— Ты не похожа на своего отца, за тем исключением, что он когда-то был темноволосым. Ты и твой брат гораздо спокойнее. Я полагаю, Десмонд слишком подавлял тебя. Как говорит Шила: он никогда не оставлял тебя одну.

Внезапно ее взгляд переместился:

— У тебя хорошие руки… Да, чудесные руки. И этот зеленый перстень. Он хорошо смотрится на них. Это Том тебе его подарил?

— Я увидела его в витрине на Бонд-стрит, — неловко солгала Мора. — Он мне понравился.

— Да, — рассеянно сказала Маргарет, словно это было уже забыто. — Не сыграешь ли что-нибудь для меня? Шила сказала, что ты играешь.

Это не означало, что она любила музыку, подумала Мора. Маргарет утомилась, хотела, чтобы ее оставили в покое, но в ожидании Шилы не могла вынести молчания.

Мора кивнула и поднялась.

— Конечно, — сказала Маргарет, — твой отец — блестящий пианист. Этого от него как-то не ожидаешь. С виду у него нет ни корпуса, ни рук. И удивительно, откуда у него берется время для этого? — Она говорила, но едва ли слышала свои собственные слова.

Мора села за пианино. Она сняла перстни и положила их рядом. Тот, который подарил ей Том, и перстень Джонни.

Она играла минут двадцать. Тихо, как кошка, вошла Шила и заняла место позади нее. Маргарет сидела, устремив перед собой невидящий взгляд. Когда Мора кончила играть и снова надела перстни, в комнате уже был вечер.

Маргарет встала:

— Спасибо, моя дорогая. Ты играешь хорошо… Но уже сумерки. В моем возрасте учишься верить, что все не так уж безнадежно. Теперь подойди сюда. Я хочу дать тебе это.

Она вложила в руки Моры маленькое зеркальце. Рама была филигранной работы, из тонкого серебра. Она была настолько изящной, что, казалось, не могла вынести веса обрамленного ею стекла, покрытого пятнами старости.

— Это не свадебный подарок, — сказал она. — Я найду кое-что для тебя и Тома позже. Это только для тебя, потому что ты пришлась мне по сердцу. Это мое собственное знаешь ли. Его подарили мне во Флоренции. Я всегда думала, что оно должно быть кому-то подарено, а не продано или оставлено по завещанию.

Мора, взглянув на него, увидела, что это дар любви… Вещь, которую мужчина дарит женщине, потому что она прекрасна, потому что он желает, чтобы оно было рядом с ней, то, чего она будет касаться, куда будет смотреться.

— Оно такое красивое, — сказал Мора. — Не знаю, как вас благодарить.

— Я рада, что оно будет у тебя. Оно прекрасно, не правда ли? Оно всегда было одной из моих самых любимых вещей.

Маргарет наклонилась и поцеловала Мору в щеку своими сухими бледными губами.

— Прощая, моя дорогая. Спасибо тебе за то, что пришла навестить меня.

Когда Маргарет направилась к двери, Мора увидела, что ее походка была все еще грациозна и легка.

Вечером Мора вернулась в Ратбег. Ее мысли как бы отдыхали от того, что она видела в этот день. В ее мозгу будто образовался вакуум, она ощущала только вечерний покой и слабую усталость от разговора с Маргарет Дермотт. Но это настроение развеял Том. Он ожидал ее на крыльце. Увидев машину, которая огибала последний изгиб аллеи, он поднялся со ступеньки, на которой сидел:

— Мне не доставало тебя, — сказал он. — Я привык к тому, что ты здесь, Мора.

Она слегка улыбнулась ему в ответ.

V

Не открывая глаз, Мора ощутила мягкое прикосновение горячего лучика солнечного света, проникший через щель в занавесках. Она лежала совсем тихо, распознавая один за другим звуки просыпающегося дома, вдыхая аромат сада, росы, подсыхавшей на траве и цветах. Это было первое ощущение дневного тепла, прежде чем настал день.

Это было и нечто большее. Мора открыла глаза и села. Оглянувшись по сторонам, она удивилась, почему ее вдруг охватило чувство беспокойства и возбуждения. Для этого не было причин. Негромкие звуки вокруг были обыкновенными мирными звуками утра. Ее комната была точно такой же, какой она оставила ее вчера вечером. Зеркальце Маргарет Дермотт стояло на туалетном столике. Лучик солнечного света скользнул по его рамке и засиял радостным блеском, но это было не то. Она слышала мерное тиканье часов, лежавших неподалеку, и тихий приглушенный голос молодой служанки в коридоре. Причина была не в них.

Мора отбросила одеяло и, подойдя к окну, раздвинула занавески. Поток солнечного света согрел ее лицо и обнаженные плечи. Но ворвавшийся воздух был еще прохладен, хотя и быстро нагревался от утреннего тепла.

Она вернулась и встала перед туалетным столиком. Мора взглянула на свое лицо, с которого еще не слетел сон, на растрепанные волосы. Она задумчиво прикоснулась к серебряному зеркальцу, с любовью ощупала пальцами его тонкую рамку. И тут ее взгляд упал на нефритовый перстень Джонни, лежащий там, куда она его положила прошлым вечером.

