— Один мальчик уже есть. Им достаточно иметь одного принца Уэльского, а второй ребенок родится в этом месяце. Что, если она принесет второго мальчика? Тогда у нее будет целых два сына, чтобы унаследовать трон, который узурпировал их отец. А Джорджа опять оттолкнут на один шаг прочь от короны. Как Джордж сможет занять трон, если она нарожает еще роту сыновей?

— Тише, — быстро говорю я. Акушерка возвращается к нам, кормилица входит в родильную комнату, горничные собирают белье и меняют простыни на большой кровати; я боюсь, что нас подслушают. — Тише, Изабель. Не говори о таких вещах, особенно при людях.

— Почему нет? Джордж был наследником Эдуарда. Таков был их договор. Но она поросится детьми, как племенная свинья. Почему Бог дал ей мальчика? Почему Он сделал ее такой плодовитой? Почему Он не наслал мор и не сверг ее и ее детей в ад?

Я так потрясена приступом ее внезапной злобы сразу после родов, что ничего не в силах сказать. Я отворачиваюсь и передаю девочку в руки кормилицы, которая устраивается в кресле и прикладывает ребенка к груди, воркуя над темной пушистой головкой.

Как я могу помочь Изабель, лежащей в этой большой кровати?

— Я знаю, ни ты ни Джордж на самом деле так не думаете, — твердо говорю я. — Ибо это измена королю и его семье. Ты устала от родов и пьяна от эля. Иззи, ты никогда не должна говорить подобных вещах даже при мне.

Она манит меня наклониться ближе и шепчет в ухо.

— А ты не помнишь, как наш отец хотел поддержать Джорджа против его брата? Разве ты не знаешь, что наш отец верил, что даже врата рая откроются в день, когда Джордж примет корону и сделает меня королевой? И тогда твой муж станет наследником престола. Этот ребенок девочка, она не имеет никакого значения. Если Джордж займет трон, Ричард станет следующим. Разве ты забыла, что наш отец больше всего на свете желал увидеть одну из нас королевой Англии, а своего внука принцем Уэльским? Можешь себе представить, как горд и счастлив был бы он, видя меня королевой, тебя моей наследницей, а твоего сына следующим королем после нас обеих?

Я отталкиваю ее.

— Это стоило ему жизни, — жестко возражаю я. — Он пошел на смерть, а наша мать находится в заключении. Мы с тобой стали сиротами, вот все наши достижения.

— Если Джордж победит, это оправдает все наши жертвы, — упрямо говорит она. — Если Джордж получит трон, душа отца упокоится в мире.

Я вздрагиваю от мысли, что мой отец может быть не в мире сейчас.

— Нет, Иззи, — шепчу я торопливо. — Я заказала достаточно служб по его душе в каждой из наших церквей. Не говори таких страшных вещей. Тебе надо отдохнуть, у тебя помутилось в голове от эля. Я замужем за верным братом короля, и ты тоже. Это единственная правда, все остальное приведет нас к опасности и поражению. Все остальное словно меч в сердце.

* * *

Больше мы не вспоминаем этот разговор, и когда я покидаю их, Джордж лично помогает мне сесть на лошадь, благодаря за заботу об Изабель, а я желаю ему всяческого счастья и здоровья его ребенку.

— Может быть, она родит мальчика хоть в следующий раз, — говорит он.

Его красивое лицо выглядит недовольным, уголки рта опущены, обаяние омрачено неудачей. Он надулся, как избалованный ребенок.

На мгновение мне хочется напомнить ему, что у нее уже был мальчик, красивый мальчик, который был бы его желанным сыном и наследником, сейчас бы он мог бегать по залу на крепких ножках от своей няни. Но Иззи была так разбита ударами волн о борта корабля, что не смогла родить живого ребенка; и у нее не было никакой другой акушерки, кроме меня, вот почему маленький гробик его сына бросили в серую морскую пучину.

— Может быть, в следующий раз, — успокаивающе говорю я. — Но теперь у тебя есть очень красивая девочка, она будет хорошо питаться и скоро станет сильной.

— Сильнее твоего мальчика? — злобно спрашивает он. — Которого ты назвала Эдвард? Не в память ли своего покойного мужа? Забавная дань памяти.

— Мой сын получил свое имя в честь короля, — говорю я, прикусив губу.

— И наш ребенок сильнее, чем твой?

— Да, я так думаю. — мне больно говорить правду, но маленькая Маргарет крепкий ребенок с хорошим аппетитом, она сразу родилась здоровенькой, а мой мальчик тихий и слабый.

Он хмурится.

— И все же, она бесполезна. Девочка ни на что не годна. Она не сможет занять трон, — ворчит он, отворачиваясь.

Я почти не слышу его слов, но уверена, что он сказал именно так. На мгновение мне хочется бросить ему вызов и заставить повторить эти слова, а потом предупредить его об опасности измены. Но потом я смотрю на поводья в моих похолодевших руках и думаю, что лучше бы ему никогда не говорить таких слов. Лучше мне никогда их не слышать. Лучше мне уехать домой.


