— Не думаю, что вам удастся подкупить ее, — предупреждает Ричард. — Анна верна своему долгу. Вы бросили ее в дни вашего поражения, а я спас, сделал богатой наследницей и герцогиней.

Я беру руку матери, и она тяжело опирается на меня. Я нехотя веду ее из приемного зала вниз по лестнице через другой большой зал, где слуги сдвигают столы к ужину, потом по мосту, который ведет к наружной стене, и дальше в ее комнаты.

Она останавливается под аркой ворот.

— Я знаю, что в один прекрасный день он предаст тебя, и ты будешь чувствовать себя, как я сейчас, — неожиданно говорит она. — Ты окажешься одинокой и беззащитной в чистилище, и будешь ждать, когда тебя столкнут в ад.

Я вздрагиваю и пытаюсь отпрянуть в сторону, но она держит мою руку, как в тисках, тяжело повиснув на ней.

— Нет, он никогда не предаст меня, — возражаю я. — Он мой муж и наши интересы связаны воедино. Я люблю его, мы поженились по любви и любим друг друга до сих пор.

— Так вот в чем дело, ты еще не знаешь, — говорит она тихим удовлетворенным голосом. Она вздыхает, словно наслаждаясь дорогим подарком. — Я так и думала, что ты ничего не знаешь.

Очевидно, что она не собирается идти дальше, и я вынужденно останавливаюсь рядом с ней. Теперь я понимаю, что именно ради этой минуты наедине она попросила моей руки. Она не надеется на примирение, и ей не хочется находиться в обществе нелюбимой дочери, но она собирается сказать мне что-то ужасное, чего я не знаю и, наверное, не захочу знать.

— Закон, который признает меня мертвой, дает право считать тебя блудницей.

Я так поражена, что замираю на месте и молча смотрю на нее.

— Что вы говорите? Это безумие, мама.

— Это закон о земле, — она смеется тонким кудахчущим смехом. — Новый закон. Разве ты не знаешь?

— Что именно?

— Закон, который признает меня мертвой, а тебя наследницей, также гласит, что в случае вашего развода, твой муж удерживает за собой твои земли.

— Развода? — я повторяю страшное слово.

— Он оставит себе замки и дома, корабли на морях, сундуки с казной, шахты и зернохранилища, все, что у тебя есть.

— Зачем ему разводиться? — спрашиваю я, запинаясь на этом ужасном слове.

— Как это может случиться? Разве вы можете развестись? — кричит она. — Ведь ваш брак совершен, ты не бесплодна, ты подарила ему сына. Ведь ты не видишь никаких оснований для развода, верно? Но в этом парламентском акте Ричард предусмотрел возможность развода. Зачем бы ему это делать, если он не хочет развода?

Моя голова идет кругом.

— Леди Мать, если вы решились говорить со мной о таких вещах, то говорите прямо.

Она соглашается. Она наклоняется ко мне, словно желая сообщить добрые вести. Она ликует, видя мою растерянность.

— Он предусмотрел возможность отмены вашего брака, — говорит она. — Законный брак не может быть отменен, для этого нет должных оснований. Поэтому я думаю: ты так торопилась замуж, что не дождалась разрешения папы? Я права? Я права, моя предательница дочь? Вы с ним кузены, родственники по браку брата и сестры, я его крестная мать. Ричард приходится родственником даже твоему первому мужу. Для вашего брака нужно полное разрешение папы по очень многим вопросам. Но не думаю, что у вас было время дождаться его. Мне кажется, Ричард предложил тебе пожениться и сказал, что папское разрешение вы сможете получить позже. Это так? Я думаю, что я права, и это доказывает, почему он женился на тебе — ради богатства — и потому же он добился законного разрешения оставить себе твои земли, если захочет выкинуть тебя за порог. Теперь все встало на свои места!

— Если есть такой закон, — дико выкрикиваю я, — То с Джорджем и Изабель будет то же самое.

— Нет, не будет, — говорит она. — Для них не предусмотрен пункт об аннулировании брака. Джордж знает, что не сможет расторгнуть брак с Изабель, и не попытался добиться его. Джордж знает, что они получили разрешение на брак для родственников, и их союз действителен. Он не может быть отменен. А Ричард помнит, что на его брак разрешение не получено, и его брак не действителен в полной мере. Его руки развязаны. Я читала документы так тщательно, как любая женщина будет читать свидетельство о собственной смерти. Думаю, если бы я написала папе и спросила его насчет юридической стороны вашего брака, мне ответили бы, что его вообще не просили о полном разрешении. Вот так получается, что вы вообще не женаты, твой ребенок ублюдок, а ты шлюха.

Я так ошеломлена, что продолжаю молча смотреть на нее. Сначала мне кажется, что она бредит, но потом разрозненные куски общей картины один за другим встают на свои места. Наше поспешное венчание, когда Ричард говорил мне, что мы поженимся без разрешения, а получим его позже. А потом я просто, как дурочка, поверила, что брак действителен. Я совсем поглупела в свой медовый месяц и больше не думала, что брак, заключенный архиепископом с разрешения короля совсем не так прочен, как благословленный папой. Когда я была проклята матерью, принята двором, когда родила своего сына и унаследовала земли, я полагала, что все идет, как и должно быть, и забыла спросить его о разрешении на брак. И теперь я знаю, что мой муж ничего не забыл, он просто предусмотрел возможность удержать за собой все наше состояние, если захочет выбросить меня из игры. Когда он захочет избавиться от меня, ему будет достаточно сказать, что наш брак никогда не был в силе. Наш с ним брак основан на наших обетах, данных перед Богом, но их недостаточно. Наш брак зависит от его прихоти. Мы будем мужем и женой только до тех пор, пока этого желает Ричард. В любой момент он может признать наше венчание обманом, он станет свободен, а я буду отвергнута и останусь жить в позоре.

