– Бедняжка моя. Ты упала и лежала бездыханная, совсем как мертвая, а я тебя расспрашиваю. Прости меня, я… – Одной рукой он вцепился себе в волосы. – Ее нет. Я нигде не могу ее найти, и я ужасно беспокоюсь. Она не могла просто взять и исчезнуть.

Вдруг какое-то воспоминание пронеслось у нее в голове. Выстрел в темноте. Он был громким, и кто-то закричал. Она побежала, а потом… и тут у Люси перехватило дыхание.

– Что с тобой? Ты что-то видела?

– Фанни!

Лицо Эдварда помрачнело.

– Да, ужасное происшествие, такой ужасный случай. Бедняжка Фанни. Какой-то человек, чужой, неизвестный – не знаю, кто он… Фанни побежала, я за ней. Я услышал выстрел, когда пробегал под каштаном, и сразу вбежал в дом, но, Люси, было уже поздно. Фанни была уже… а потом я увидел спину того человека, он выскочил через парадную дверь и помчался к тропинке.

– Лили Миллингтон его знала.

– Что?

Люси сама не понимала, что говорит, но почему-то была уверена, что это правда. Какой-то человек действительно приходил, и ей, Люси, было очень страшно, и Лили Миллингтон тоже была с ними.

– Он был в доме. Я его видела. Я вошла в дом, а потом появился он, а потом они с Лили Миллингтон разговаривали.

– О чем?

Мысли Люси снова спутались. Воспоминания, фантазии, мечты – все слилось воедино. Но Эдвард задал ей вопрос, а она всегда старалась отвечать ему правильно. И она, закрыв глаза, наугад сунула руку в кипящий котел своей памяти.

– Об Америке, – сказала она. – О пароходе. И еще что-то о «Синем».

– Так-так-так…

Люси открыла глаза и обнаружила, что они больше не вдвоем. Пока она старательно отвечала на вопрос Эдварда, в комнату вошли еще двое. Один был в сером костюме, с рыжеватыми бакенбардами и усами, завитыми на кончиках; в руке он держал черную шляпу-котелок. Другой был в темно-синем одеянии с рядом блестящих пуговиц и черным ремнем, который перетягивал большой живот; на тулье головного убора, который он не снял даже в комнате, сверкал серебряный жетон. Это мундир, поняла Люси, а сам он – полицейский.

Как потом выяснилось, полицейскими были оба. Тот, что пониже, в форме, служил констеблем в Беркшире; его вызвали сюда потому, что Берчвуд-Мэнор, где было совершено преступление, находился на его участке. Другой, в сером, инспектор полиции из Лондона, приехал сюда по требованию отца Фанни Браун, человека важного и влиятельного, который мог доверить расследование этого дела только столичным полицейским.

Инспектор Уэсли из Лондона и был тем, кто сказал «так-так-так», а когда Люси открыла глаза и их взгляды встретились, он повторил:

– Так-так-так… – И добавил: – Как я и подозревал.

Позже, когда весь дом обыскали самым тщательным образом и стало ясно, что Люси права – «Синего Рэдклиффа» нигде нет, – инспектор поделился с ними своими подозрениями: Лили Миллингтон с самого начала была в курсе дела.

– Наглый обман, – процедил он сквозь усы, сунув большие пальцы обеих рук в петлицы на лацканах сюртука. – Отличный план, и притом смело осуществленный. Видите ли, эта парочка заранее все просчитала. Первый их шаг был таким: некая особа, выдающая себя за мисс Лили Миллингтон, вошла в доверие к вашему брату, став его натурщицей, и тем самым довольно близко подобралась к «Синему Рэдклиффу». Шаг второй: когда доверие вашего брата было завоевано и он не ждал никакого подвоха, эта парочка похитила бриллиант и скрылась. Тут все могло бы закончиться, если бы на их пути не встала мисс Фанни Браун, заплатив за это своей невинной молодой жизнью.

