Девочка была им просто очарована. Элли удалось убедить её не называть мужчину папой, но отогнать её от постели было невозможно. На улице слишком холодно, чтобы отпустить ребёнка поиграть, а размеры домика предполагали, что раз Эми не внизу с матерью, то она наверху смотрит на незнакомца.

Это безопасно, твердила себе Элли. И даже мило. Пока Эми наверху играла в куклы, она рассказывала спящему какие-то длинные, путаные сказки и немножко фальшиво пела песенки. Она рассказала о своей волшебной рождественской красной свече, которая привела его домой. Девочку, казалось, не заботило, что человек не отвечает на её болтовню, а просто спит.

Совсем другое дело будет, когда он очнётся. Если он вообще когда-нибудь очнётся.

Возможно, следовало пригласить доктора Джидса. Но Элли его недолюбливала. Доктор Джидс модно одевался, но рабочие инструменты у него были грязные. Он сделает мужчине кровопускание, даст какую-нибудь гадость собственного изобретения и заломит за это втридорога. У Элли было мало денег и ещё меньше доверия к этому врачевателю. Кроме того, Джидс был другом её домовладельца.

Элли сложила рубашку, теперь чистую и сухую, и бриджи из оленьей кожи на сундук в своей комнате. Обе вещи когда-то были отменного качества, но теперь выглядели сильно изношенными. Однако ничего удивительного в том, что такую одежду носит бедный работник с фермы. За последний год она с удивлением узнала о том, как бурно развивается рынок поношенной одежды — продавали вещи, сменившие двух, трёх, а то и четырёх хозяев. Теперь Элли знала, что за несколько пенни или фартинг можно продать даже то, что она привыкла считать лохмотьями.

Вспоминая прошлое, она поняла, что продавала свои вещи слишком дёшево. Украшения, мебель, драгоценные безделушки, одежду Эми, её чудесный кукольный домик с искусно изготовленной мебелью, крошечных куколок с их прелестными нарядами и очаровательными миниатюрными пустячками — теперь она могла бы продать их с гораздо большей выгодой. Тогда она ещё не знала цену вещам.

И всё же они с дочерью не умирали от голода и холода, и от теперешнего кукольного домика Эми получала такое же удовольствие, пусть он и сделан из коробки из-под сыра, а кукол и мебель для них Элли смастерила сама из того, что нашлось под рукой.

Она осмотрела другие вещи незнакомца. Ценного было мало — только его одежда. Чулки были из плотной грубой материи, но от того, что мужчина шёл без обуви, они порвались, и Элли пока не успела заштопать дыры. Ей не удалось найти ничего, что указывало бы на то, кто такой этот человек, только в кармане бриджей отыскался смятый батистовый платок, весь в засохшей крови. Неуместная вещь для такого человека. Платок совершенно не вязался ни с сильными руками, ни со сбитыми костяшками.

Элли вспомнила, как эти самые сбитые пальцы так нежно скользили по её щеке, и вздохнула. Такой неосознанный жест… но ослабил всю её решимость держать незнакомца на расстоянии.

Ведь я его совсем не знаю, упрямо твердила себе Элли. Драчун, а то и вор. Она надеялась, что платок он не стащил. Довольно и того, что в её постели спит посторонний, не хватало ещё, чтобы он оказался вором.

Тук-тук-тук! Элли аж подпрыгнула.

Глаза Эми расширились от испуга.

— Кто-то пришёл, мама, — шепнула она.

— Миз Кармайкл? — проорал хриплый голос.

— Всё хорошо, лапочка. Это Нед. Подожди здесь.

Элли отложила рукоделие и отправилась открывать дверь, но остановилась на секунду и повернулась к дочери:

— Не говори Неду или ещё кому-нибудь о том человеке наверху, хорошо? Это секрет, милая.

Дочка торжественно поглядела на неё голубыми глазками и кивнула:

— Всё из-за сквайра, — решила она и отправилась играть с кукольным домиком.

Элли бессильно прикрыла глаза, жалея, что не может защитить дочь от такой мрачной действительности. Но ничего не поделаешь. Она отворила дверь.

— Вот, принёс вам молока и творога, как вы хотели, миз Кармайкл, — произнёс мужчина, стоящий на крыльце, и добавил: — Подумал, может, и эти на что сгодятся. — Он протянул ей заячьи тушки. — Славное из них выйдет рагу. И сквайру не обязательно говорить, а? — Он подмигнул и повернулся, чтобы уйти.

— Нед, не нужно! — Элли была в ужасе, но в то же время не могла удержаться и крепко прижимала тушки к себе. Прошло уже много времени с тех пор, когда они с Эми ели мясо, а теперь Неда могут повесить за браконьерство. — Ни за что на свете не хотела бы навлечь на вас бе…

Нед засмеялся:

— Боже вас сохрани, миссус, обо мне не волнуйтесь — уж я всю жизнь хожу за хозяйской скотиной, как мои папаша и дед.

— Но…

— Это подарок на именины маленькой мисси, — отмахнулся седой мужчина.

Элли нечего было ответить. Спорить означало пренебречь подарком Неда, и она бы никогда так не поступила.

— В таком случае спасибо, Нед. Мы с Эми насладимся ими сполна. — Она улыбнулась и жестом пригласила Неда войти. — Не зайдёте ли тогда на тарелочку супа — у меня как раз греется на огне.

