— Потому что это я его отправил.

Агата взглянула на конверт и улыбнулась, узнав знакомый почерк мэра. Внутри конверта лежали десять лотерейных билетов и записка. Когда Агата подняла голову, чтобы поблагодарить Тибо, он уже шел к своему кабинету. Он не остановился и не обернулся, пока дверь, отделяющая его от Агаты, не оказалась надежно закрыта. Тогда он встал, прижавшись к ней спиной, и подождал, пока не восстановилось дыхание и сердце не перестало бешено колотиться в груди.

— Вот и дело с концом, — сказал он сам себе. — Видишь, это было несложно. Просто письмо. Вот и все. Пустяки.

Он снял пиджак, сел за стол и приступил к работе, в то время как в какой-нибудь паре метров от него за своим столом сидела Агата и переводила взгляд с конверта на дверь его кабинета и назад, качая головой, не в силах поверить своему счастью. «Лотерейные билеты, — шептала она. — Десять лотерейных билетов. Он хочет, чтобы у меня был маленький домик на побережье Далмации. Лотерейные билеты».

Она вытащила их из конверта, чтобы разложить на столе, и вместе с ними выпала записка. «Дорогая Агата», — начиналась она. Не «дорогая госпожа Стопак». Агата обратила на это внимание. «Дорогая Агата, я надеюсь, что наш вчерашний обед доставил Вам такое же удовольствие, как и мне. Буду очень рад, если Вы пожелаете составить мне компанию и сегодня. Я угощаю». И подпись: «Тибо».

Через двадцать минут — это были самые длинные двадцать минут в жизни Тибо — Агата подошла к двери с чашкой кофе и двумя имбирными печеньями на блюдце. Свободной рукой, в которой был зажат свернутый пополам листок с эмблемой Городского Совета, она постучала и, не дожидаясь ответа, вошла в кабинет, словно Венера, возвращающаяся на Олимп после долгого дня, проведенного среди распаленных любовью пастухов. Стоило ей войти, как серые тучи рассеялись, солнце рванулось в окна и поцеловало прекрасные пальцы ее ног, а Тибо поднял глаза от своих бумаг и посмотрел на нее с тем выражением, с каким приговоренный, сидящий на электрическом стуле, смотрит на неожиданно вбежавшего посыльного с телеграммой в руках.

Склонившись над столом, Агата аккуратно поставила на него чашку. Добрый мэр Крович предпринял героическую попытку не смотреть в ее декольте, маняще открывшееся перед ним. И еще он убедил себя, что не заметил исчезающе-тонкого, волнующе-прозрачного лифчика, на который случайно наткнулся его взгляд. Он посмотрел ей прямо в глаза, и тут она сказала:

— Это для вас, господин мэр, — вручила ему сложенный листок и вышла из кабинета.

