— Значит, правда. Эдди не шутил. — Дженни неоднозначно пожала плечами и улыбнулась.

— Он хотел жениться на моей сестре, — промямлила я, уставясь в макушку маленькой Элизабет. — Но она любила другого, вот и…

— Можешь не объяснять! Ты не обязана оправдываться ни передо мной, ни перед Эдди. Это только ваше с Джейсоном дело. Уверена, ты не такая, какой тебя считает мой упрямец. Слишком ты скромна и неопытна для хитрых интриг.

— Спасибо, но я правда…

— А ну оставьте животное в покое, маленькие изверги!!! Иначе я вам что-нибудь оторву! — прикрикнула невестка на близнецов, которые умудрились каким-то образом отловить белку, и теперь дёргали её за хвост.

— Не представляю, как ты справляешься с ними одна, — сказала я, сдерживая улыбку.

— Но дома я не одна. Мне помогает приходящая няня.

До нас донеслись громкие голоса, я взяла маленький театральный бинокль, который Дженни по странной причуде всегда носила с собой, и посмотрела в него: я видела Анри, перепачканного в пыли и дающего указания рабочим на их родном языке — арабском; увидела пятерых чумазых рабочих, таскающих камни и смеси в бочках;

Мой взгляд случайно упал на леса, окружавшие внешнюю стену строения. Я увидела, как мой муж с необычайной ловкостью пробирается между досками и перескакивает с одного уровня на другой. Он был, как и другие рабочие, полураздет — в одних только широких штанах, покрытых белой пылью, и ботинках неопределённого цвета. С тревогой, внезапно схватившей меня за сердце, я наблюдала, как он перебрался с верхнего уровня вниз и соскочил на землю с высоты не меньше девяти футов.

Джейсон не был похож на других подрядчиков. Да и с другими он никогда не работал. Анри рассказывал мне, что после разрыва с Мэгги Уолш он уехал в Италию, затем побывал в Австрии, где учился у лучших мастеров-каменщиков. А вернувшись в Англию, успел за три года осуществить около семи проектов. В то время он жил одной лишь работой, спал и ел, по словам Анри, ради очередного здания.

А до этого мы встретили его на одном вечернем приёме, где он впервые танцевал с Коллет…

Я поспешила забыть о сестре, выбросить её образ из мыслей. Я наконец поняла, что стала ревновать к одной только мысли о сестре и моём муже.

Ревность женщины, как говорила Лора, — верный признак её зависимости.

Элизабет захныкала, оставшись без внимания, и я стала укачивать её, хотя сама всё никак не могла оторваться от бинокля, а точнее, того, что видела в нём. Джейсон всегда двигался быстро, его нельзя было застать надолго на одном месте. Арабы любили его за щедрое жалование и умение грамотно руководить. Он никогда не кричал на них и уж тем более не применял физическую силу. Анри поражался, как он управлял столькими людьми разных национальностей и религий, при его-то небольшом опыте. К тому же, он был ещё слишком молод, но я слышала, что умудрённые мастера всегда учитывали его мнение.

Джейсон как раз разговаривал с одним из рабочих, когда я поймала его в объектив бинокля. Его загорелая кожа блестела на солнце, чёрные волосы были в пыли, и он время от времени тормошил их рукой. Его лицо я увидела, лишь когда он обернулся; он посмотрел прямо на нас, затем вдруг помахал рукой.

— Что это тебя так напугало, дорогая? — спросила Дженни, увидев, как я откладываю бинокль в сторону.

— Ничего, правда, ничего. Знаешь, я, пожалуй, отнесу мужчинам воды, если ты не против.

Я заметила её хитрый взгляд поверх очков для чтения, когда передавала ей дочку, но промолчала. Я действительно решила спуститься, чтобы принести на стройку графин с водой, который мы взяли с собой на прогулку. И я вовсе не собиралась задерживаться там.

Церковь не была огорожена забором, и любой мог бы подойти поближе и взглянуть на проделанную работу. Пока строение напоминало лишь пустую оболочку из гладкого, белого камня, с чернеющими окнами без стекла. Проходя мимо, я старалась не встречаться взглядами с рабочими, меня смущали их улыбки и вечно приветливые выражения лиц.

Я нашла мужа в просторной палатке, поодаль от стройки; обычно здесь они вместе с Анри обсуждали детали строительства, просматривали планы и чертежи. Книгами и свёртками были завалены углы этого полутёмного шатра, и, когда я вошла туда, со спокойным благоговением вдохнув запахи воска и керосина, то представила, что очутилась в каком-то древнем месте.

Джейсон склонился над столом, где были разложены исписанные листы бумаги, и, когда я вошла, он замер на мгновение, затем обернулся ко мне. Наши взгляды встретились, и я успела заметить, как при виде меня он улыбнулся. Готова поспорить, что и моё лицо так и осветилось при первых же звуках голоса, ставшего для меня любимым с некоторых пор. Я правда была рада видеть мужа.

— Ты здесь. Здравствуй, — сказал он на выдохе и протянул мне руку. — Подойди. Хочу тебе кое-что показать.

Нежные пальцы были тёплыми, и когда его ладонь скользнула в мою, я сжала его руку и мгновенно расслабилась, стоило мне приблизиться к нему.

