— Пока, — сказал Марк, приподняв шляпу. — Наденьте одно из ваших элегантных английских платьев. Я хочу пообедать с вами в качестве военного корреспондента накануне сражения.

III

Когда они вышли на улицу, Марк остановился на мостовой, поглядывая на подкатившее к тротуару такси.

— Это через пять кварталов за южным концом парка, — сказал он. — Какое прекрасное утро! Не желаете ли пройтись?

— Да. Пожалуй, — ответила Мора.

Такси тронулось с места. Таксист обратился к Марку:

— Вы что задумали? Хотите, чтобы у дамы развилось плоскостопие?

— Конечно. Такова идея.

Марк взял ее под руку, и они пустились в путь. Было три часа. Проезжающие такси выжидательно притормаживали, поравнявшись с ними, и уносились прочь. Они не разговаривали, пока не дошли до Пятой авеню. Тут Марк резко остановился.

— Вы не увидите такого нигде в мире, — сказал он. Тон его был чуть ли не почтительным. — Взгляните.

Огни усеяли авеню на всем пути к Рокфеллеровскому центру. Казалось, они едва ли уменьшили свое сверкание со вчерашнего вечера.

— Это вечный огонь? — спросила она. — Неужели их никогда не выключают?

— Выключают, конечно, но это не важно. Посмотрите вокруг, Мора. Этот шум, постоянные гудки машин и ночные огни создают облик города. Мне бы не хотелось ничего иного. — Он потянул ее за руку. — Давайте найдем закусочную и выпьем кофе.

Они нашли ее в следующем квартале — длинная хромированная стойка с напитками, три человека возле нее и полусонный бармен, тщательно протиравший контейнеры с мороженым.

— Что вам угодно? — спросил он.

— Два кофе.

Бармен придвинул им чашки.

— Что слышно о Корее? — спросил Марк. Он кивнул на динамик, откуда доносилась тихая музыка.

— Столицу… как ее… Сеул… эвакуируют. Правительство выезжает. Да, заварилась каша. — Бармен взял тряпку и принялся наводить лоск на стойке. — Только, я слишком разжирел для военной формы…

Мора медленно помешивала кофе.

— Джонни захочет поехать туда, как вы полагаете?

— Какого черта! Да и никто не захочет. Если все пойдет хорошо, это не перекинется за пределы Кореи.

— Объединенные Нации пошлют помощь?

— Им придется. ООН разлетится вдребезги, если они сейчас не поддержат Южную Корею.

— Интересно, что Джонни думает об этом?

— Боится… Как и все мы, я полагаю.

— Если вы боитесь, почему собираетесь туда?

— Ну, просто я считаю, никто не боится войны в Корее. Но мы боимся, что кто-нибудь может слишком поспешно бросить атомную бомбу… О, после этого весь мир полетит к черту! Многое зависит от того, что смогут сделать парни из Лейк-Саксесс. А все, что можем мы, — это ждать и надеяться, что никто не наделает никаких глупостей.

Мора подняла голову и взглянула на их отражения в зеркале:

— Марк, вы думаете, что я совершила ошибку?

— Какую?

— Что приехала? — Она видела в зеркале его честное смуглое лицо, казавшееся странно знакомым. — Не собирается ли Джонни, — спросила она, — подождать, пока его отец либо умрет, либо поправится, а потом приехать и вежливо сказать мне, что мне лучше вернуться в Лондон? Марк, что произойдет?

— Таково ваше предположение?

— Я не знаю… Неделю назад я отказывалась верить этому. Теперь я не уверена. Я не уверена ни в чем.

— Что помешает Джонни жениться на вас?

— То, что мешало ему раньше.

— Ирэн?

— Да.

Он зажег сигарету:

— Вы верите, что Ирэн покончила с собой?

Она кивнула:

— Почти наверняка. Ирэн скорее убила бы себя, чем повредила Джонни. Но он настаивает на том, что это целиком его вина. Он думает, что погубил ее… И мою жизнь погубит тоже.

— Мне нравилась Ирэн, — сказал Марк. — Но каждый сам расплачивается за свои ошибки. Она понимала, в чем ее ошибка… Бедняжка. Но спустя два дня после похорон Ирэн, — добавил он, — Джонни думал, что погубил бы жизнь любой женщины. Однако, возможно, что он больше так не думает.

Она внезапно схватила его руку.

