— Моя покойная мать, — улыбаясь, сказала Мухаррама, — не раз говаривала, что миршабы не пускают женщин в свое учреждение. А о том, чтобы их спрашивать о здоровье, и речи быть не могло! Слава богу, в наше время все это изменилось… Нас, беспомощных, слабых, как равных допускает к себе ваша милость, да еще о здоровье спрашивает. Слава богу, тысячу раз слава!

— В наше время, — подхватил шутку миршаб, — такие слабые, беспомощные, как вы, могут самих защитников государства защитить! Ну а теперь — к делу! Я пригласил вас в необычный час для того, чтобы наша встреча осталась в тайне, чтобы недруги ничего о ней не знали. Сейчас никого здесь нет, никто нас не услышит, и давайте говорить открыто.

— Что у меня, сто голов, чтобы лукавить с вами?!

— Вы, кажется, немного обижены на меня, вернее, на моих подчиненных?

— Я слишком поздно узнал об их поступках. Ну, это больше не повторится. Баня Кунджак ваша, что хотите, то в ней и делайте! Но при условии, что и вы мне поможете.

Мухарраме стало ясно, для чего ее позвал миршаб, он нуждается в ней, без нее не может обойтись. Быстро сообразив все это, она сказала:

— Чем я, слабая, словно горсть перышек, могу помочь вашей милости? Миршаб понял ход ее мысли.

— Я ведь сказал, давайте не лукавить. Насколько вы слабы, мне хорошо известно… — сказал он, усмехнувшись. — Если ваши перышки из серебра, я на каждое посажу по рубину, если из золота — по алмазу. На этот раз мое слово крепко, обещание я сдержу!

— Приказывайте! — подумав, сказала Мухаррама. — Смотря по предложению и мои перья примут окраску…

— А дело вот какое, — понизив голос, сказал миршаб. — Нужно найти девушку для его высочества… Такую девушку, чтобы магнитом его к себе притянула…

— Девушек в стране его высочества много, немало и поставщиков этих девушек. Что же мы будем у них отбивать хлеб?

Миршаб удивленно взглянул на нее: что она, притворяется или действительно ничего не понимает?

Мухаррама, конечно, главное поняла, но надо было заставить миршаба раскрыться до конца, чтобы содрать с него побольше.

Миршаб тем временем говорил:

— Бросьте ваши штучки. Лет десять назад они, может, и подходили, когда влюбленные в вас мужчины исполняли все ваши капризы и прихоти, но то время прошло. Слушайте меня внимательно: нужна умная, красивая, образованная девушка, искусная во всех делах, мудрая, как большой ученый, и эту девушку необходимо преподнести эмиру.

— А что случилось, его высочество больны? Никак вас не пойму.

— Боже упаси! Его высочество, слава богу, здоровы. Но мы, его верные слуги, обязаны заботиться постоянно о том, чтобы доставить ему что-нибудь приятное, чтобы дни его проходили в радости. Разум и красота девушки, которую мы ищем, должны отвлечь его высочество от всяких забот и печальных мыслей. Все поставщицы, даже сама Бахшанда, до сих пор не могут найти такую девушку. Они смотрят только на внешность, понять, умна ли девушка, глупа ли, они не могут. Это под силу только вам. А я вам помогу советом.

Теперь понятно?

— Понятно, — коротко ответила Мухаррама. Наступило молчание. Миршаб первый нарушил его:

— Ну, если вы поняли, так отвечайте.

— Что мне сказать? — лукаво улыбаясь, заговорила Мухаррама. — Нелегко найти такую девушку. Нужны золотые перья и крылья, чтобы взлететь высоко, а мои сейчас — из соломы и тряпок.

Миршаб развеселился, ему понравились эти слова, и, громко расхохотавшись, он игриво ткнул ее в бок.

— Сделаем и перья и крылья из чего хотите, милая Мухаррама! Было бы это лет пятнадцать назад, рабом бы вашим стал. А вот и задаточек, пока что от кусочка теста — пресная лепешка.

Поиграв кожаным мешочком с деньгами, Мухаррама вернула его миршабу, сказав:

— Я не могу есть пресное, желчь закипает. Скажите лучше правду, что-то таится…

Миршаб, взяв мешочек, бросил его обратно со словами:

— Это поручение его милости кушбеги. Девушка должна быть найдена в этом месяце, а в начале следующего — подарена эмиру. Вот все, что я могу сказать. Это дело государственной важности, и никто о нем знать не должен. Если ты справишься с ним, тебя осыплют золотом.

Мухаррама поняла, что дело весьма серьезное, она поняла это по низко опущенным векам миршаба, по неожиданному переходу его с вы на ты.

— Ради его высочества, — сказала хитрая Мухаррама, — я сделаю все! Но нужно время, нужно много времени, чтобы найти подходящую девушку и подготовить все для этого.

— Срок — начало месяца!

— Начало следующего месяца?!

— Я сообщу его превосходительству кушбеги, а ты действуй! Но это еще не все, мне нужно с тобой посоветоваться. Ты знаешь мою дочь? Она не очень хороша собой, да и возраст уже немалый. В одном хорошем доме устроили помолвку, а теперь много хлопот, готовимся к тою…

— Вот это хорошо! Побольше бы у нас было тоев!..

— Аминь! — торжественно произнес миршаб и, понизив голос, продолжал: — Вот я к тому и говорю, не внеси случайно в список мою Шамсию.

