Он резко взмахнул рукой, заставляя ее замолчать.

— Послушай, Сесилия, — хрипло проговорил он, — ты меня доконаешь! Я больше не могу терпеть этот страх, эту ярость… Еще немного — и я взорвусь!

Она растерянно смотрела на него. Что его так гнетет? И зачем он пытается подавить свои истинные чувства?

Подняв руку, Сесилия нежно погладила Дэвида по щеке, задев пальцами уголок его губ.

Он стоял с закрытыми глазами, ноздри его трепетали. Вдруг, словно очнувшись, он повернул голову, и губы его приникли к ее ладони.

Ощущая прикосновение легких теплых пальцев Сесилии, Дэвид испытывал сразу и горечь, и гнев, и желание. Его бросало то в жар, то в холод. И если бы чувства были цветными, то душа его походила бы на калейдоскоп.

Пытаясь отвлечься, Дэвид вспомнил, как подарил Сесилии ящик фарфора, а потом, внимательно всматриваясь в ее лицо, пытался понять, что именно она хочет от него услышать. Тогда он тщательно подбирал слова, стараясь не разгневать ее, но тем самым делал хуже им обоим — они порядком запутались в своих отношениях.

Только теперь он понял, что Сесилия не из тех женщин, которые берут и требуют. Много лет назад, оскорбленный ее отказом, он из гордости не открыл ей своего сердца. Может быть, пора, наконец, это сделать?

Его молчание напугало Сесилию.

— Прости меня, Дэвид, — тихо сказала она, сама не зная, за что просит прощения.

Он открыл глаза, и она увидела в них огонь желания.

— Ты нужна мне, — хрипло прошептал он. — О Боже, Сесилия, как же ты мне нужна! Я хочу, чтобы ты все время была здесь, в моих объятиях, в моей постели…

Сесилия ласково обхватила ладонями его лицо.

— Я люблю тебя, Дэвид, — призналась она, утопая в темно-зеленых омутах его глаз.

— Я тоже тебя люблю, Сесилия. И любил всегда. Она весело засмеялась.

— Ну, допустим, не всегда.

— Всегда! — резко возразил он. — И буду любить до конца своих дней. Один Бог знает, чем я, презренный повеса, заслужил твою любовь.

Она привстала на цыпочки, чтобы его поцеловать, но он вдруг отпрянул и посмотрел мимо нее.

— Я хочу тебя, Сесилия, — произнес он срывающимся голосом, — так сильно, что больно дышать.

— Так возьми меня, — просто ответила она.

Дэвид, закрыв глаза, перевел дыхание. Он выглядел усталым, лицо его осунулось, щеки покрывала отросшая за день щетина, но Сесилии он казался еще краше, чем всегда.

В комнате стало почти темно. Сесилия, отвернувшись, начала раздеваться. Дэвид стоял у двери и молча смотрел, как она расстегивает плащ. Коричневое шерстяное платье упало на пол.

— Знаешь. Сесилия… ты самое прекрасное существо на свете, — наконец выдавил он.

Раздевшись, она повернулась, быстро развязала его галстук и небрежно отбросила его, потом стянула с его плеч сюртук. Дэвид по-прежнему стоял, привалившись к двери. Все его тело было напряжено.

— Пойдем в постель, Дэвид, — прошептала она, осторожно вытягивая из брюк полы его рубашки. — Сейчас не время для разговоров.

Как будто избавившись от невидимых оков, Дэвид оттолкнулся от двери и легко подхватил Сесилию на руки. Подойдя к кровати, он посадил ее на край и опустился на колени.

— Сесилия, я не могу обещать… — прошептал он, — что сегодня ночью буду с тобой нежен.

Его зеленые глаза завораживающе блестели. Она понимающе кивнула. Привстав, Дэвид снял рубашку и завозился с застежкой на брюках, потом бережно уложил Сесилию на пуховую перину.

— Ради Бога, прости меня, — прошептал он и быстро вошел в нее, — прости!

Сесилия, охнув, обхватила ногами его талию и прильнула к нему всем телом. Ей казалось, что она парит под потолком, а не лежит в его постели.

— Ты моя, Сесилия, моя навсегда!

Это соитие было стремительным и яростным.

— Нет, Дэвид, не надо… я больше не могу… О! О! Боже мой!

В предвкушении приближающегося экстаза Сесилия почувствовала дрожь во всем теле и, закрыв глаза, замерла.

— Пожалуйста… — шептала она, но ответом ей были лишь хриплое дыхание Дэвида да ритмичный скрип кровати.

Сумерки постепенно сгущались. Свечи в комнате не горели, камин был не разожжен, однако на лбу Дэвида выступили капли пота.

Сесилия таяла под его натиском, ей хотелось раствориться в этом пожаре страсти.

— Да! — воскликнула она, ощутив себя на пике блаженства. — О, Дэвид, да!

Ее крик, разорвав тишину комнаты, разнесся по всему дому.

Дэвид тяжело опустился на матрас. Сесилия медленно перекатилась на бок.

Стало совсем темно. Она слышала, как тяжело дышит Дэвид. От его тела пахло потом, от волос — дорожной пылью. Это были приятные, земные ароматы, возбуждавшие не меньше дорогого одеколона, которым он обычно пользовался. Сесилия подняла ногу и зацепила ступней его лодыжку.

