Сара всхлипнула:

– Но ведь это из-за меня мама убежала.

– Ничего подобного. Я не знаю, почему уехала твоя мама, но это не имеет к тебе никакого отношения. Мама тебя любила, я в этом уверена.

– Почему? – шепнула Сара. – Почему ты в этом уверена?

– Потому что… – Рина осеклась, вспомнив слова Квина о том, что она ничем не обязана Тревелинам, что она для них – ничто. Завтра она станет для Сары лишь воспоминанием. Так что разумнее всего – держаться от Сары подальше. Но Рина сама много страдала и не могла отвернуться от страдающего ребенка. Особенно от ребенка, который так отчаянно нуждался в любви…

Сабрина же отчаянно нуждалась в том, чтобы дарить любовь. Она еще крепче обняла девочку.

– Я знаю, твоя мама тебя любила, потому что я тоже тебя люблю. Но я не знала, как сильно люблю, не знала, пока не испугалась, что могу тебя потерять.

Сара улыбнулась сквозь слезы, и эта улыбка стала для Рины драгоценнейшим даром.

Теперь обрыв уже не казался таким опасным, а ветер – таким холодным. Сара же, оживившись, говорила без умолку, словно пыталась выговориться после долгого молчания. Она рассказывала Рине обо всем на свете. О своем поразительно умном пони. О цветах, которые сама посадила в конце сада. Рассказывала, как рыбаки ловят рыбу в бухте. Как облака в летние дни образуют на небе различные фигуры. Девочка говорила, говорила и говорила, и Рина впитывала каждое ее слово, ведь она сделала Сару счастливой хотя бы на время, возможно, даже отчасти залечила ту душевную рану, которую нанесла дочери Изабелла…

Сабрина нахмурилась. Она вспомнила рассказ Касси о письме Изабеллы, в котором та просила подругу попрощаться за нее с детьми. Но она не сказала ни слова про «камни на шее». Зачем Фицрою придумывать такие жестокие слова?

– Сара, когда дядя Парис говорил о твоей маме, он точно передавал все, что было написано в письме?

Сара пожала плечами:

– Не знаю. Может быть, дядя Парис что-то и забыл. Я однажды слышала о человеке, который не мог вспомнить свое собственное имя. Он торговал рыбой в Пензансе, и его ударило по голове тележкой молочника…

Рина слушала рассказ Сары вполуха. За годы, прожитые с отцом, у нее развилось особое чутье на обман. Очередная история Сары явно не вызывала доверия. И выдумки девочки почему-то взволновали Рину – по спине ее пробежал холодок, словно призрак Изабеллы подошел к ней и опустил на плечо ледяную руку…

Раздавшийся сверху крик заставил ее вздрогнуть:

– Эй, мисс Уинтроп! Леди Сара!

– Мы здесь! – отозвалась Сабрина, вскочив на ноги. Она приложила ладони к губам и прокричала: – Мы здесь, внизу!

Наверху началась суета, вниз посыпались камни и обломки скал. Рина прикрывала Сару своим телом. И вдруг увидела рядом молодого мужчину в куртке рудокопа – он спрыгнул на карниз.

– Здравствуйте. Меня зовут Даффи, – сказал он, вежливо поднося руку к полям своей шляпы, словно они встретились где-нибудь на дороге, а не над пропастью. Рудокоп дернул за веревку, обмотанную вокруг пояса. Затем задрал голову и зычным голосом закричал: – Эй! Они здесь, и в полном порядке. Я сперва подниму маленькую мисс.

– Прошу вас, мистер Даффи, осторожнее, – попросила Рина. – Она повредила лодыжку, возможно, у нее растяжение.

– Не тревожьтесь, мисс. У меня у самого дома шестеро, и дня не проходит, чтобы хоть один не явился с синяком или шишкой. Хозяйка моя просто с ума сходит. Так что я знаю, как обращаться с детьми. Ну, хватайтесь руками за мою шею, леди Сара, и кивните, когда будете готовы к подъему.

Даффи дважды дернул за веревку – и вместе с девочкой вознесся к небу. Сабрина, прикрыв глаза ладонью, наблюдала за ними. Когда они достигли вершины, она с облегчением вздохнула.

Через несколько минут Даффи вернулся и обвязал веревку вокруг талии Рины. На несколько страшных мгновений она зависла над кипящим внизу морем. Потом веревку потащили вверх, и Рина, помогая себе руками и ногами, взобралась на вершину.

Тотчас же ее окружили слуга, пришедшие из Рейвенсхолда, и добрая половина обитателей деревни. Рина осмотрелась, надеясь увидеть Сару или ее отца.

А если он не явился? Что, если он послал слуг спасать Сару? Но для дочери его отсутствие – доказательство того, что он ее не любит. «Господи, неужели у этого человека нет сердца? Я считала, что даже для него жизнь дочери важнее дел».

– С вами все в порядке, мисс?

Сабрина обернулась и оказалась лицом к лицу с Тоби, молодым человеком, который сопровождал их с Эми во время верховой прогулки в ее первый день в Рейвенсхолде.

Рина улыбнулась:

– Все в порядке, Тоби. Только я волнуюсь из-за Сары.

Я ее здесь не вижу.

– Ее светлость вон там, – ответил юноша, указывая за спину Рины.

Девушка обернулась и увидела мужчину, державшего на руках рыжеволосую девочку. Сара крепко обнимала отца за шею, а Эдуард прижимался щекой к ее плечу, и выражение его глаз было красноречивее любых слов.

Сабрина смотрела на них словно завороженная. Она знала, что Сара никогда больше не усомнится в любви отца. Сморгнув счастливые слезы, Рина хотела отвернуться, но тут Эдуард поднял голову и посмотрел на нее.

