— Моё сочинение приняли или нет? — сорвался с моих губ вопрос.

— Да, приняли…

Я не хотела плакать, поэтому отвернулась, когда слёзы хлынули из моих глаз. Это было так несправедливо, так подло и нечестно — это убивало меня, рвало на части изнутри.

— Любовь моя, не плачь! Умоляю, выслушай меня, — его руки потянулись ко мне, но я всячески пыталась вывернуться и не дать себя коснуться. — Я знал, что ты хотела продолжить учёбу, знал всё о твоих планах! И только представь себе: я бы пришёл просить твоей руки, а ты отвергла бы меня! То письмо всё решило окончательно, разве нет? Скажи мне сама, ты согласилась бы стать моей женой? Нет! НЕТ! Не согласилась бы! Я поехал в Кардифф и заплатил дирекции, чтобы тебе отказали, в итоге ты получила то письмо…

— Что ты сделал?!

Я не могла больше это слушать. Я была так зла, так разгневана, что начала судорожно отпихивать его и вырываться; вскочила на ноги вместе с ним, но Джейсон пытался прижать меня — дрожащую и неунимающуюся — к себе.

— Кейтлин, успокойся! Дай мне…

— Я потратила столько времени! Я так трудилась попасть туда! — кричала я, пытаясь вырваться из его сильных рук, но он меня не отпускал. — Это был мой выбор, моя жизнь! А ты одним своим словом всё разрушил! Ты всё подстроил!

— Да, я сделал это… — он сомкнул руки вокруг меня, не позволяя даже пошевелиться.

— Ты заставил Коллет тебя слушаться! Заставил меня чувствовать себя не той женой! Ты хоть представляешь, как мне было больно?

— Я представляю…

— Ты обманул меня!

— Да, я обманул. А знаешь… почему? Потому что ты никогда не стала бы моей! Кем я был для тебя тогда? — он тряхнул меня так, что пришлось взглянуть в его глаза. — Никем! Призраком из прошлого! Помнишь приём, на котором ты пела итальянский романс? Я увидел тебя и всё понял. Понял, что нашёл ту, с кем был бы счастлив. Как молния, как вспышка — вот, что значит влюбиться. А теперь подумай, Кейтлин, подумай хорошенько! Ты вышла бы за меня тогда?

Глядя в серые глаза, влажные от слёз и усталые от этого чудовищного вечера, я ответила сама себе: нет. Мне было шестнадцать, ему — почти тридцать. О чём он думал?

— Я ждал! Сначала ждал, когда твой образ меня покинет и оставит в покое, но этого не происходило. Потом я ждал три года, чтобы ты бросила свои писательские заморочки и мечты о свободной жизни! И судьба снова оказалась ко мне жестокой… Твой отчим отказал мне. Сказал, что не станет уговаривать тебя… И тогда мне пришлось придумать… Кейт, всё это было ради нас!

«Ради тебя одного!»- хотелось крикнуть мне ему в ответ. Моя душа была изранена, она билась в клетке, красивой клетке серых глаз этого человека, в одно мгновение ставшего для меня незнакомцем.

Голос разума твердил о том, что Джейсон был прав… во многом прав. Я бы никогда не стала его женой, я бы просто отказалась от этого. И я бы никогда не познала того счастья, которое он подарил мне в эти последние месяцы. А теперь я носила его ребёнка. Меня охватила дикая злость, и, упираясь руками в его грудь, я сказала:

— Если бы я не забеременела, у Коллет было бы больше шансов предупредить меня о твоём гнусном обмане… и тогда я бы покинула тебя! Вот, что она имела в виду!

— Возможно, так и было, но лишь сначала, клянусь! — взмолился он. — Теперь же всё по-другому, ведь ты любишь меня! Ты любишь меня!

Я толкнула его и со всей силы ударила по лицу. Он не был готов к этому и выглядел жалко, прижимая ладонь к левой щеке и глядя на меня с таким глупым и наивным удивлением. Моя голова была забита лишь мыслями о предательстве, обмане и лжи. Три года я была чьей-то целью, три года моя судьба, оказывается, была решена! Всё было напрасно: мои мечты, желания и стремления — я просто должна была стать чьей-то женой. Кто-то захотел меня, и ничего более!

Даже жестокость Мэгги Уолш не казалась мне теперь настолько отвратительной и несправедливой. С жалостью и болью я смотрела на своего мужа и мне столько хотелось ему сказать…

Утерев слёзы, я сделала глубокий вдох, дабы успокоиться. Борясь с желанием подойти к этому обманщику и утешить, ибо он плакал, его трясло от горя и осознания того, что случилось, я всё же сделала единственное, о чём после не пожалела бы.

— Боже, помоги ему! — прошептала я и развернулась, чтобы уйти.

Он звал меня по имени, снова и снова, пока дверь за мной не захлопнулась, и я не скрылась в полутёмном коридоре.

***

«Мертв тот, в чьей душе не распускается цветок любви».

Никто не мог помочь мне и подсказать, что делать дальше. Никто и не осмелился, даже матушка предоставила меня себе самой. Мол, всё уже случилось, теперь ты сама решаешь. А я не понимала, каково это. Стоило ли забыть всё и оставить, как есть? Или изменить, потому что Коллет и Джейсон уже изменили меня?