— О, нет, нет, спасибо, миссус. Я б не осмелился. — Он неловко потоптался на месте, коснулся лба и скрылся в лесу прежде, чем Элли смогла сказать что-то ещё.

Элли смотрела, как он уходит, тронутая и его неуклюжестью, и гордостью, и рискованным, но щедрым подарком. Тушки зайцев оттягивали ей руку. Это настоящий пир. И чем скорее они окажутся в горшке, тем безопаснее будет для всех заинтересованных сторон. Она собиралась испечь творожные пирожки на день рождения Эми. Теперь же они насладятся и хорошим мясным рагу — получится почти настоящий праздник. И если человек наверху очнётся, у неё будет сытная еда и для него.

Она улыбнулась про себя, торопливо свежуя первую тушку. Она-то считала его вором из-за батистового платка. Кому и указывать пальцем, Элли Кармайкл, гордой обладательнице двух незаконно умерщвлённых жирных зайцев…

Незнакомец наверху проспал всю ночь и весь день. Элли смотрела на него и жалела, что не может ничего поделать. Она хотела, чтобы он очнулся. Хотела, чтобы он покинул её постель. Хотела, чтобы он ушёл. Её беспокоило то, что он лежит там, под её одеялами. Днём с этим легко было примириться и, принимая во внимание то, что он не мог причинить вреда, можно было позволить Эми посидеть возле него, обращаясь со спящим — который был им абсолютно никем — как с одной из игрушек. Днём её это не страшило. Теперь же…

Она плотнее завернулась в шаль, призывая на помощь всю храбрость, чтобы снова улечься рядом с ним. В ночных тенях он, казалось, вырос ещё больше, стал таинственнее и опаснее. Такое очень мужское тело угрожающе привольно раскинулось на кровати.

Но за всю ночь и день он ни разу не пошевелился. Ещё одна ночь с ним в одной постели ему уж точно не навредит. Кроме того, выбора у Элли всё равно не было. Нет, вернее — она уже сделала выбор, шепнул ей внутренний голос. Она могла бы позвать на помощь. Мужчину бы забрал церковный приход, но незнакомец бы не получил должного ухода — с его-то бедной одеждой. Раненый джентльмен — да, доктор или сам хозяин присмотрели бы за ним. Но со времён победы над Наполеоном в Англии было слишком много раненых бедняков. Они вернулись и на какое-то время стали героями. Теперь, несколько месяцев спустя, они искали работу или просили подаяния на улицах, их стали считать отребьем. Какая разница, если ещё один отправится на тот свет.

И бедных вдов с дочерьми тоже хватало.

Элли не могла его бросить. Каким-то образом, не обменявшись с незнакомцем и парой слов, она стала чувствовать ответственность за него — не важно, знает она его или нет, вор он или честный человек. Он был беспомощен и в нужде. Элли на собственном опыте знала, что это такое. И она поможет ему.

Без лишних размышлений она завернулась в отдельную простыню — всё-таки она ещё не совсем утратила чувство приличия — и скользнула в постель рядом с мужчиной. Вздохнула от удовольствия. В холодную зимнюю ночь он точно был лучше горячего кирпича.

Всё было немного странно. Элли привыкла к мужскому запаху и даже находила его притягательным. То, что матрас прогибался под тяжестью незнакомца, не смущало её, и она не пыталась отодвинуться. В конце концов, если между ними будет слишком много пустого пространства, туда проникнет холодный воздух. Однако, вспомнив, в какой нескромной позе она проснулась, Элли решительно повернулась к мужчине спиной. Всё-таки не столь интимно лежать спиной к постороннему человеку, сонно подумала она, устраиваясь попкой возле его бедра.

Как и в прошлый раз, тепло его тела, ровный ритм глубокого дыхания убаюкали Элли, и она уснула. Снова прижавшись босыми пальцами ног к его ногам.

Элли медленно просыпалась от восхитительного чувства… удовольствия. Ей снился совершенно очаровательный сон. Она не открывала глаз, стараясь продлить это непередаваемое чувство того, что тебя любят. Харт ласкал её так, как она всегда мечтала… Его большие ладони гладили, мяли, нежили её кожу. Она чувствовала себя прекрасной, любимой, желанной, как никогда прежде. Тёплая, сонная, с улыбкой на устах Элли чувственно потянулась, с наслаждением, изгибаясь в объятиях чудесного сна. Её кожа оживала, пока руки Харта скользили по ней… посылая по телу сладкую дрожь, не имевшую ничего общего с холодом и всё — с желанием.

Руки ласкали бёдра, и она беспокойно поёрзала, ноги задрожали. Элли почувствовала, как большая ладонь обхватила грудь, как её кожа показалась такой гладкой по сравнению с более грубой кожей его руки. От подобной ласки груди отяжелели, и когда она ощутила голой кожей тёплое дыхание, то зажмурилась и выгнулась от удовольствия. Горячие губы сомкнулись на кончике груди, язык мягко погладил напрягшийся сосок. Она безотчётно задрожала, волны удовольствия и восторга прокатились по телу с силой, которой Элли и сама не ожидала. Он ласкал её так, что потрясённая Элли едва не упала с кровати, когда её пронзило горячее копьё экстаза. Она не думала, только чувствовала. Пальцами она стиснула его плечи, наслаждаясь ощущением мужской силы и гладкой обнажённой кожи под своими ладонями.