Можно, разумеется, поехать к миссис Маркхэм, подумала Люссиль, вдова Гилберта и их дочь всегда ей рады, но для этого необходимо предупредить их заранее.

— Нет, нет, — сказала она после некоторого раздумья, — выхода никакого. Дней десять мне придется здесь прожить.

— Значит, так тому и быть, мисс Келлавей! Бог даст — люди привыкнут к вам, все как-нибудь обойдется.

— До меня в моей оукхэмской глуши мало, что доходит о жизни сестры, — неуверенно вымолвила Люссиль, — но, помню, поговаривали о каком-то молодом человеке, сыне графа, которого она разорила.

— Речь идет, очевидно, об Адриане Кросби. Он, подобно многим другим, был без ума от мисс Сюзанны и осыпал ее дорогими подарками, купленными на одолженные деньги. Она же затащила его в игорной дом, где он проигрался в пух и прах. Мисс Сюзанна получила за это от хозяина дома свою долю. Отец юноши, узнав о несчастье, отослал сына в деревню, и… — Она прервала себя на полуслове. — Простите меня, мисс Келлавей. Сплетничать — не в моих обычаях, но я хочу, чтобы вы знали, какую роль на себя взяли, и поняли, почему ваша сестра так не нравится графу Сигрейву.

Сердце Люссиль покатилось вниз. Она поняла, что ее сестре подходит любой поклонник, лишь бы ему было по карману оплачивать ее услуги. Так что же удивляться тому, что Сигрейв к ней, к Люссиль, отнесся с таким презрением! При мысли о том, что она может встретиться с ним вновь, ей стало дурно.

— Миссис Эйплтон, простите мое любопытство, но как вы попали в услужение к Сюзанне?

— У меня не было выбора, мисс Келлавей! Овдовев, я осталась без гроша, вот и пришлось пойти в экономки к мисс Сюзанне. Но я к ее делам отношения не имею, на то у нее есть служанка.

— Приезд Сюзанны в Дилингем вызвал, наверное, недовольство избранницы лорда Сигрейва, вот почему он так люто возненавидел мою сестрицу, — предположила Люссиль. — Сдается мне, — спокойно рассудила миссис Эйплтон, — что задеты не чувства его, а гордость. Сигрейв — человек бесчувственный! С месяц назад он обручился с Луизой Элиот, девицей с куриными мозгами, единственное достоинство которой — знатное происхождение. Если эта помолвка расстроится из-за вашей сестры, он ее еще когда-нибудь поблагодарит за это. Но хватит сплетничать! Пойду поищу чего-нибудь нам на обед. Не волнуйтесь, мисс Келлавей, мне удавалось найти выход даже в более трудных ситуациях. А что до Сигрейва, — так впредь мы будем прятать вас от него.

Глава третья

После злосчастного объяснения с Сигрейвом и доверительного разговора с миссис Эйплтон Люссиль начала чувствовать себя в «Куксе» совершенно иначе. До этого она наслаждалась покоем и одиночеством, теперь они ее угнетали. И странное дело — раньше она прекрасно чувствовала себя в стенах дома, теперь, когда ей было известно о враждебном отношении к ней местных жителей, ее так и тянуло выйти за пределы сада, но она не решалась. Чтение книг и увлекательных отчетов отца о его странствиях по экзотическим странам уже не захватывало ее целиком и полностью, заставляя забыть обо всем на свете.

Какую же глупость она совершила, поддавшись на уговоры сестры и согласившись на ее предложение! Лучше уж было скучать в опостылевшей школе, чем пойти на такое! К тому же ее пугало впечатление, производимое на нее лордом. В школе она вела, естественно, отшельнический образ жизни, но все же нет-нет, да и встречалась с отцами или братьями своих воспитанниц. И ни один из них не заставлял ее пульс биться быстрее. Иное дело Сигрейв…

В воскресенье вечером ею овладела такая тоска, что, не в силах бороться с ней, Люссиль в отчаянии отшвырнула книгу, которую читала, и решила, была, не была, выйти из дому. Надев шляпу и взяв с собой накидку, она, крадучись, вышла из ворот сада.

Дневная жара уступила место вечерней прохладе, воздух звенел от пения птиц. На лугу перед «Куксом» — ни души, людей не слышно. Она почувствовала огромное облегчение оттого, что выбралась на волю. Люссиль медленно пересекла зеленую площадку перед «Куксом» и оказалась возле входа в старинную каменную церковь. Повинуясь внезапному порыву, она вошла внутрь. Вечерняя служба давно закончилась, прихожане разошлись. Она села на скамейку перед алтарем, вдыхая запахи цветов и залежавшейся пыли. На нее нахлынули воспоминания детства, проведенного в доме Маркхэмов, и из уст Люссиль сами собой слетали произносимые шепотом молитвы.

Выйдя из церкви уже в сумерках и сделав по дороге несколько шагов, она услышала за спиной мягкий топот — ее нагнала роскошная охотничья собака, обнюхала и уткнулась влажным носом в ладонь. Люссиль, наклонившись, потрепала шелковые уши пса.

— Какой красавец! — воскликнула она восторженно, — И как тебя зовут?

— Сал, мисс Келлавей, сокращенное от Саламанки.

Граф Сигрейв вышел из тени дерева и с интересом взглянул на Люссиль.

— Моя собака далеко не ко всем незнакомцам так ластится.

— Вы бывали в Саламанке, милорд?