Дэвид лежал, повернувшись к ней лицом, и смотрел в потолок.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

Он неторопливо поднялся с постели и, ступая босиком по ковру, подошел к своему письменному столу. Сесилия услышала металлический звон, чирканье трута, затем звук стекла об стекло. В следующее мгновение лампа на столе зажглась, а Дэвид вернулся в постель.

Застонав от удовольствия, она прижалась к нему всем телом. Дэвид обнял ее, и она почувствовала, как к ее нагому телу прикоснулось что-то холодное.

— Сесилия, — нежно произнес он, — ты, в самом деле, меня любишь?

— Да, — твердо ответила она.

— Сегодня ночью я вручаю тебе свое сердце. Она удивленно посмотрела на него.

— Я не понимаю.

Дэвид, взяв ее руку, положил на ладонь какой-то небольшой предмет. В свете лампы ярко сверкнуло рубиновое кольцо.

— Сесилия, я хочу, чтобы ты стала моей женой. Но сначала я должен сказать тебе одну вещь. Сесилия закрыла глаза.

— Что часть твоего сердца навсегда отдана ей?

— Кому? Дженет?

— Ведь это ее кольцо? Я узнала герб Килдерморов.

— Да, — сказал он с горькой усмешкой. — «Semper veritas». «Всегда правдив»! По-моему, этот девиз звучит черным юмором. А что касается моего отношения к Дженет, то я люблю ее, как брат сестру.

— То есть платонически?

— Нет, понимай буквально. К сожалению, ты увлеклась вовсе не благородным человеком, а внебрачным сыном развратного шотландца.

Сесилия в полном изумлении округлила глаза.

—Что?

— Я незаконнорожденный, Сесилия. — Усмешка исчезла с губ Дэвида.

— Как же так? — прошептала она еле слышно.

И Дэвид рассказал ей все: про позор своей матери, вероломство лорда Килдермора, про честный поступок человека, которого он считал своим отцом. Про письмо, которое он получил еще в юности и которое так сильно на него повлияло. И про Дженет, с которой его связывала странная и прочная дружба.

Сесилия долго молчала, но продолжала гладить его по щекам, лбу и губам.

— Мне очень жаль твою маму, — наконец сказала она.

Услышав эти простые слова, Дэвид понял, что Сесилия равнодушна к его происхождению. В глубине души он надеялся на это, но все же ответ пролился бальзамом на его застарелую рану.

— Ох, Дэвид… — Сесилия смотрела на него с бесконечной нежностью. — Неужели ты мог подумать, что меня интересует твоя родословная?

— Она интересует меня.

Она опять погладила его лоб, и Дэвид умиротворенно закрыл глаза.

— Когда-то я думал, что настал конец всей моей жизни. Но шли годы, и я все меньше и меньше переживал по поводу подлинности моего титула.

— Тогда в чем же дело? — спросила Сесилия.

— Дело в моей матери, — объяснил Дэвид, открыв глаза. — Меня не волнует мнение света. Я богат, а титул — всего лишь пустой звук. Но я не хочу, чтобы ее честь запятнали грязные слухи. Она уже достаточно настрадалась.

— Неужели ты думаешь, что я выдам твою тайну? Он покачал головой.

— Я редко доверяю людям, но тебе я готов доверить свою жизнь.

Тонкие брови Сесилии сошлись на переносице.

— Тогда что же?

— Я хочу на тебе жениться, любимая. Хочу, чтобы ты родила мне детей. Но я должен быть с тобой до конца честным. Однажды я уже пытался добиться тебя иным путем.

Сесилия покраснела, вспомнив его давние настойчивые ухаживания.

— Я принимаю твое предложение, — серьезно сказала она.

— Но ты должна знать, с чьей кровью смешается твоя кровь. Твоя фамилия, Маркем-Сэндс, — одна из старейших и знатнейших фамилий Англии. Может быть, ты не захочешь… — он не договорил.

Сесилия вдруг поняла, откуда в нем эта непомерная гордыня и высокомерие. Гардеробная Дэвида отражала его внешнюю, показную сторону. Все это время он пытался утвердиться, завоевать то уважение, которое по праву рождения ему не принадлежало.

— Значит, у вас с Дженет был общий отец? — тихо спросила она. — И его кровь течет в жилах лорда Мерсера и лорда Роберта? Но это же очень благородные люди! То, что ты был зачат в результате изнасилования, еще ничего не говорит о тебе как о личности.

— Дело в том, что в роду Камеронов есть безумцы и опустившиеся люди, Сесилия, — предупредил он. — К примеру, совсем недавно мой кузен сошел с ума и покончил с собой.

Сесилия, приподнявшись на локте, покачала головой.

— Нас это не касается, — твердо произнесла она. — Послушай, Дэвид, давай лучше поговорим о погоде!

О Господи, думала Сесилия, ну какое значение имеет родословная? Ведь люди не лошади.

Дэвид прав, ее род был древним и благородным, но это не принесло ни малейшей пользы его представителям. Может, Сэндсам как раз необходим приток свежей крови? Он спасет их от апатии, глупости и бесцельного существования.

Сесилии не хотелось больше продолжать эту тему.

— Так ты женишься на мне? — нетерпеливо спросила она, тесно прижавшись к его груди. — Я хочу, чтобы ты поступил со мной по чести, но сначала давай вкусим еще немного греха!

Дэвид с трудом очнулся от сладкого сна, разбуженный стуком в дверь. Тихо выругавшись, он притянул к себе Сесилию и погладил ее грудь.

Сесилия застонала от удовольствия, но проклятый стук повторился. На этот раз его сопровождал умоляющий шепот.