Замок Байнард, Лондон, лето 1473


Я встречаюсь с Ричардом в замке Байнард, лондонском доме его семьи; к моему облегчению двор уехал из Лондона, и в городе тихо. Королева Елизавета отправилась в Шрусбери, чтобы родить своего нового ребенка, второго сына, появления которого так боялась Изабель; заботливый король уехал вместе с ней. Без сомнения, сейчас они радостно празднуют рождение мальчика, укрепившего их династию. Для меня не имеет значение, будет у них два мальчика или двадцать — Ричард отодвинулся от престола на три шага, у четвертого наследника очень мало шансов — но я не могу подавить приступ раздражения при мысли о ее неизменной плодовитости.

Они называют его Ричардом в честь деда и дяди, моего мужа. Ричард рад за них; он любит своего брата и восхищается его успехами. Я радуюсь только тому, что они находятся далеко в Шрусбери, и мне не придется вместе с другими фрейлинами ворковать над кроваткой и поздравлять королеву со вторым здоровым сыном. Я сочувствую ей, как любой женщине, перенесшей роды, но не хочу видеть ее триумфа.

Остальные лорды и придворные отправились на лето в свои земли, никто не желает проводить в Лондоне жаркие чумные месяцы; мы с Ричардом тоже не собираемся задерживаться здесь надолго, прежде чем отправиться в долгое совместное путешествие на север в Миддлхэм, к нашему мальчику.

В день отъезда я иду сказать Ричарду, что буду готова через час, но дверь его приемного зала закрыта. Это большая комната, где Ричард принимает ходатайства и прошения, требующие его решения или щедрости; его двери всегда открыты, как символ доброй воли его светлости. В сущности, это его тронный зал, где люди всегда могут видеть младшего Йорка, занимающегося делами своих подданных. Я открываю дверь и вхожу. Дверь в его кабинет тоже затворена. Я подхожу, чтобы повернуть ручку, но останавливаюсь при звуках знакомого голоса.

Там его брат Джордж, герцог Кларенс, он говорит с моим мужем очень тихо и очень настойчиво. Мои пальцы отпускают дверное кольцо, я молча прислушиваюсь.

— Так как он не является законным сыном нашего отца, а их брак, несомненно, заключен при помощи колдовства…

— Что? Опять? — Ричард презрительно перебивает своего брата. — Ты опять за свое? Он может выставить двух здоровых сыновей — один родился совсем недавно — и трех красивых дочерей против твоего мертворожденного мальчика и единственной девочки, и ты смеешь заявлять, что его брак не был благословлен Богом? Джордж, какие еще доказательства тебе нужны?

— Я говорю, что они все бастарды. Он и Элизабет Вудвилл не муж и жена в глазах Божьих, а все их дети ублюдки.

— А ты единственный в Лондоне дурак, кто об этом говорит.

— Это говорят многие. Среди них был и отец твоей жены.

— Говорил только по своей злобе. Все, кто это повторяет — вредные и опасные дураки.

Я слышу звук отодвигаемого стула.

— Ты называешь меня дураком?

— Вот именно, — в голосе Ричарда звучит все то же презрение. — Прямо тебе в лицо. Коварный дурак, если хочешь. Опасный дурак, если настаиваешь. Думаешь, мы не знаем, с кем ты встречаешься в Оксфорде? Мы знаем наперечет каждого идиота, лелеющего свою обиду, хотя Эдуард сделал все от него зависящее, чтобы рассчитаться с озлобленными претендентами, потерявшими свои места. Ты якшаешься с каждым ланкастерцем, который воевал против него. С каждым недовольным оруженосцем. Отправляешь секретные письма французам. Ты думаешь, мы не знаем, чем ты занимаешься?

— Эдуард знает? — голос Джорджа теряет свое бахвальство и звучит как-то скучно. — Ты сказал, что «вы знаете». Что знает Эдуард? Что ты ему наговорил обо мне?

— Конечно, он знает. Предположим, что он знает все. Сделает ли он что-нибудь? Нет, не сделает. Что сделал бы я на его месте? Не колебался бы ни минуты. Потому что у меня нет терпения сносить скрытую вражду, и я предпочитаю ударить быстро и внезапно. Но Эдуард любит тебя, как только может любить брат, и у него больше терпения, чем я смогу собрать за всю жизнь. Но, брат мой, придя сюда, ты не сообщил мне ничего нового; я всегда помню, что ты был предателем раньше и можешь стать им снова. Это знаю я, это знаем мы все.

— Я пришел сюда не для этого. Только сказать…

Я снова слышу скрип стула, кто-то вскакивает на ноги, а затем звучит возмущенный голос Ричарда:

— Что здесь написано? Прочитай вслух! Что это означает?

Мне не надо открывать дверь, чтобы увидеть, я знаю, что Ричард указывает на свой девиз, вырезанный на массивной дубовой доске над камином.

— Ради Бога!

— Loyalty — my essence, — цитирует Ричард. — Верность — моя суть. Тебе этого не понять, но я посвятил мое сердце и душу моему брату, когда он стал королем. Я верю в идеалы рыцарства и я верю в то, что король является представителем Бога на земле, моя честь связана с ними обоими. Не тебе разубеждать меня. Ты и понятия не имеешь о чести и достоинстве.