Едва взрослые удалились, она принялась за осмотр: брала с полок книги, поднимала крышки странных горшочков и бонбоньерок, разглядывала рамки с засушенными перьями, цветами и папоротниками на стенах, внимательно читала подписи под ними – выведенные тонким курсивом черные чернильные буквы. Наконец она добралась до стеклянной витрины с коллекцией камней разного размера. На витрине, правда, оказался замок, но Ада приятно удивилась, обнаружив, что верх легко поднимается, и тут же запустила руки внутрь и стала перебирать камни, попутно проглядывая любопытные ярлычки на каждом из них, пока не поняла, что это совсем не камни, а окаменелости. Ада читала о них в «Новой иллюстрированной естественной истории» Вуда, которую отец выписал из Лондона к ее седьмому дню рождения. Все они были остатками древних форм жизни, часто уже не существующих. Дома, в Бомбее, мама читала ей на уроках отрывки из книги мистера Чарльза Дарвина, так что о происхождении видов Ада знала все.

На стеклянной полочке, в самом низу, лежал еще один камень, поменьше размером, треугольной формы. Он был темно-серым, гладким, без характерных спиральных отметин, какие бывают на окаменелостях. В одном его уголке имелось аккуратное отверстие, а по боку шли едва заметные рельефные полоски, почти все параллельные. Ада вынула его из витрины и стала рассматривать, поворачивая то так, то сяк. От камня шел холод, странно было держать его в руках.

– Знаешь, что это?

От неожиданности Ада вскрикнула и чуть не выронила камень.

Затем резко обернулась, ища ту, которая это сказала.

Диван и кресла были по-прежнему пусты, дверь заперта. Краем глаза Ада заметила какое-то движение в углу и повернула голову туда. Женщина стояла у камина, в уголке, которого девочка даже не заметила, когда вошла в комнату.

– Я ничего не хотела трогать, – сказала она, пряча в кулаке гладкий камень.

– Почему же? Мне кажется, эти сокровища прямо-таки приглашают к ним прикоснуться. И ты мне не ответила: знаешь ли ты, что это такое, или нет?

Ада помотала головой, хотя мама вечно твердила, что это очень невежливо.

Женщина подошла и протянула руку за камнем. Рассмотрев ее вблизи, Ада поняла, что та моложе, чем она сначала подумала, – такого же возраста, как мама, но в остальном совсем не похожа на нее. Во-первых, подол ее юбки был таким же грязным, как у Ады, когда она играла в загоне для кур на огороде, там, в Бомбее. Шпильки в волосах еле держались, многие даже вылезли наружу – сразу видно, что их втыкала рука неопытной горничной, – а на конопатом носу не было ни грана пудры.

– Это амулет, – сказала женщина, принимая камень в сложенную лодочкой ладонь. – Тысячи лет тому назад кто-то носил его на шее для защиты. Вот для чего нужна эта дырочка. – Она просунула в отверстие мизинец, так глубоко, как смогла. – Сюда вставлялся шнурок; правда, он давно сгнил.

– Для защиты от чего? – спросила Ада.

– От зла. Во всех его многочисленных проявлениях.

Ада всегда знала, когда взрослые говорят правду, а когда обманывают; это было одним из ее особых умений. Эта женщина, кем бы они ни была, верила в то, что говорила.

– А где находят такие штуки?

– Этот я нашла давно, в лесу за домом. – Женщина положила камень на полку, опустила стекло, вынула из кармана ключ, вставила его в замок и заперла витрину. – Хотя некоторые люди говорят, что это амулет находит своего владельца. И что земля сама знает, когда и кому открывать свои тайны. – Она посмотрела Аде в глаза. – А ты, наверное, девочка из Индии?

Ада сказала, что да, она приехала в Англию погостить, а дом ее в Бомбее.

– Бомбей, – повторила за ней женщина, словно пробуя название на вкус. – Расскажи мне. Чем там пахнет море? Какой на берегу Аравийского моря песок – зернистый или каменистый? И какой там свет – правда ли, что он намного ярче здешнего?

Она показала жестом, что им лучше сесть, Ада повиновалась и ответила на эти и многие другие вопросы с осторожной радостью ребенка, не привыкшего к тому, чтобы взрослые проявляли к его словам искренний интерес. Женщина, опустившись на диван рядом с ней, слушала внимательно и время от времени издавала короткие возгласы, то ли дивясь сказанному, то ли, наоборот, радуясь тому, что слова девочки подтверждали ее мысли, а иногда испытывая и то и другое. Наконец она сказала:

– Да, хорошо. Спасибо тебе. Я запомню все, что ты мне рассказала, мисс?..

– Лавгроув. Ада Лавгроув.

Женщина протянула ей руку, и Ада пожала ее так, словно обе они были взрослыми и встретились где-нибудь на улице.

– Рада нашему знакомству, мисс Лавгроув. Меня зовут Люси Рэдклифф, а это моя…

Тут дверь распахнулась, и в библиотеку впорхнула мать Ады, по обыкновению распространяя вокруг себя волны радостного возбуждения. Отец Ады и мисс Торнфилд вошли следом за ней, и Ада тут же вскочила, готовая отправиться в дорогу. Но…

– Нет, дорогая, – с улыбкой возразила мать, – ты останешься здесь до вечера.

Ада нахмурилась:

– Одна?