Люси слушала внимательно, но сценарий не укладывался у нее в голове. Она сказала Эдварду правду: Лили Миллингтон и тот человек действительно говорили об Америке и о «Синем», она сама слышала, а еще она вспомнила, что видела тогда два билета на пароход. И подвеску, конечно, тоже видела – прекрасный, лучащийся синим светом бриллиант, их фамильную драгоценность. Ее надевала Лили Миллингтон. Люси отчетливо помнила это: Лили Миллингтон стоит в длинном белом платье, с подвеской на шее, яркий синий камень лежит в ямке у горла. И вдруг Лили, и бриллиант, и билеты – все исчезло. Было ясно, что все они сейчас где-то в одном месте. Но оставалась одна проблема.

– Мой брат встретил Лили Миллингтон в театре. Она не искала его и не просила взять ее себе в натурщицы. Он спас ее от грабителя.

Увидев возможность смутить невинную душу рассказом о не самой чистой стороне жизни, инспектор едва не облизнулся от наслаждения.

– Тоже уловка, мисс Рэдклифф, – сказал он, медленно поднимая и вытягивая в ее сторону палец, – окольный способ привлечь внимание вашего брата, окольный, но оттого не менее действенный. Еще один обман, который они замыслили и осуществили вместе. Излюбленный прием подобных типов, которые давно усвоили, что вид женщины в беде, особенно молодой и красивой, – один из вернейших способов привлечь внимание респектабельного джентльмена, такого как ваш брат. У него просто не оставалось выбора – пришлось вмешаться. А пока он был занят сначала защитой прав пострадавшей особы, затем проявлением участия к ней, тот тип, ее сообщник, вернулся, обвинил вашего брата в том, что он и есть вор, который скрылся с браслетом его сестры, и в пылу суматохи – тут инспектор раскинул руки, видимо для усиления драматического эффекта, – запустил руку вашему брату в карман и выудил ценности.

Люси вспомнила рассказ Эдварда о том вечере, когда он повстречал Лили Миллингтон. Она, Клэр и мать – даже горничная Дженни, которая тоже прислушивалась, разливая чай, – обменялись теплыми, понимающими взглядами, когда Эдвард сказал им, что вынужден был проделать пешком весь путь домой, так как, завороженный красотой девушки, он замечтался о будущем, которое открывалось ему, и умудрился потерять где-то свой бумажник. Прилив вдохновения всегда делал Эдварда нечувствительным к повседневным мелочам, и это было настолько в его духе, что никто и не подумал его осуждать – тем более что в кошельке у него сроду не водилось денег. Но теперь, если верить инспектору Уэсли, получалось, что Эдвард вовсе не потерял бумажник – его забрали, тот человек, Мартин, выудил его у Эдварда из кармана, пока ее брат спасал, как ему казалось, Лили Миллингтон.

– И заметьте, – продолжал инспектор, – если я не прав, я готов съесть свою шляпу. Но я наверняка прав: если тридцать лет, изо дня в день, трешься бок о бок с лондонскими ворами и отребьем, научаешься видеть их насквозь.

Но Люси своими глазами видела, как Лили Миллингтон смотрела на Эдварда, как они вели себя, когда были вместе. И не могла поверить, что это была лишь уловка.

– Воры, актрисы и иллюзионисты, – сказал инспектор, выслушав Люси, и пальцем постукал себя по носу сбоку, – все из одного теста. Притворщики, обманщики, трюкачи.

Люси поняла, что в свете теории инспектора Уэсли все поступки Лили Миллингтон действительно кажутся сомнительными. К тому же Люси сама видела Лили с тем человеком. С Мартином. Так она его называла. «Что ты здесь делаешь? – спросила она у него сначала, а потом добавила: – Уходи, Мартин. Я же сказала – месяц». И тогда этот Мартин ответил: «Сказала, ну и что? У тебя дело быстро спорится, ты же одна из лучших. – А потом поднял билеты и сказал: – Америка… земля новых начинаний».