— Марк, ради Бога, скажите мне правду. Вы понимаете и знаете Джонни лучше, чем кто-либо другой. Как вы думаете, теперь он женится на мне?

— Даже, если бы Джонни не сходил от вас с ума, — сказал он рассудительно, — два обстоятельства теперь бросают его прямиком в ваши объятия.

— Два?

— Подумайте, — сказал он, — для Джонни пришло время занять ту или иную позицию. Если его отец умрет, ему либо придется немедленно продать этот бизнес, либо взяться за него на всю оставшуюся жизнь. У него нет иной возможности.

— Как же он поступит?

— Я думаю, даже если корейский бизнес не взорвется, Джонни будет продолжать свое дело. Не так-то легко расплеваться с плодами пота и крови двух поколений. Я думаю, Джонни будет продолжать, независимо от того, что это ему принесет. Но через пару дней Трумэн отдаст приказ войскам США оказать помощь южнокорейцам. Увидите, что произойдет, когда мы снова приступим к мобилизации. Как бы ни сложились дела, нам придется заново вооружаться… И Джонни не удастся с той же легкостью отвертеться от военных контрактов, с какой он мог бы отказаться изготовлять нейлоновые чулки. Если у вас есть гражданская совесть, вы не начнете крутиться как любитель на паре акров сельскохозяйственных угодий, в то время как обязаны получать от фабрики все, что можно из нее выжать. Он снова начнет выпускать форменную одежду, прежде чем поймет, что случилось.

— На Джонни это не похоже.

— Он вернулся в родную страну, — сказал Марк, — и он человек долга. Насколько я знаю Джонни, он уже послал воздушный поцелуй своим мечтам.

— А какова моя роль?

— Вы здесь, и это все, что важно для Джонни. Из-за того, что он нуждается вас, он примет все, что вы готовы ему дать. Его едва ли остановит тот факт, что вы оставили Тома и отца. Он перешагнет через это — таков Джонни. Он женится на вас — не сомневайтесь, и вы увидите другую сторону Джонни, уродливую сторону человека, который приходит с завода, готовый все разорвать на куски. И бесполезно думать, что он утихомирится через год-другой. Он никогда не утихомирится… Джонни будет ломать себя всю свою жизнь. Он не любит свою работу и никогда не полюбит. Поэтому не надейтесь, что он изменится и станет другим. Он и не собирается — таков уж Джонни. Либо вы сбежите сейчас, либо останетесь с ним навсегда… Как и он. Но я думаю, вы любите его настолько, что стерпите даже тот ад, какой он по временам будет устраивать для вас.

— Думаю, я выдержу.

— Конечно, я знаю, что это так. — Он слез с табурета. — Послушайте, моя милая, вы не выдержали бы, если бы не любили его именно так. Я общаюсь с вами чуть ли не целые сутки, покажись мне, что вы фальшивка, я предпринял бы все, чтобы поломать это дело. Джонни прислушивается к тому, что я говорю.

Он взглянул на часы:

— Я думаю, нам пора возвращаться. Центральный парк выглядит слишком пусто в этот утренний час.

В такси он внезапно наклонился и поцеловал ее в губы.

— Я думаю, вы хорошая девушка, — сказал он. После чего забился в угол машины и закрыл глаза.


Она проснулась. В комнате стоял полумрак. Мора поняла, что время позднее… В холле слышался голос Джонни, который разговаривал с Марком. Она соскочила с постели и распахнула дверь.

— Джонни!

Он шагнул ей навстречу, а Марк быстро направился на кухню.

— Как твой отец? — спросила она.

— Он умер этой ночью. Утром я сел на первый самолет.

Он взял ее руку:

— В моем распоряжении всего лишь два часа… Я должен вернуться. Это продлит нашу разлуку на пару недель, дорогая. Можешь ли ты подождать меня здесь, в Нью-Йорке, Мора?

— Я буду ждать там, где ты скажешь… неважно, как долго.

Он откинул с ее лба растрепавшиеся волосы:

— На все нужно время. Похороны… И я давно не был на фабрике, потребуется неделя, чтобы войти в курс дела. Эти корейские события многое меняют. Ты не прочь подождать, Мора?

Он продолжал рассеянно и нежно приглаживать ее волосы. Она поняла, что он воспринимает ее присутствие как нечто само собой разумеющееся, как воспринимают человека, которого любят, возможно, думая в этот момент о чем-то другом.