Тибо откинулся на спинку стула, развернул листок и прочитал: «Я с радостью составлю Вам компанию за обедом». Он был так потрясен, что не услышал, как Агата прошептала «спасибо», проходя мимо городского герба.

~~~

Все оставшееся утро они не решались заговорить друг с другом. Они чувствовали, что между ними произошло объяснение — что бы это ни значило, — но оба молчаливо согласились, что до того момента, как часы на соборе возвестят время обеда, говорить больше не надо.

Стрекотала пишущая машинка, звонил телефон, пыхтел кофейник, и вот, наконец, на дальнем конце площади над собором вдовьей вуалью взметнулась голубиная стая. Мгновением позже густой, медный «бомм» соборного колокола достиг Ратуши, и Тибо предстал на пороге своего кабинета.

— Похоже, уже час дня. Не хотите ли вы?.. — Он чуть было не сказал «меня», но удержался, удержался.

— Да, я готова. Мне только жакет набросить.

Тибо уже стоял у вешалки с жакетом в руках. Когда он помогал ей его надеть, аромат «Таити» коснулся его ноздрей.

— Сегодня прохладнее, — сказала Агата.

— Да, намного.

Тут они снова испугались — оба подумали, что обед так и пройдет в глупых, пустых разговорах о погоде, унылая волынка вместо вальса, и целый час им некуда будет деться от смущения.

Тибо ли взял Агату под руку, она ли первой протянула ее — это уже не имело значения, ибо оба этого хотели.

— Вы купили мне лотерейные билеты, — сказала Агата, когда они шли по мосту.

— Да, — сказал Тибо.

— Это очень мило с вашей стороны. Спасибо.

— Пустяки. Ничего особенного.

— Почему?

— Что почему?

— Почему вы купили мне лотерейные билеты?

— Разве вы не играете в лотерею? Кажется, вчера… Вчера вы говорили об этом, да? Насколько я помню, вы сказали, что каждый месяц играете в лотерею.

— Да, говорила. Очень мило, что вы это запомнили.

— О да, я запомнил. Вы играете в лотерею и, когда выиграете — заметьте, не «если», а «когда» — так вот, когда вы выиграете, вы купите себе виллу на побережье Далмации.

Агата чуть не обняла его за эти слова, но тут он бросил на нее деловитый взгляд, говорящий «мы пришли», и распахнул большую позолоченную дверь «Золотого ангела».

На этот раз черные итальянские брови Чезаре взметнулись чуть не до потолка. Его превосходительство мэр! Второй раз за день, второй день подряд! И с той же самой спутницей! Потрясение от их прибытия повергло официантов в судорожное состояние. Четверо одновременно двинулись из разных углов, быстрые и грациозные, как аргентинские танцоры танго; но, делая шаг, каждый из них инстинктивно окидывал салон взглядом, замечал движение своих собратьев, замирал на месте и устремлял взор на Чезаре, который стоял, посылая глазами тайные сигналы то одному из них, то другому, пока все, в конце концов, не застыли в полной растерянности.

Спасать честь заведения пришлось Маме Чезаре. Она подошла к Тибо и Агате и спросила снизу вверх:

— Стол на двоих? Сюда, пожалуйста.

И маленькая смуглая Мама Чезаре повела их за собой, переваливаясь с ноги на ногу, словно волшебный гриб из сказки, показывающий дорогу заблудившимся детям.

— Это хороший стол, — заявила Мама Чезаре тоном, не допускающим возражений. — Дать вам меню или доверите выбор мне?

Тибо сел и улыбнулся через столик Агате.

— Мы вам доверяем.

— Это хорошо. Вы пока говорите.

И Мама Чезаре удалилась.

— Так о чем же мы будем говорить? — спросил Тибо.

— О лотерейных билетах. Давайте поговорим о лотерейных билетах. Вы собирались рассказать, почему купили мне их.

Тибо смущенно потер лоб.

— Но вы же не против, правда? Я не хотел вас обидеть.

— Что за глупости. Разумеется, вы меня не обидели. Все в порядке. Извините. Это замечательный подарок. И не имеет никакого значения, почему вы его сделали.

Агата опустила глаза на скатерть и принялась водить ногтем по узору ткани, пока Тибо не остановил ее, накрыв ее руку своей.

Они снова прикоснулись друг к другу — второй раз за два дня, второй раз в жизни.

— Я купил вам эти лотерейные билеты, потому что хочу, чтобы вы были счастливы. Все, что я хочу — это чтобы вы были счастливы. Я обнаружил некоторое время назад, что хочу, чтобы вы были счастливы, с того самого момента, как познакомился с вами. Если бы я мог купить вам домик в Далмации, я сделал бы это, но я не могу — и поэтому купил лотерейные билеты. Вы этого заслуживаете. И не только этого — всего на свете.

Наступила пауза. Момент тишины, когда ничего не происходило, только его большой палец медленно и мягко поглаживал тыльную сторону ее ладони, чуть задерживаясь на бугорке между большим пальцем и указательным, поглаживал так нежно, что Агате казалось, будто ее кожа вот-вот растает. Ей вспомнилось, как в детстве она ездила к кузинам в деревню и заболела. Тогда, как раз перед тем, как у нее начался жар, она испытывала такие же ощущения: кожа стала необыкновенно чувствительной и словно бы даже исчезла, не оставив ей никакой защиты от окружающего мира, и каждое прикосновение обжигало, будто горячие угли.

— Нам снова дали столик у окна, — сказал, наконец, Тибо.

— Да. Наверное, скоро это будет «наш столик», — откликнулась Агата и, тут же подумав, не зашла ли слишком далеко, быстро прибавила: — Извините.

— За что? — спросил Тибо. — Хватит извиняться. Просить прощения вам совершенно не за что. Кто вас этому научил?

— Я просто подумала, что мои слова прозвучали немного самонадеянно. Словно я жду, что вы будете водить меня сюда каждый день. Словно это будет происходить регулярно.

— Я бы не возражал, — сказал мэр. — Мне бы даже хотелось, чтобы это происходило регулярно. Если вы не против.

— Думаю, я совсем не против. Было бы славно, — сказала Агата и через мгновение, которого ей хватило, чтобы сглотнуть, прибавила: — Если не возражаете вы, Тибо.

Мэр не оставил это незамеченным.

— Вы назвали меня по имени, — сказал он. — Никогда прежде вы этого не делали.

Агата сжала его руку и улыбнулась.

— Вы были первый. Вы обратились ко мне по имени сегодня утром.

— Я не посмел бы!

— А вот и посмели. В той записке, что была в конверте с лотерейными билетами, было написано «Дорогая Агата». Я заметила. Вы впервые обратились ко мне иначе — не как к «госпоже Стопак».

Тибо прокашлялся и кивнул.

— Да, — сказал он медленно, — и представьте себе, что для того, чтобы составить эту записку, мне потребовалось извести всего полторы стопки писчей бумаги. Целую рощу вырубили, чтобы я смог написать дюжину слов и пригласить вас пообедать.

Они немножко помолчали, глядя друг на друга, и тут в глубине кофейни распахнулась дверь и показалась Мама Чезаре с дымящимися тарелками в руках. Пока она пробиралась среди столиков, Тибо и Агата отпустили руки и разжали никак не желавшие разжиматься пальцы. Когда Мама подобралась к ним, они уже приняли строго-официальные позы и соприкасались лишь взглядами.

— Спагетти, — объявила Мама Чезаре. — Придете завтра, будут ньокки.

— Спагетти — тоже замечательно, — сказал Тибо, но глаз от лица Агаты так и не оторвал.