения и рекомендации от своего командующего и друга, Гаспар расхохотался.

– Любовь моя, – обратился он к своей жене, – нам с тобой придется вернуться в Шато-Тьери.

– Господи, но зачем?

– Чтобы обвенчаться.

– Но разве мы с тобой не обвенчаны?

– Не совсем так, как того требует закон. Наше с тобой венчание было совершено секретно, а значит, слишком поспешно. На этот раз все будет по правилам. Мы должны прибыть туда через три дня, и Людовик пишет, что к нашему приезду все будет готово.

В самом деле, когда они въехали в маленький городок, он был весь украшен цветами. Супругам дали время привести себя в порядок после дороги, а затем сопроводили в церковь Сен-Крепен. И там они были обвенчаны с соблюдением обряда. Обряд совершил главный священник церкви совместно со всем своим клиром в присутствии знатных людей города, королевских нотариусов и простых горожан, словом, всех, кто подтверждал своим присутствием публичность совершенного акта. Супруги были так хороши, что, когда они вышли из церкви, горожане приветствовали их восторженными криками и бросали им цветы. Толпа проводила молодых до городской ратуши, где их ожидало настоящее свадебное пиршество. Сияющая Изабель в белом атласном платье – подарке принцессы Шарлотты, который она, приехав, нашла в отведенной ей комнате, очаровала всех: мужчин – своей красотой, женщин – любезностью и остроумием.

– Просто не верится, – шепнула она мужу, – неужели мы можем быть счастливыми у себя дома и ни от кого больше не прятаться? Однако почему у вас нерадостный вид?

– Дело в том… что… мм… нам еще на какое-то время придется побыть счастливыми в Стенэ, – ответил Гаспар с кисло-сладкой улыбкой.

– Почему же это? Мне кажется, на этот раз мы обвенчаны по закону.

– Без всякого сомнения, но мы не можем вернуться в Париж прежде, чем Парламент зарегистрирует дату нашего второго венчания и откажет в поданных исках моему достопочтенному отцу и вашей дражайшей матушке.

– Не может этого быть!

– Может, моя дорогая. Итак, в путь! И не отчаивайтесь. Разве я не с вами? Разве не принадлежу вам душой и телом? В Париже уже такого не будет. А сейчас мы спокойно вернемся в Стенэ и будем любить друг друга, не опасаясь досадных помех и вторжений.

Изабель со смехом бросилась ему на шею.

– Вы правы, сердце мое! Вернемся и будем любить друг друга!

Прежде чем покинуть Шато-Тьери, Гаспар написал благодарственное письмо герцогу Энгиенскому, который неустанно подтверждал благодеяниями свои дружеские чувства и пообещал ему написать более подробно позже.

Второе пребывание супругов в Стенэ было куда более коротким. На этот раз венчание беглецов прошло без осложнений. Кардинал Мазарини и папский нунций сумели убедить маршала де Шатильона не противиться этому браку, и тот, смирившись, отказался от процесса. Однако упрямый, как буйвол, он поставил молодым супругам условие, о котором им сообщила принцесса Шарлотта, когда они, наконец, добрались до особняка Конде.

– Ваш отец хочет, чтобы ваш брак был торжественно подтвержден в Париже.

– Как? Торжественной церемонии в Шато-Тьери ему недостаточно? – возмущенно повысил голос Гаспар, выйдя из себя. – Что ему еще от нас надо? Может быть, он хочет, чтобы мы отправились в Рим за благословением самого папы? Я солдат, черт побери, и должен сражаться рядом с господином герцогом на поле брани!