Я изумленно качаю головой. Все это время я думала, что сама стала игроком и передвигаю пешки по полю, но оказалось, что никогда до сих пор еще не была настолько бессильна и зависима от чужой игры.

— Ричард, — шепчу я, словно прошу спасти меня еще раз.

Моя мать смотрит на меня со спокойным удовлетворением.

— Что мне делать? — шепчу я себе. — Что я теперь могу сделать?

— Оставь его, — слова моей матери звучат, как пощечина. — Оставь его и езжай со мной в Лондон, мы опровергнем акт, расторгнем ложный брак и заберем свои земли обратно.

Я поворачиваюсь к ней.

— Неужели ты не понимаешь, что никогда не получишь свои земли обратно? Неужели ты думаешь, что сможешь бороться с самим королем Англии? Что сможешь бросить вызов трем братьям-Йоркам, действующим заодно? Разве ты забыла, что они были врагами моего отца и Маргариты Анжуйской? Ты не помнишь, что мы потерпели поражение? Ты сможешь добиться только одного: тебя бросят в тюрьму в Тауэре и меня вместе с тобой.

— Ты никогда не будешь в безопасности, как его жена, — предсказывает она. — Он бросит тебя, когда захочет. Если ваш сын умрет, а ты не сможешь родить еще одного, он найдет более плодовитую женщину, и свяжет с ней свою судьбу.

— Он любит меня.

— Возможно, — признает она. — Но больше всего на свете он хочет иметь эти земли, этот замок и наследника. Ты не можешь верить, что находишься в безопасности.

— Я не могу быть в безопасности, пока я твоя дочь, — я сопротивляюсь ей изо всех сил. — Это я уже знаю точно. Ты отдала меня замуж, когда отцу понадобился претендент на английский трон, и бросила меня перед решающим сражением. Теперь ты склоняешь меня к новому предательству.

— Оставь его! — шепчет она. — Теперь я буду с тобой.

— А что насчет моего сына?

Она пожимает плечами.

— Ты никогда больше его не увидишь. Но ведь он бастард… разве это имеет значение?

В отчаянии с хватаю ее за руку и тащу в ее покои, где у дверей стоит охранник, чтобы отпереть нам дверь, а потом закрыть ее, чтобы она не смогла выйти.

— Не смей, — говорю я. — Никогда не смей так его называть. Я останусь со своим сыном и мужем. А ты можешь гнить здесь.

Она вырывает руку.

— Предупреждаю тебя, я расскажу всему миру, что ты не жена, а блудница, и ты будешь повержена, — она словно выплевывает слова из горла.

Я толкаю ее в дверь.

— Нет, — говорю я. — Тебе не будут давать ни чернил ни бумаги, и тебе запретят отправлять письма. Ты доказала мне, что стала моим врагом, и я прослежу, чтобы тебя содержали в строгости. — я перевожу дух. — Идите к себе, Леди Мать. Вы больше не выйдете отсюда и не скажете никому ни слова, ничто не выйдет за пределы этих стен. Идите к мертвым — мир умер для вас, а вы для него. Идите и умрите!

Я захлопываю дверь и поворачиваюсь к охраннику.

— Никого не допускать к ней, кроме слуг, — приказываю я. — Она предательница и лгунья. Она наш враг. Враг мой, герцога и нашего сына. Герцог не щадит своих врагов. Проследите, чтобы ее строго охраняли.

Глава 7

Замок Миддлхэм, весна 1475


Наверное, мое сердце окаменело. В детстве я боялась неодобрения своей матери, подражала старшей сестре и любила отца, как своего господина; теперь я восемнадцатилетняя герцогиня, управляющая хозяйством замка, охраняющая свою мать, как неприятеля и пишущая осторожные письма сестре. Ричард предупреждает, что Джордж слишком открыто критикует короля, а Изабель, как известно, во всем с ним соглашается; мы не должны показывать, что близки с ними.

Ему не нужно уговаривать меня. Если моя сестра с мужем идут навстречу опасности, я буду держаться подальше от них. Когда Изабель сообщает мне, что снова собирается удалиться от мира перед родами и просит меня приехать к ней, я отказываюсь. Кроме того, я не могу встречаться с Изабель, потому что наша мать живет в моем доме, как пленница, и останется в заключении до конца своих дней. Я не могу видеться с сестрой после страшных угроз матери, которые каждую ночь звучат в моих ушах. Изабель теперь знает, как и я, что мы объявили нашу мать мертвой, чтобы забрать ее земли и передать их своим мужьям. Я чувствую себя почти убийцей с окровавленными руками. А что я отвечу, если Изабель спросит, как себя чувствует наша мать? Терпеливо ли она переносит заключение? Что я скажу, если она попросит отпустить нашу мать?