Я поднялась по холму, огибая первых туристов нового сезона, которые прижимали к себе поясные сумки и зачитанные путеводители. Фотоаппараты уже были нацелены на замок, чтобы запечатлеть его весной. Одним я улыбалась, других фотографировала на протянутые мне камеры. Некоторые местные терпеть не могли туристический сезон – пробки, переполненные общественные туалеты, странные заказы в кафе «Булочка с маслом»: «А суши у вас есть? Что, даже роллов нет?» Но только не я. Мне нравилось дышать чужим воздухом и наблюдать вблизи жизни, столь далекие от моей. Нравилось слышать акцент и гадать, откуда прибыл его обладатель, изучать одежду людей, которые никогда не видели каталога «Некст» и не покупали трусы пачками в «Маркс энд Спенсер».

– У вас бодрый вид, – заметил Уилл, когда я бросила сумку в прихожей. Ему удалось произнести это почти как оскорбление.

– Да, ведь сегодня особенный день.

– С чего вдруг?

– Мы едем на прогулку. Покажем Натану скачки.

Уилл и Натан переглянулись. Я едва не засмеялась. Утром, выглянув в окно, я испытала огромное облегчение. При виде солнца я поняла, что все пройдет замечательно.

– Скачки?

– Ага. Скачки без препятствий в… – я вытащила блокнот из кармана, – Лонгфилде. Если отправимся прямо сейчас, успеем к третьему заезду. И я сделала двойную ставку в пять фунтов на Красавчика, так что давайте пошевеливаться.

– Скачки?

– Да. Натан ни разу не был на скачках.

По такому случаю на мне было голубое стеганое короткое платье, шарф с каймой из удил и кожаные жокейские сапоги.

Уилл внимательно изучил меня, дал задний ход и немного развернул кресло, чтобы лучше видеть Натана.

– Это твое заветное желание?

Я грозно посмотрела на Натана.

– Д-да, – растянул он рот в улыбке. – Всю жизнь мечтал. Поехали скорее к лошадкам.

Разумеется, я его предупредила. Позвонила в пятницу и спросила, в какой день могу на него рассчитывать. Трейноры согласились оплатить ему сверхурочные. Сестра Уилла уехала в Австралию, и, полагаю, им хотелось, чтобы меня сопровождал «разумный» человек. Но только в воскресенье я окончательно определилась с планами. Скачки казались идеальным началом – приятный день на свежем воздухе и менее чем в получасе езды.

– А если я скажу, что не хочу ехать?

– Тогда вы должны мне сорок фунтов.

– Сорок фунтов? За что же?

– Мой выигрыш. Двойная ставка в пять фунтов при коэффициенте восемь к одному, – пожала я плечами. – Красавчик – верное дело.

Похоже, я вывела его из равновесия.

Натан хлопнул ладонями о колени.

– Звучит замечательно. И погода отличная, – сказал он. – Собрать обед в дорогу?

– Не-а, – отказалась я. – Там отличный ресторан. Когда моя лошадь придет первой, я вас угощу.

– И часто вы бываете на скачках? – спросил Уилл.

Прежде чем он успел сказать что-либо еще, мы завернули его в куртку, и я выбежала на улицу, чтобы подкатить машину.

Понимаете, я все распланировала. Мы должны были прибыть на ипподром в чудесный солнечный денек. Мимо мчатся жокеи в трепещущих ярких костюмах на лоснящихся тонконогих породистых скакунах. Играет духовой оркестр или даже два. Трибуны полны ликующих людей, и мы находим местечко, чтобы размахивать выигрышными квитанциями. В Уилле просыпается соревновательный дух, и он не в силах устоять перед соблазном прикинуть шансы и выиграть больше, чем Натан или я. Все продумано. А когда нам надоест смотреть на лошадей, отправимся в ресторан при ипподроме, имеющий прекрасные отзывы, и закатим роскошный обед.

Надо было слушать папу. «Знаешь, что такое победа надежды над опытом? – любил говорить он. – Планирование веселых выходных для всей семьи».

Все началось на парковке. До нее мы добрались без приключений, теперь меня чуть меньше беспокоило, что я могу перевернуть Уилла, если буду ехать быстрее пятнадцати миль в час. В библиотеке я уточнила маршрут и почти всю дорогу щебетала о чудесном синем небе, сельской местности и отсутствии пробок. Очереди перед ипподромом, который, честно говоря, оказался немного скромнее, чем я ожидала, не было, и рядом с парковкой имелся соответствующий знак.

Но никто не предупредил меня, что парковка расположена на траве, и не просто на траве, а на траве, по которой много ездили за сырую зиму. Мы встали на место – это оказалось несложно, поскольку парковка была заполнена только наполовину, – и опустили пандус.

– Слишком мягко, – встревожился Натан. – Он утонет.

Я обернулась на трибуны:

– Но если мы выберемся на ту дорожку, все будет хорошо?

– Кресло весит целую тонну, – возразил он. – А до дорожки сорок футов.

– Да ладно. Наверняка эти кресла рассчитаны на мягкую землю.

Я осторожно спустила кресло Уилла на землю. Колеса погрузились в грязь на несколько дюймов.

Уилл ничего не сказал. Ему явно было не по себе, и он молчал большую часть получасовой поездки. Мы стояли рядом с ним и нажимали на кнопки кресла. Поднялся ветер, и щеки Уилла порозовели.