Но Лили не ушла с Мартином. Люси знала это наверняка, ведь она собственными руками заперла ее в убежище. Она помнит, как ее распирало от гордости, когда она показывала Лили найденный ею тайник.

Люси хотела было уже сказать об этом, но тут инспектор Уэсли заговорил снова:

– Про «нору священника» я знаю. Там скрывались вы, мисс Рэдклифф, а не мисс Миллингтон, – после чего напомнил ей о шишке у нее на голове и о том, что ей лучше отдохнуть, а сам позвал доктора: – Девочка снова бредит, доктор. Боюсь, я слишком утомил ее своими расспросами.

Люси действительно устала. Кроме того, она точно знала, что Лили Миллингтон просто не могла сидеть в тайнике под лестницей так долго. Четыре дня прошло с тех пор, как Мартин явился в Берчвуд. Люси хорошо помнила, как тесно и душно было там, внутри, как быстро заканчивался воздух, как ей отчаянно хотелось оттуда выбраться. Нет, Лили Миллингтон наверняка уже подала голос, и ее освободили. Никто не смог бы продержаться там столько дней.

А может, она, Люси, действительно все напутала? Может, она не запирала Лили Миллингтон под лестницей? Или запирала, а Мартин ее освободил, и они вместе сбежали в Америку, как полагает инспектор Уэсли? Разве Лили не рассказывала ей, Люси, о том, что провела свое детство в Ковент-Гардене; что фокусу с монетой ее научил французский иллюзионист? Разве сама не назвала себя воровкой? Люси тогда еще подумала, что Лили Миллингтон шутит, но если она и вправду была в сговоре с этим типом, Мартином? Что еще она могла иметь в виду, когда сказала ему, что просит месяц? Может, поэтому ей так хотелось, чтобы Люси ушла к другим, в лес, а их оставила одних, и они бы…

У Люси заболела голова. Девочка крепко зажмурилась. Да, от удара в ее памяти все смешалось, как и говорит инспектор. В те дни она превыше всего ценила точность и терпеть не могла тех, кто, рассказывая о чем-то, упускал детали или говорил приблизительно, – такие люди не понимают, что искажают суть сказанного. Вот почему она дала зарок молчать об этом деле до тех пор, пока на сто процентов не будет уверена в каждом своем слове.

Эдвард, как и следовало ожидать, отказался принять теорию инспектора.

– Она ни за что не стала бы у меня красть и никогда бы меня не бросила. Мы с ней хотели пожениться, – объяснил он инспектору. – Я сделал ей предложение, и она согласилась. За неделю до нашего приезда в Берчвуд я разорвал помолвку с мисс Фанни Браун.

И тут вмешался отец Фанни.

– Парень не в себе, – заявил он. – У него шок, он бредит. Моя дочь готовилась к свадьбе и обсуждала какие-то подробности с моей женой в то самое утро, перед поездкой в Берчвуд. Она наверняка сказала бы мне, если бы ее помолвка была разорвана. Но она ничего такого не говорила. А если бы сказала, то, смею вас заверить, за дело взялись бы мои адвокаты. Репутация моей дочери не запятнана. К ней сватались джентльмены, которым было что предложить, в отличие от мистера Рэдклиффа, но она выбрала его. Я никогда не допустил бы, чтобы разорванная помолвка повредила репутации моей дочери. – Вдруг у этого крупного мужчины что-то сломалось внутри, он начал всхлипывать, как ребенок. – Мою Фрэнсис уважали все, инспектор Уэсли. Она сказала, что хочет провести уик-энд в новом доме жениха, в деревне, где он как раз принимает группу друзей. Я дал ей своего кучера. Не будь они помолвлены, я никогда не согласился бы на эту поездку, да она и сама не стала бы о ней просить.