Его взгляд, предельно откровенный и выразительный, казалось пронзил Рину насквозь – он проник в нее, наполнил радостью, болью и жаждой, таящимися в его душе. Эдуард словно впустил ее в свое сердце, открылся ей полностью. Рина задохнулась от счастья – в эти мгновения Тревелин был для нее самым близким человеком на свете.

Тут ее окружила толпа, заслонившая от нее графа. Рина покачнулась и ухватилась за руку Тоби, чтобы не упасть. Она сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться. Но ей не удалось справиться с захлестнувшими ее чувствами.

С уверенностью, которая приходит лишь раз в жизни, Сабрина поняла, что влюбилась в графа Тревелина.


«С ней все будет хорошо», – мысленно твердил Эдуард, гладя спящую дочь по волосам. Ему очень хотелось бы испытывать такую же уверенность, думая о своем собственном будущем.

Граф наклонился, поцеловал Сару в лоб и вышел из спальни дочери. Ему не хотелось покидать малышку, но Чарльз сказал, что девочке необходимо выспаться. Что ж, если Саре необходимо выспаться, то ему необходимо время, чтобы осмыслить все произошедшее.

Мисс Уинтроп, женщина, которую он презирал и которой не доверял, рисковала жизнью, чтобы спасти его дочь. Такая самоотверженность совершенно не соответствовала образу хитрой и лживой мошенницы. А если он ошибался относительно одной из черт ее характера, то мог ошибаться и во всем остальном…

Осторожный стук в дверь прервал его размышления. Эдуард поморщился:

– Ради Бога, Чарльз, я еще немного…

Он умолк – в комнату вошла Пруденс. Она уже успела умыться, причесаться и переодеться – на ней было простенькое платье из кремового муслина, на плечах – пестрая кашемировая шаль. Но синяки на руках и царапина на щеке недвусмысленно свидетельствовали о пережитом. Эдуард смотрел на нее и чувствовал, что мысли его путаются.

– Вам… следовало бы… лечь в постель.

– Как Сара?

– С ней все в п-порядке. – Господи, что это с ним? Он заикается словно юнец, назначающий первое свидание.

Граф откашлялся, заложил руки за спину и с надменным видом проговорил:

– Мисс Уинтроп, я еще не поблагодарил вас должным образом за спасение жизни моей дочери.

– Вы уже это сделали, милорд. Я видела ваше лицо, когда вы держали ее на руках после того, как Сару подняли наверх. – Рина опустила взгляд и тихо добавила: – Выражение ваших глаз – вот лучшая благодарность.

Эдуард плохо помнил те мгновения. Узнав о том, что случилось с Сарой, он словно обезумел. Если бы двое рудокопов не удержали его, он бы без всяких веревок бросился спасать Сару. Когда Даффи передал ему дочь, он крепко прижал ее к себе, а она прошептала ему в ухо: «Я люблю тебя, папа». И в ее голосе было столько отчаяния, что сердце графа едва не разорвалось.

И тут он заметил в толпе Пруденс. Ее платье порвалось, а волосы были покрыты пылью и грязью – жалкое зрелище. Впрочем, какое это имело значение? Ведь она спасла его дочь, его дорогую, бесценную Сару. Эдуард смотрел на нее, и она казалась ему прекрасной из женщин.

– Все равно, вы заслужили… награду, – пробормотал он, смутившись. – Разве вы ничего не хотите?

Она молчала. Эдуард же смотрел ей в глаза и, казалось, тонул в них, как той ночью, когда она околдовала его. Он помнил, как обнимал ее, как чувствовал биение ее сердца, как страстно целовал ее. Эдуард понял, что в его душе происходит что-то очень важное. Он откашлялся. Пытаясь выбросить из головы ненужные мысли, проговорил:

– Я еще раз спрашиваю, мисс Уинтроп. Разве вы ничего не хотите? Если это в моей власти, я обещаю выполнить ваше желание.

Она обвела взглядом детскую. Он знал, о чем она думает. Здесь все началось. Здесь она выбрала Джинджера. Здесь она начала лгать и обманывать. Но здесь же ее признали люди, которым она принесла только счастье, как заметил мистер Черри. Она возродила к жизни бабушку, стала подругой Эми, а теперь спасла жизнь его дочери.

– Ради Бога, попросите же у меня что-нибудь! – воскликнул он.

Граф был почти уверен: она попросит, чтобы он признал ее своей, кузиной. Ему даже хотелось, чтобы она об этом попросила. Если бы она потребовала признать ее, то это являлось свидетельством того, что она самозванка, как он и предполагал. Но она не попросила об этом. Взглянув на него исподлобья, она проговорила:

– Тогда выслушайте меня, милорд. Всего несколько минут. Когда я сидела на уступе с вашей дочерью, она призналась мне… В ту ночь, когда вы узнали, что ваша жена… исчезла, Сара случайно услышала ваш разговоре мистером Фицроем. Он сказал вам, что Изабелла уехала из-за детей. С тех пор Сара считала, что мать покинула Рейвенсхолд из-за нее… И думала, что вы обвиняете ее…

– Нет, не может… О Господи! – Граф рухнул в ближайшее кресло и запустил пальцы в волосы. – А я-то удивлялся: почему она так изменилась после того, как Изабелла нас бросила? Я все спрашивал себя: почему она отстраняется от меня, словно мои прикосновения ее обжигают? Я полагал, она считает меня виновником отъезда матери и ненавидит за это. Оказывается, она винила себя, носила эту чудовищную вину в своем сердце так долго… – Он закрыл лицо руками. – Мне следовало чаще бывать здесь, следовало расспросить ее, понять… Я должен был ее защитить.