– Идем, – сказала я. – Докатим кресло вручную. Уверена, что вдвоем мы прекрасно справимся.

Мы наклонили Уилла назад. Я взяла одну ручку, Натан другую, и мы потащили кресло к дорожке. Дело продвигалось медленно, в немалой степени потому, что мне приходилось постоянно останавливаться из-за боли в руках, а на мои чистенькие сапожки налипла грязь. Когда мы наконец добрались до дорожки, одеяло Уилла наполовину соскользнуло и умудрилось попасть под колеса. Один его угол порвался и испачкался.

– Ничего страшного, – сухо заметил Уилл. – Это всего лишь кашемир.

Я притворилась, будто не слышу.

– Прекрасно. Мы это сделали. А теперь пора веселиться.

О да. Веселиться. И кому пришло в голову поставить на ипподроме турникет? Можно подумать, здесь нужно сдерживать толпу. Можно подумать, толпы скандирующих любителей скачек угрожают беспорядками, если Крошка Чарли не выйдет в третьем заезде, и задирают работниц конюшен. Мы с Натаном посмотрели на турникет, а затем на кресло Уилла и переглянулись.

Натан подошел к кассе и объяснил наше положение кассирше. Она наклонила голову, чтобы посмотреть на Уилла, и указала на дальний конец трибуны.

– Вход для инвалидов там, – сообщила она.

Она произнесла «инвалидов» как на конкурсе дикторов. До входа было добрых двести ярдов. Когда мы наконец добрались до места, синее небо заволокло тучами и налетел внезапный шквал. Разумеется, зонтик я не захватила. Я без умолку жизнерадостно щебетала о том, как все это забавно и нелепо, и начала раздражать даже саму себя.

– Кларк, – наконец не выдержал Уилл. – Успокойтесь, пожалуйста. Вы утомляете.

Мы купили билеты на трибуны, после чего, едва не падая в обморок от облегчения, что дорога осталась позади, я закатила Уилла под навес сбоку от главной трибуны. Пока Натан наливал Уиллу попить, я воспользовалась передышкой, чтобы посмотреть на других любителей скачек.

У подножия трибун было довольно приятно, несмотря на залетающие капли дождя. На застекленном балконе над нами мужчины в костюмах передавали бокалы с шампанским женщинам в свадебных платьях. Атмосфера на балконе казалась теплой и уютной, и я предположила, что это VIP-зона, рядом с которой в прейскуранте стояла заоблачная цена. Обитатели балкона носили небольшие значки на красных шнурках, отличавшие их от простых смертных. На мгновение я задумалась, не перекрасить ли наши синие шнурки, но решила, что инвалидное кресло не позволит нам проскользнуть незамеченными.

Рядом с нами, сжимая пластиковые стаканчики с кофе и плоские фляжки, вдоль трибун стояли мужчины в твидовых костюмах и женщины в элегантных утепленных пальто. Они выглядели чуть более буднично, и их значки тоже были синими. Наверное, в основном это были тренеры, грумы и прочие лошадники. Перед трибуной, рядом с маленькими белыми досками, размахивали руками букмекеры – их языка жестов я не понимала. Они черкали на досках комбинации цифр и стирали их манжетами.

Далее в своеобразной пародии на классовую систему у парадного круга стояла группа экскурсантов в полосатых рубашках поло, сжимая банки с пивом. Судя по бритым головам, это были военные. Время от времени они запевали песни или затевали шумные перебранки, бодаясь или пытаясь придушить друг друга. Когда я прошла мимо по пути в туалет, они засвистели вслед моей короткой юбке – похоже, это была единственная юбка на трибунах, – и я показала им средний палец. Однако, когда семь или восемь лошадей принялись обходить друг друга, военные утратили ко мне интерес, проворно расселись и принялись ждать следующего заезда.

А когда небольшая толпа вокруг нас взревела и лошади вылетели из стартовых ворот, я подскочила на месте. Я, неожиданно остолбенев, стояла и смотрела, как они мчатся, не в силах подавить прилив возбуждения при виде стелющихся по воздуху хвостов и лихорадочных усилий разноцветных мужчин в седлах, старавшихся перегнать друг друга. Когда победитель пересек финишную черту, сдержаться и не завопить было практически невозможно.

На наших глазах разыграли Кубок Систервуда, затем «Приз первой победы»[45], и Натан выиграл шесть фунтов, сделав небольшую двойную ставку. Уилл ставить не пожелал. Он наблюдал за всеми заездами, но молча, вжав голову в высокий воротник куртки. Наверное, он так долго просидел взаперти, что все это просто не могло не показаться ему странным. Я решила сделать вид, что ничего не замечаю.

– Кажется, это твой заезд, Кубок Хемпворта, – заметил Натан, глядя на экран. – На кого ты, говоришь, поставила? На Красавчика? Вот уж не думал, насколько веселее ставить, когда видишь лошадей своими глазами, – усмехнулся он.

– Знаешь, я не говорила, но я тоже никогда не была на скачках, – призналась я Натану.

– Шутишь!

– И никогда даже не сидела на лошади. Моя мама их ужасно боится. Ни за что бы не пустила меня в конюшни.

– У моей сестры две лошади под Крайстчерчем[46], она любит их как детей. Спускает на них все деньги, – пожал он плечами. – И ведь даже не съест их, когда придет срок.