— Да. Я участвовал там в сражении, оказавшемся для меня роковым. Я уже четыре года служил в Испании, а тут мы, к югу от Саламанки, встретились с французами. Веллингтон одержал блестящую победу, мы разбили в пух и прах лягушатников, но я получил в бою ранение. Вскоре после этого я унаследовал графский титул и ушел в отставку. Ах, мисс Келлавей, простите, — спохватился он, — кто это говорит с дамами о подобных вещах.

— Наверное, после всего пережитого, — медленно произнесла Люссиль, — вам было трудно привыкать к повседневной жизни.

— Это точно, — рассмеялся Сигрейв. — После войны, где ты живешь между жизнью и смертью, светские обычаи, даже самые приятные из них, кажутся настолько ненужными! Но говорить об этом не принято. Я, несомненно, должен казаться вам чудаком!

— Нисколько, сэр, — проговорила Люссиль, но тут же прикусила язык: еще немного — и она бы сообщила графу, что и сама предпочитает читать и учиться, а не ходить на балы и приемы. Испугавшись, что может ненароком выдать себя с головой, она замолчала. Как трудно все время помнить, что ты Сюзанна, и вести себя соответственно.

— Я рад, что вы преодолели ваше отвращение к собакам, — сказал вдруг Сигрейв, видя, как его пес лег у ног Люссиль. — Если мне не изменяет память, вы однажды заявили, что ненавидите собак.

Люссиль замерла. Разве Сюзанна ненавидит собак? Или Сигрейв просто разыгрывает ее?

— Что-то не припомню.

— Как же, как же… Летом прошлого — или позапрошлого? — года я, проезжая по парку, стал свидетелем того, как вас укусила в руку собака Гариетт Уилсон, и вы в гневе вскричали, что ненавидите собак и, будь на то ваша воля, всех пристрелили бы. Вы были просто в ярости.

— Ах, да, да… Отвратительная маленькая тварь, не перестававшая лаять.

— Если мне не изменяет память, у мисс Уильсон была немецкая овчарка — с мягкой иронией поправил ее Сигрейв. — Не такая уж маленькая тварь, да и укусила вас она так, что на руке остался шрам.

Шрам?! На руке?! На какой именно? Люссиль машинально взглянула на свои руки, но они были закрыты рукавами жакета. Она поспешила переменить тему разговора:

— А как зовут вашу лошадь, сэр?

— Прошу прощения, — не сразу нашелся с ответом Сигрейв.

— Ну, ту замечательную лошадь, на которой вы объезжаете свое имение. У нее, должно быть, тоже какая-нибудь громкая кличка.

— Это жеребец, и ему я дал имя коня Александра Македонского. Он вполне его заслуживает.

— Буцефал, значит, — промолвила Люссиль, забывшись, но испытующий, мягко говоря, взгляд графа быстро привел ее в себя.

— Вы интересуетесь классической историей, мисс Келлавей? Вот уж не думал! Значит, несмотря ни на что, вы унаследовали наклонности вашего отца.

«Несмотря ни на что»? Люссиль обиженно закусила губу. Но, сообразив, что критическое замечание относится не к ней, а к Сюзанне, промолчала. Услышь Сюзанна, что ее считают синим чулком, она бы возмутилась беспредельно.

— Ну, такие пустяки нам вбивали в голову еще в начальной школе, — ответила она безмятежнейшим тоном. — И я еще их помню — просто смешно. Ни за что не хочу прослыть интеллектуалкой, лучше умереть.

— Это вам не угрожает! — отрезал Сигрейв. — Ваши таланты, полагаю, проявляются в другой области. И он окинул ее оценивающим взглядом, который, однако, почему-то не оскорбил Люссиль. И сделал шаг по направлению к ней. Стоило ему протянуть руку — и он бы дотронулся до нее. Пульс Люссиль бешено забился, во рту пересохло, она нервно облизала губы, замечая, что Сигрейв провожает глазами движения ее языка. А в глазах у него появилось такое откровенное вожделение, что даже неискушенная Люссиль не могла его не заметить. Тут, к счастью, пес, отбежав, залаял, и Люссиль, в полном смятении, быстро повернулась и зашагала к воротам.

— Всего хорошего, сэр, — выдавила она из себя, с трудом узнавая свой голос.

Но он догнал ее у самых ворот и схватил за плечо.

— Я видел вас выходящей из церкви, мисс Келлавей, — резко сказал он. — Вы что, решили стать образцовой богомолкой?

Насмешливый, даже издевательский тон Сигрейва вмиг развеял магическое воздействие его чар на Люссиль.

— Что вы, сэр, я зашла туда в надежде похитить подсвечники — колко воскликнула она. — А вы, милорд, считаете себя вправе диктовать вашим арендаторам, ходить им в церковь или не ходить? Поостерегитесь, как бы вам не взять на себя слишком много.

Сигрейв сначала сощурился, затем расхохотался.

— Вполне заслуженный упрек, мисс Келлавей! Но какое вы противоречивое существо! Идемте, я провожу вас до «Кукса».

— Благодарю вас, — отрезала девушка. — В этом нет никакой нужды. Спокойной ночи.

Сигрейв привык к совсем иному отношению к себе женщин. Он промахнулся — ему следовало ее поцеловать. Жаль, очень жаль, что он упустил эту возможность. И Сигрейв с сожалением смотрел вслед удалявшейся маленькой стройной фигурке. И с чего это вдруг он разоткровенничался и начал ей рассказывать о Саламанке? Еще немного — и он бы раскрыл ей всю душу, поведал бы, что после возвращения с фронта его преследует тоска… Проклятие! Пребывание в деревне вызвало у него, видно, размягчение мозгов.