– Мы же никуда не спешим, правильно? У нас целый вечер и целая ночь впереди…

Ночь была, но прошла она так быстро, что когда Берта увидела проявившийся в предутренней мгле силуэт старого собора, то выскочила из постели и плотно задернула шторы. Ей не хотелось пускать сюда утро, которое обязательно разлучит ее с тем, кто так безмятежно сейчас спал рядом. Тот, кто этой ночью подарил ей наслаждение. Тот, кто заставил ее ночью произнести «люблю». Берта, проснувшись, боялась пошевелиться. Сказка, в которую так внезапно превратилась эта поездка, не должна была кончаться. «Конечно, это не любовь. Я еще и сама не знаю, что это такое, и для меня главное – мои планы, моя жизнь!» – думала она, глядя на спящего Егора, а сама в душе понимала, как резко ее жизнь переменилась за одну ночь. «Так не бывает. Время покажет. Я не буду спешить», – опять одергивала она себя. Но руки ее обнимали плечи мужчины, и все доводы, планы и намерения сразу же превращались в призраков.

Утро все-таки наступило, и было оно таким же жарким, как и ночь. Егор, увидевший Берту в одной тоненькой рубашке, напрочь забыл об открытии выставки, о том, что опаздывать нельзя, так как его ждут журналисты. Все эти важные дела отошли на второй план, все заслонила фигурка этой девушки с белыми, словно выбеленными солнцем и солью волосами, девушки, чьи зеленые глаза не давали ему покоя уже два года. И только слово, данное Дэннису, их договоренность, что выбор сделает она сама, не позволяли ему проявить свои чувства. Но сейчас, здесь, в Страсбурге, она сама подала ему знак. Он безошибочно это распознал и не смог сдержать себя.

Открытие они пропустили, как пропустили пресс-конференцию и фуршет. Вместо всех этих официальных мероприятий они уселись на речной теплоходик и поплыли по старому городу, украшенному красной геранью и еловыми ветками. Они держались за руки под большим пледом, которым укрылись от свежего речного воздуха, и молчали. Молчали, потому что не могли выразить свои чувства, опасения и страхи. Они жили только сегодняшним днем, сегодняшним вечером и сегодняшней ночью.

Обедали Берта и Егор в ресторанчике на соборной площади. Заказав традиционный суп «три мяса» – в глубокой тарелке лежал и кусок говядины с жилкой и жирком, отварная ветчина и куриная лапка, а все это украшали сельдерей и морковь, – они набросились на него, словно не ели вечность, а насытившись, еще долго сидели за столиком, попивая вино и разглядывая прохожих. Они никуда не спешили. Они наслаждались каждой минутой, ценя ее на вес золота – эти минуты потом войдут в память как самое счастливое время, принадлежавшее только им двоим. Берта сдалась – она уже ничего не просчитывала, ничего не взвешивала, ничего и никого не сравнивала – она жила только этим смешливым лицом, этими темными глазами, которые смотрели сейчас на нее с такой любовью. При взгляде на его руки она краснела, невольно вспоминая прошлую ночь.

Неделя пролетела незаметно. За это время они поняли, что оторваться друг от друга невозможно, что у них много общего – вкусы, пристрастия, привычки и есть часть жизни – персонажи, понятия, отношения, – которая неприемлема для них обоих. Как-то, когда они допоздна засиделись в какой-то кофейне, она сказала ему:

– Видишь ли, мне всегда казалось, что людей объединяет нелюбовь. Любим же мы все одинаковое – сладкое, красивое, удобное. А вот не любим мы разное…

Егор слушал ее внимательно, уже не посмеиваясь. В его лице было что-то, отчего сердце замирало и что узнать было страшно. Как-то она спросила:

– Почему я счастлива, но беспокойна? Что это может быть?

Егор обнял ее и ничего не ответил. В его объятиях эта непонятная тревога исчезала, и сама для себя она вдруг нашла ответ: «Это – любовь. Я просто никого еще так не любила. Это – она, такая тревожная».

Улетали они из Страсбурга влюбленные и вдруг осознавшие, что знают друг друга целую вечность.

Через две недели после возвращения из Страсбурга Берта встретилась с Дэннисом. В тот день в Лондон пришла зима. Самая настоящая лондонская зима, опустившая столбик термометра до плюс пяти градусов. Берта, закаленная родным климатом, только посмеивалась, глядя на встревоженную местную публику. Солнце слегка согрело день. Берта в уютном кашемировом пальто и берете цвета сливок приехала в Лондон ранним поездом – ей хотелось в одиночестве пройтись по улицам. Она неспешно шла и ловила взгляды проходивших мимо мужчин – она уже привыкла к этому. Ее внешность служила одновременно и приманкой, и защитой – не оглянуться на нее нельзя было, но подойти к такой красавице не всякий решался. Сейчас она, равнодушная к вниманию, с наслаждением вдыхала холодный воздух. В ее жизни все шло по плану. Правда, немного изменившемуся.

Дэннис сидел уже в ресторанчике – здесь подавали недорогие итальянские блюда из сыра. Перед Дэннисом стоял бокал с вином, при виде Берты он встал и, залившись румянцем, поцеловал ее в щеку. Она улыбнулась и ответила ему таким же дружеским поцелуем. Дэннис пытливо посмотрел на нее, но вопросов не задал, как бы высокомерно отметая все обстоятельства, которые могли бы возникнуть на пути их отношений.