Схватив его, она подержала перстень перед собой на вытянутой руке; подставила его под солнечный луч. Все ее утреннее беспокойство заключалось в нем.

— Конечно, — сказала она вслух. — Конечно… Это Джонни!

Мора медленно положила перстень, все еще находясь в возбуждении. Ее глаза вернулись к отражению в зеркале. Она отбросила волосы со лба.

— Дура ты! — сказала она своему отражению. — Дура ты! Ты думала, что смогла бы так удержать его на расстоянии?

Отвернувшись с неким отчуждением от зеркала, она заметила, когда начала одеваться, что ее руки слегка дрожат. От постоянного потока солнечных лучей комната стала нагреваться. Заело молнию на ее ситцевом платье, и Мора оставила его как было. Когда Мора взяла в руку гребень, молодая служанка постучалась и открыла дверь.

— Доброе утро, Роза.

— Доброе утро, мисс Мора. Вы оделись очень рано. Но, конечно это понятно, — день прекрасный!

Она поставила поднос и начала наливать в чашку с чаем молоко.

— Роза, я сейчас ничего не хочу.

— Ну, раз уж я налила, вы выпейте, ладно? Наверняка это не займет больше полсекунды.

— Ну, хорошо. — Мора закончила причесываться, допивая чай. Стало почти холодно, оттого что служанка задержалась с кем-то в коридоре, оставив дверь открытой.

— Холодно, Роза, — сказал она.

— Разве, мисс Мора? Ну, конечно, я должна сказать повару. Может быть, кухонная плита не греет как следует. А вы знаете, мисс Мора, что ваше платье не в порядке?

— Да. Мне некогда возиться с ним. — Она положила гребень. — Я должна идти.

Служанка прислушалась к ее быстрым шагам по коридору. Тут ее взгляд упал на пару туфель, которые, начистив, она только что принесла. Роза вскрикнула и бросилась с ними к двери.

— Мисс Мора! Мисс Мора!

Ответа не было и не было слышно звука ее шагов.

— Наверняка умчалась к мистеру Тому в конюшни. И в комнатных туфлях! — сказала она в изумлении.


Мора не нашла его в конюшне.

— Мистер Том уехал тренировать Люси, мисс де Курси, — сказал конюх.

— Вы не знаете, в каком направлении? Конюх сдвинул кепку на затылок:

— Не могу сказать наверняка… Но обычно по утрам, если жарко, он едет по тропе вдоль стены.

— Да… Хорошо. Попробую пройтись по этой дороге. Она повернулась, чтобы снова пересечь двор конюшни.

— Мисс де Курси!

— Да.

— Вы забыли сменить обувь! Вы промочите ноги.

Она остановилась и взглянула на туфли:

— Боюсь, что я это уже сделала. Хуже не будет.

Она рассеянно улыбнулась ему и продолжала идти. Он сдвинул кепку на глаза и смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду:

— Да, и сломает в них шею, весьма вероятно. Ну, это же ее шея…


К тому времени, как показался Том верхом на Люси, на лбу и шее Моры выступили капельки пота. Он повернул у дальнего конца тренировочной дорожки и возвращался к дому. Увидев ее, он помахал рукой и пустил лошадь рысью.

Она остановилась и ждала его приближения. На высокой траве по обе стороны тропы, как капельки дождя, лежала роса. Мора подняла руку и вытерла пот со лба. Том остановил Люси рядом с ней и спешился.

Он ничего не сказал, пока не остановил лошадь, потом повернулся и взглянул на Мору. Она увидела, что на лице его уже появилась тень настороженности:

— Ну, Мора?

— Том… — Его имя словно встало ей поперек горла. — Том…

— Да?

— Я пришла, чтобы сказать тебе…

— Да.

— Я пришла, чтобы сказать тебе, что я уезжаю. Я не выйду за тебя замуж…

Том, казалось, не был ни удивлен, ни раздосадован. Он поднял голову и огляделся по сторонам, как бы раздумывая, что он должен сделать. Эмоции, отразившиеся на его лице, заставили ее увидеть под внешним спокойствием любовь, которая была сильнее его любви к домашнему очагу. Девушка, любившая его, должно быть, часто видела это выражение, гораздо чаще, чем Мора. Потом она заметила, как оно постепенно исчезает с его лица; его взгляд вернулся к ней.

Он нежно взял ее под руку и провел через высокую траву, холодящую ей ноги, к каменной стене, возвышающейся над их головами. Порывшись в карманах, он достал сигареты, спички и протянул их Море. Она покачала головой.

Запах дыма казался резким в утреннем воздухе.

— Расскажи мне об этом, — сказал он.

— Я не знаю…

— Просто расскажи мне…

Мора посмотрела на стену, старую и покрытую пятнами зеленого мха.

— Это случилось, когда я проснулась, — сказала она. — Я вдруг почувствовала себя так, словно воскресла из мертвых. Все, происходившее до этого, казалось нереальным. Том, постарайся понять… Все эти последние десять дней были потерянным миром. Ты понимаешь, что это значит. Я должна увидеть Джонни. Я должна поехать к нему.

— Ты должна увидеть Джонни? — Он прислонился к стене. — Что это даст после… последней встречи?