— Вашу дочь? — изумилась Мухаррама. — За кого вы меня принимаете, меня, вашу верную служанку? Неужели я предам своего покровителя! Вашу дочь!..

— Ну а другие? Бахшанда?

— О них ничего не знаю.

— Неправда!

— Мне это в голову не приходило. Неужели кто-нибудь из поставщиц осмелился бы на такое дело?

— Ну хорошо, — успокоился миршаб. — Но я тебе поручаю и это. Разузнай все у своих женщин, расспроси, не подавая вида, что тебе что-либо известно… Посмотрим, как они ответят. Если она попала в чей-нибудь список, сообщи мне, я поскорей приму меры.

— Непременно!

— Возьми вот эти тридцать монет! Все расходы за мой счет! Мухаррама снова отказалась от денег, но миршаб насильно всунул их ей и опять обещал, что никто из его подчиненных не будет вмешиваться в ее дела. В конце концов она взяла деньги и с удовлетворением подумала: как хорошо, что толстяк у нее в руках. Все удачно обернулось! Пообещав выполнить его поручения, она набросила на голову паранджу, опустила сетку и ушла.

По дороге в баню Мухаррама вдруг призадумалась: а почему кушбеги не поручил непосредственно ей этого дела? И почему понадобилась умница, искусная во всех делах, а не просто красивая девушка? По многолетнему опыту Мухаррама знала, что эмиру и его приближенным нужны просто молоденькие, хорошенькие, игривые — вот и все, их ум и способности мало кого волнует. Нет, конечно, здесь кроется какая-то тайна. Разведать ее можно, но сначала нужно найти девушку. А где ее искать?

Дом Ходжа-Убон находился в квартале, носящем его имя. Квартал расположен недалеко от медресе Ходжааспгардон, у хауза Арбоб. Высокие ворота дома выходят на улицу. За воротами широкий проход подводит к калитке во внутренний двор, справа от калитки крытое помещение, похожее на большую конюшню, отделенное от прохода высоким крыльцом. Но не кони содержались в этой конюшне. Там были прикованы цепями к столбам и стенам люди. Их шеи, руки и ноги были в оковах. Обнаженные до пояса, босые, с непокрытой головой, они являли страшное зрелище. Одни тихо стонали, покорные, подавленные, другие бились, плакали, кричали, рвались неизвестно куда.

Это был дом для умалишенных. Предполагалось, что здесь лечат душевнобольных, но в действительности об этих несчастных никто не заботился, они были заброшены, предоставлены самим себе, с ними обращались, как с животными. Пищей служила сухая лепешка да глоток сырой воды, спали они прямо на жесткой земле, днем и ночью закованные в цепи. Если к этому прибавить, что их ежедневно хлестали нагайкой, то картина мучений станет еще ужаснее. Кто эти люди, чем они занимались до того, как попали сюда, — никто не знает, их всех объединяет одно слово: девона — безумные.

И вот Хайдаркула решено было поместить в этот дом. Для начала туда отправился кори Шариф. Он явился к владельцу дома и наплел ему целую историю: к нему, мол, земляки привезли из Каждумакского тумена дальнего родственника и оставили на попечение. А родственник оказался не в себе, заговаривается. Лекари считают, что на выздоровление надежды нет, но он, кори Шариф, верит во врачебное искусство его милости ходжи и в чудеса этого дома… Так вот, не возьмется ли ходжа за его лечение? Не подержит ли больного хотя бы два месяца у себя? Вылечит его — хорошо, а не вылечит, кори Шариф, покорясь судьбе, все равно заберет его.

Плата за лечение и содержание больного была предложена хорошая, и ходжа согласился.

Вечером три друга — кори Шариф, кори Усман и Ашраф-джан, — поддерживая Хайдаркула, направились в Ходжа-Убон.

Приблизясь к сумасшедшему дому, Хайдаркул стал разыгрывать безумного.

— Истина или друг! — вскрикивал он. — Звезды с неба подмигнули мне, дали понять, что завтра утром в Бухаре пойдет снег. Да, да, снег пойдет и спадет жара. В медресе Мири Араб из купола не будет выходить пар. При виде миршаба сердца у всех каменеют… Кто посмеет назвать меня девона, получит от миршаба двести ударов нагайки…

У самого дома Хайдаркул дико закричал:

— Эй, кори Шариф, куда ты меня завел?! Обещал отвести к невесте, а это что? Если такой дом у невесты, я отказываюсь жениться! Нет, нет, не войду сюда… Не надо мне жены, оставьте меня!

Как ни сопротивлялся Хайдаркул для виду, друзья втолкнули его во двор. Там в это время сидел на суфе сам ходжа со своими гостями. По его указанию служители схватили Хайдаркула, втащили на суфу. Почтительно сложив руки на животе, поднялись на суфу три друга, поздоровались с ходжой и его гостями и скромно уселись в сторонке.

— А, это вы, кори Шариф, — заговорил ходжа, — привели больного родственника? Очень хорошо! Как его зовут?

— Его… зовут… Дехканбай, — ответил, немного растерявшись, кори Шариф. — Он — дехканин, человек очень хороший…

— Не Дехканбай мое имя, а дехканин-бедняк вмешался Хайдар-кул, подчеркнув слово бай. — Этот кори Шариф всех баями хочет сделать, только дайте ему такое право! А где же имам? Кто прочитает обручальные молитвы?