– Я очень рад тебя видеть! Ты Лондон совсем забыла. До Рождества осталось совсем мало времени, а потому давай договоримся – поедем вместе, как в прошлый раз. Я за тобой заеду. Только возьми теплую одежду. Отец решил всех свозить в старый родовой замок. Там, по моим воспоминаниям, холодно, – Дэннис сдержанно улыбнулся и добавил: – Я очень скучаю, ты, наверное, поняла это.

Берта посмотрела на него с невыразимым сожалением и, немного запинаясь, произнесла:

– Дэннис, я вряд ли смогу поехать к вам на Рождество. Дело в том, что я выхожу замуж.

В его лице ничего не переменилось, только пунцовый румянец залил щеки и пробрался под рыжие волосы.

– Вот как?! За кого?

– За Егора.

Только в литературе паузы бывают бесконечными. В кино и в жизни они мимолетные. В кино по причине дороговизны съемочного дня, в жизни из-за несдержанности человеческих характеров. Берта вздохнула и, глядя мимо Дэнниса, произнесла:

– Ты меня, пожалуйста, выслушай. Ведь ты же близкий мне человек, правда? А значит, я могу быть с тобой откровенной. И даже если сейчас так получилось, что наши отношения не перешли во что-то более глубокое, это же не значит, что мы с тобой должны стать врагами.

Дэннис как-то странно скривил губы, и, испугавшись, что он сейчас закричит, Берта торопливо продолжила:

– Ты знаешь, что скоро я должна уехать домой. Диплом не за горами, мне, правда, предлагают практику, но там почти ничего не платят, а рассчитывать на помощь родных я не имею права. Более того, я должна позаботиться о них – в России сейчас очень непростые времена. Я буду честна перед тобой. Хорошее, как у нас принято говорить, выгодное замужество – это мой шанс. Шанс не только зажить спокойной, обеспеченной жизнью, но и взять старт. Я ведь не хочу быть домохозяйкой, пусть даже очень богатой или титулованной – я хочу работать, работать на себя. Быть самостоятельной и никогда ни от кого не зависеть. Я хочу открыть свой бизнес, я мечтаю о карьере. Я должна построить свою жизнь так, как мечтала все эти годы. Я выхожу за Егора потому, что вижу в нем, как бы это сказать, трамплин. У него огромный дом, он может принести хорошие деньги, все только зависит от того, как его использовать, а деньги дадут мне свободу. Ты понимаешь меня? Егор никогда не будет вмешиваться в мои дела, я буду свободна в своих шагах!

Берта перевела дух – для дальнейшего вранья нужны были силы. Ей не хотелось дать понять Дэннису, что свой выбор она сделала, потому что без памяти влюбилась в Егора. Дэннис мог ей пригодиться, а потому она отчаянно врала:

– Видишь, я с тобой честна. Я признаюсь, что мой выбор – это выбор сугубо практический. Это выбор человека, который вынужден думать не о любви, а о деньгах. Я знаю, это не очень хорошо и о таких вещах люди не говорят. Но я очень ценю твое отношение ко мне, ты мне очень… – тут Берта приложила усилия и деликатно шмыгнула носом, – дорог. Да и твоя семья, особенно отец так добр ко мне… Я не имею права пользоваться вашей добротой, не имею права тебя обманывать…

Берта помолчала, потом вытащила из сумочки платочек и промокнула глаза. «Господи, совсем как у Барбары Картленд, – подумала она, – не хватает только обморока!» Краем глаза она наблюдала за Дэннисом. Став совсем пунцовым, тот не сводил с нее глаз, а скривившиеся губы теперь вовсе превратились в какое-то подобие усмешки.

– Так ты выходишь замуж за Егора? – Дэннис как будто только сейчас включился в разговор.

– Да, – мягко, но упрямо ответила Берта. – Я выхожу замуж за Егора. Так надо. Это необходимость. Меня заставляют обстоятельства.

– Ты с ума сошла! Ты выходишь замуж за этого сквоттера?! – Дэннис зло рассмеялся.

– Я не поняла тебя…

– Да что тут непонятного! Ты выходишь замуж за бродягу. У него ничего нет, кроме его картин и какого-то жалкого пособия! Ну, еще его отец, живущий в Америке, присылает какие-то крохи.

– Ты злишься, это понятно. Но ты думаешь…

– Думаю! Думаю! Я всегда знал, что ты можешь влюбиться только в деньги и титул. Только в случае с Егором ты продешевила! Я это все говорю, потому что знаю, а ты… Ты совсем не знаешь нашей жизни, наших порядков и законов… Ты понятия не имеешь, что, если человек снял дом и живет в нем более пяти лет, выселить его оттуда крайне тяжело. Поскольку жилец попадает в разряд «постоянно живущих». Есть в английской юриспруденции такое понятие. У нас поэтому не любят сдавать недвижимость на длительный срок – год, не больше. Егор и еще пара таких же неудачников этот особняк сняли давно, а выселить их не могут. Такие вот у нас законы.

Берта смотрела на Дэнниса. В его лице она видела все пороки рода Кэмбвеллов. Минуту-другую она выждала, а потом молча встала, оделась и вышла на улицу. За ней выскочил Дэннис:

– Самое верное ты сказала сейчас – тебе важны деньги! Тебе ничего больше не надо! Тебе плевать на людей, которые к тебе хорошо относятся! – Дэннис схватил Берту за руку и не отпускал.