Я не хотела говорить с мужем, ибо наперёд знала его сладкие речи; он сказал бы мне, что ничего не изменилось, что он любит меня, а я люблю его, и то было правдой. Как бы я ни возненавидела Джейсона за эту гнусную авантюру с моим сочинением, свадьбой и далее, он всё же сумел добиться своей цели: я принадлежала ему всей своей израненной душой, я любила его больше, чем можно было бы представить.

Но даже через два дня после скандала я ясно смотрела на факты, будто они были материальны. Я считала план Джейсона мерзким, каким бы отчаянным влюблённым он ни был три года назад, или позже… Я жалела себя, свои в долгий ящик отложенные амбиции, и не хотела видеть никого из своей семьи.

Когда экономка пришла в гостевую спальню, где мне пришлось расположиться на неопределённый срок, я как раз готовилась ко сну. Я отпустила Анаис и продолжила разглядывать своё осунувшееся лицо в зеркале, перед которым сидела. Помолчав с минуту, соблюдая вежливый тон, миссис Фрай откашлялась и тихо произнесла:

— Мадам, пожалуйста. Поговорите с мастером. Мы все понимаем, что вы не скоро сможете простить его…

Я хмыкнула и покачала головой. Они понимают! Разве кто-то отбирал у них все мечты, настраивал против них семьи, принуждая к предательству?!

— Он совсем ничего не ест, он даже не спит. Только ходит, как призрак, перед этой дверью, и ждёт, когда вы впустите его. Если вы только с ним поговорите…

— Мы уже разговаривали, и ничего не изменилось. Я просто… — я была так раздражена и расстроена, и вовсе не намеревалась выслушивать жалостливые речи прислуги. — Прекратите докучать мне! Оставьте меня в покое!

И прежде, чем я договорила, она вышла из спальни, закрыв за собой дверь. Она скажет ему, что я отказываюсь говорить и мириться с ним, подумала я тогда. И пускай! Он не ел и не спал два дня! Вот беда! Да разве это достойное для него наказание?

Мне хотелось, чтобы он помучился и осознал, как мне было больно.

Несмотря на волнения и плохое настроение, я и не думала голодать. Или мой организм отказывался подчиняться сердечным мукам. Я понимала, что и мне, и ребёнку понадобятся силы, поэтому ела почти за двоих. С аппетитом проблем не возникало.

Матушка не давала мне скучать и сопровождала на прогулках. И как-то раз, пока мы медленно шли по заснеженному саду в тот солнечный и спокойный день, она решилась заговорить со мной:

— Родная моя, где ты думаешь встречать Новый Год? Учитывая все обстоятельства, я подумала… мы с Джорджи подумали, что лучше было бы на какое-то время покинуть Лейстон-Холл и вернуться домой. Если соберёмся сегодня и отправимся утром, успеем как раз в срок.

Я стояла неподвижно, глядя на голые кусты, посаженные вокруг замёрзшего фонтана; моя мать была права: мне не стоило оставаться рядом с мужем, и я в серьёз подумывала о том, чтобы уехать. Я уже не держала зла на Коллет. Она всегда была легкомысленной и ведомой, совсем как мама. Как же я отличалась от них… Как жаль, что рядом не было отца, чтобы указать мне действительно верный путь.

— Кейтлин, мы пригласим миссис Пиншем отпраздновать с нами. Она приведёт всех своих собачек, которых ты так любишь, и мы все вместе повеселимся.

— А что же Коллет? — спросила я, не поворачиваясь. — Она останется с нами?

— Она раскаивается, милая, и сделает так, как ты скажешь. Тебе решать.

В последнее время мне так часто приходилось слышать это. С каких пор я должна была за кого-то решать? Вдруг матушка подошла ко мне, взяла за руку, и я обернулась к ней. Её красивое лицо было печальным, а глаза были влажными.

— Не нужно, мама! Я справлюсь.

— Я знаю, знаю! — сказала она и обняла меня. — И всё-таки ты любишь его. Тяжело осознавать, что у такой любви столь непрочный фундамент. Однако, это не означает, что кто-то может её разрушить. Даже он сам… или ты.

***

Тем же вечером наши вещи были собраны, всё было готово к утреннему отъезду. Анаис долго уговаривала меня взять её с собой, но я ясно дала ей понять, что наших семейных активов едва ли хватит на её содержание в Глиннете. К тому же, никто, даже я, не знал, на какой срок я покидала Лейстон-Холл. Испытывая радость от скорой встречи с нашими добрыми соседями и возвращения в родной дом, я не могла не чувствовать волнения, потому что не могла уехать просто так, не сообщив и не простившись с Джейсоном. Он заслуживал хотя бы этого.

Я практически наткнулась на него в коридоре, когда все уже улеглись спать. Он выходил из своего кабинета и, заметив меня, резко остановился. Экономка не приукрасила правду, он действительно походил на призрака. Не стану утверждать, но, кажется, он так и не сменил тот костюм, в котором встречал Рождество. Нездоровый цвет лица, тёмные круги под глазами, взъерошенные волосы, мятая рубашка — я бы и не подумала, что мой муж мог довести себя до такого состояния.

— О, это ты! Как же хорошо, что ты пришла, — сказал он, разглядывая меня так пристально, будто не верил, что я была настоящей. — Я думал, что сойду с ума, если не увижу тебя. Милая, поговори со мной. Позволь мне только сказать…