Я поставила графин на стол, и Джейсон показал мне планы будущего убранства церкви, наброски внутренних деталей. Я мало что понимала в его работе, поэтому в основном смотрела на него, не отрываясь, и чувствовала, как меня переполняет нежность к человеку, который даже понятия не имел о моих странных мыслях. Вряд ли он знал, каким притяжением обладал, какой страстностью и эротичностью были пронизаны его движения, и даже его взгляд заставлял меня задерживать дыхание.

— … Кейт? С тобой снова это происходит, — сказал он, улыбнувшись, и свернул разложенные на столе чертежи. — Когда ты витаешь где-то в своём мире грёз, у меня складывается впечатление, что тебе снова становится скучно здесь.

— Это не так, — возразила я. — Просто ещё одна из привычек детства.

— Пора постепенно отвыкать от этого. Мы с тобой оба знаем, что ты давно уже не ребёнок, — он подмигнул мне, подошёл к плетёному креслу, где лежали его рубашка и жилет, и оделся. — Как там дети?

— О, они в порядке! Дженни прекрасно с ними справляется. Она удивительная женщина.

— Я рад, что вы поладили.

Джейсон обернулся ко мне, и я увидела, что он нахмурился; его плечи поникли, и он избегал моего взгляда. Скрестив руки на груди, он вздохнул и твёрдо произнёс:

— Я поговорил со своим братом. Больше он не станет тебе докучать. Я хочу извиниться за него и то, что он наговорил тебе.

При упоминании об Эдварде я напряглась, но тут же поспешила его оправдать:

— Он ничем меня не обидел, клянусь! Его волнение вполне оправдано. Он просто хочет убедиться, что ты… и мы…

И тогда я поняла, что не могла произнести задуманных фраз. Счастлив, рад, доволен. Я не спрашивала его, был ли он счастлив со мной. И он ни разу не упомянул о подобном. Прошёл целый сезон, как я стала его женой, многое изменилось, но ничего определённого в наших отношениях не было. По крайней мере, я не знала, как убедить себя разобраться в собственных чувствах.

Я кротко взглянула на него. Джейсон посмотрел мне в глаза. Что ж, хорошо… Я обожала его так, как обожала бы любая на моём месте: физически он уже покорил меня, и у меня пересыхало в горле, стоило мне представить его обнажённого… Но было ли что-то большее за этим физическим наслаждением? Тогда я содрогнулась, подумав об отрицательном варианте.

— Эдвард никогда не отличался тактичностью, — горько сказал мой муж. — Даже по отношению ко мне. Теперь он стремится замаливать грехи, которые сам себе надумал. Он посмел подозревать тебя в чём-то, и я его отчитал. К тому же, я сам виноват. Мог бы не упоминать о деталях нашего соглашения…

О нет! И вот, когда мы вновь подошли к этому вопросу, будто вернулись в Глиннет, в наш скромный дом, где плакала Коллет, узнав, что Джейсон Готье требует её руки, я ощутила ком в горле, и непрошеные слёзы выступили на глазах. Мне больше не хотелось вспоминать о том, как мы обманули всех и отправили Коллет с её солдатиком прочь от грехов отчима и нелюбимого человека, который желал жениться на ней… Теперь мне было больно от одной мысли, что я оказалась не той, ненужной, нелюбимой.

Я снова посмотрела на супруга и инстинктивно сжала муслиновую ткань юбки.

— И всё-таки, не стоило отчитывать Эдварда за наш с ним разговор, — с трудом сказала я. — Ведь я его прекрасно поняла тогда, и сейчас не сержусь. Да, он прав… Вы оба правы. Я вынудила тебя на мне жениться. Так что в данной ситуации я сама себя подставила. Учитывая всё, что было с Мэгги, конечно.

Выражение его лица поменялось на горестно-терпеливое, когда я произнесла это имя. Мне меньше всего хотелось расстраивать его, но ведь я сама оказалась на грани отчаянной печали, которую пока не могла растолковать.

— Думаю, мне лучше уйти, — пробормотала я, пряча глаза. — Я отвлекаю тебя от работы. Да и что подумает Анри, и ваши люди…

— Не всё ли равно?

На секунду я удивилась его вопросу, но не придала этому значения. Мне действительно хотелось уйти и подумать обо всём, что со мной происходило. Чья-либо компания только отвлекала бы.

Пообещав, что увидимся вечером, я как можно скорее вышла из палатки. Вернувшись к Дженни и детям, я соврала, что почувствовала себя нехорошо, и мы вернулись в Лейстон-Холл. Я удивилась, обнаружив письмо от матери в стопке утренней почты. Удивилась, потому что сама уже долго не писала домой, мне казалось, что они должны были затаить на меня обиду.

Но мама даже не упомянула об этом. Она писала о том, что чувствует себя гораздо лучше; что мистер Брам давно перестал упрямиться и простил Коллет; что все долги он вернул, благодаря поддержке Готье. Они даже подумывали о том, чтобы приехать в Бантингфорд, погостить. И внезапно мне захотелось увидеть их. Обнять мать, как когда-то в детстве, уткнуться в её плечо и слушать, как она тихо напевает колыбельную, пока я засыпаю.