Мама рассмеялась:

– О нет, дорогая, вряд ли ты будешь одна. Здесь мисс Торнфилд, и мисс Рэдклифф, и много очаровательных девочек, посмотри.

Ада обернулась и взглянула через окно в сад, где тут же, как по команде, действительно появились девочки – белокурые маленькие англичанки в локонах и лентах. Смеясь и болтая, они шли к дому небольшими стайками, некоторые несли мольберты и наборы красок.

Совпадение было таким неожиданным и произвело на Аду такое глубокое впечатление, что в тот момент она так и не поняла, где именно оказалась. Позже, когда она уже устала казнить себя за глупость и начала подыскивать себе оправдание, ее «я» робко напомнило, что ведь ей всего восемь лет, и откуда ей знать о школах, раз она никогда не была в них; да и вообще, в прежней жизни Ады не было ничего такого, что могло бы хоть как-то подготовить ее к затее родителей.

Вот почему в тот момент она просто стояла, пока мать обнимала ее на прощание – еще один странный поворот того крайне необычного дня, – а отец бодро похлопывал по плечу, и потом, выслушав от него наставления (стараться как следует и быть хорошей девочкой), спокойно смотрела, как они повернулись к ней спиной, под руку выплыли за дверь и двинулись по коридору туда, где ждал экипаж.


В конце концов мисс Торнфилд все ей объяснила. Ада кинулась было за родителями, чтобы спросить их, что именно она должна делать здесь до вечера и в чем надо проявлять старание, но мисс Торнфилд ухватила ее за руку, не давая сдвинуться с места.

– Добро пожаловать, мисс Лавгроув, – сказала она с натянутой улыбкой, – в школу мисс Рэдклифф для юных леди.

Школа. Юные леди. Добро пожаловать. Ада любила слова и коллекционировала их, но эти рухнули ей на голову, словно кирпичи.

В панике она совсем забыла о манерах, о которых вечно твердила мать. Она назвала мисс Торнфилд лгуньей и макакой; кричала, что она злая старуха; может быть, даже выкрикнула «Бевкупх!» во всю силу своих легких.

Потом она вырвала свою руку и со скоростью гепарда помчалась прочь, в холле растолкала других девочек, которые только вошли с улицы, а в одну из них, золотоволосую, врезалась на всем ходу, и та громко вскрикнула. Зашипев сквозь зубы, Ада отпихнула девочку, хотя та была постарше, добежала по коридору до входной двери и по выложенной плитняком дорожке бросилась туда, где всего час назад стоял экипаж, доставивший ее сюда вместе с родителями.

Но экипажа уже не было, и Ада испустила вопль разочарования и злобы.

Что все это значит? Мать ведь говорила, что она останется здесь до вечера, а эта мисс Торнфилд повернула все так, будто ей придется жить тут, в этой школе… сколько?

Дольше, чем до вечера.

Следующие часы Ада провела у реки – вытягивала стебли камышей из зеленых ножен и секла ими траву, которой порос берег. На гадкий дом у себя за спиной она старалась даже не оглядываться, ненавидя его всеми силами души. Она вспоминала Шаши, и из глаз брызгали горячие, злые слезы.

Лишь когда солнце стало клониться к закату и Ада поняла, что в роще она совсем одна, а между деревьями уже сгущается темнота, она вышла на луг и, держась подальше от каменной ограды дома, направилась к воротам. Там, скрестив ноги, она села прямо на землю в таком месте, откуда была хорошо видна вся дорога от дома до деревни. Как только на ней появится экипаж и покатит к Берчвуд-Мэнор, она сразу его увидит. Ада наблюдала, как мерк желтый свет вокруг, и на сердце стало тяжело, когда она вспомнила зазубренные росчерки пальм на фоне пурпурно-оранжевого горизонта, резкие запахи, человеческую суету и песнопения парсов там, дома.

Уже почти стемнело, когда она ощутила, что позади нее кто-то стоит.

– Идемте, мисс Лавгроув. – Из тени выступила мисс Торнфилд. – Накрывают к обеду. Не годится ходить голодной в первый вечер.

– Я буду обедать с мамой и папой, когда они вернутся, – сказала Ада. – Они приедут и заберут меня.

– Нет. Они не приедут. Не сегодня. Как я уже пыталась вам объяснить, они оставили вас здесь, чтобы вы учились в школе.

– Я не хочу оставаться здесь.

– И тем не менее.

– Не хочу.

– Мисс Лавгроув…

– Я хочу домой!

– Вы уже дома, и чем скорее вы примете этот факт, тем лучше для вас. – С этими словами мисс Торнфилд выпрямила спину и даже как будто подросла, потянувшись вверх, точно раскладная лестница, и расправив вечно опущенные плечи, чем живо напомнила Аде аллигатора, когда тот подергивает шкурой, словно расправляя на ней чешую. – Может, попробуем еще раз? В школе, – произнесла она очень четко, – накрывают к обеду, и, к чему бы вас ни приучили на субконтиненте, мисс Лавгроув, здесь, смею вас заверить, еду дважды не подают.

Глава 11

И вот, шестьдесят три дня спустя, она сидела, скорчившись, в пропахшем сыростью тайнике, устроенном в стене холла второго этажа школы мисс Рэдклифф для юных леди. Ее родители, как понимала Ада, были уже на пути в Бомбей, хотя напрямую она не получала никаких известий, – как объяснила мисс Торнфилд, они хотели дать дочери время «подстроиться», прежде чем посылать письма.