Пенелопа Дуглас - До тебя

Пайпер отстранилась немного и начала двигать бедрами у меня на коленях, а я скользил руками по ее телу, стремясь найти избавление. Пытаясь обрести контроль.

Мое сердце разрывалось на части. Я скучала по тебе.

Я сжал задницу Пайпер и атаковал ее шею. Она снова простонала и ляпнула какую-то чушь, но я не разобрал слов. В моей голове звучал только один голос, который не смогли бы заглушить ни полчища Пайпер, ни другие девушки.

Я любила все эти вещи, и я любила тебя.

И тогда я замер.

Из меня будто выпустили весь воздух.

Тэйт любила меня.

Не знаю, в чем было дело – в ее полных слез глазах, или в тоне ее голоса, или может, я просто хорошо ее знал. Но только я понял, что она сказала правду.

Она любила меня.

– В чем дело, милый? – Пайпер обвила меня руками за шею, но я не мог на нее смотреть. Я просто сидел и, черт меня возьми, дышал ей в грудь, пытаясь хоть на несколько секунд убедить себя в том, что я обнимаю Тэйт.

– Джаред. Что с тобой? Ты ведешь себя так-странно с тех пор, как начался учебный год. – Этот ее долбаный плаксивый голосок. Почему люди не понимают, когда им лучше заткнуться?

Наконец я провел руками по лицу и очнулся:

– Вставай. Отвезу тебя домой.

– Но я не хочу домой. Ты на меня уже месяц внимания не обращаешь. На самом деле даже больше месяца!

Пайпер натянула обратно майку и кардиган, но так и не сдвинулась с моих коленей.

Я сделал глубокий вдох и попытался успокоить нервы, потому что был близок к тому, чтобы взорваться.

– Ты хочешь, чтобы тебя подвезли, или нет? – спросил я, пронзая Пайпер взглядом, в котором читалось: «Соглашайся или проваливай». Она знала, что лучше не задавать вопросов. Я и Мэдоку ни черта не рассказывал, а уж с этой девчонкой тем более откровенничать не собирался.

К тому моменту, как я вернулся домой, мое настроение поменялось с плохого на ужасное. Высадив Пайпер, я просто поехал куда глаза глядят. Мне нужно было послушать музыку, очистить голову и постараться избавиться от этой давящей боли в груди.

Я хотел обвинить во всем Тэйт. Сделать вид, что ничего не происходит, как делал всякий раз, когда она причиняла мне боль.

Но я не мог. Не в этот раз.

Не получится убежать от правды. Не будет никаких вечеринок или девчонок, чтобы отвлечься.

А правда состояла… Я хотел бы вернуться в прошлое, в тот день в парке. Туда, на рыбный пруд, где я впервые решил, что должен причинить ей боль. Теперь я поступил бы иначе.

Вместо того чтобы отталкивать Тэйт, я зарылся бы лицом в ее волосы и позволил бы ей вернуть меня обратно оттуда, куда я ушел. Ей не пришлось бы ничего говорить или делать. Она просто заполнила бы собой мой мир.

Но моя злость в тот день была сильнее моей любви к ней, и прямо сейчас я не мог даже думать о том, что сделал. Я не мог принять, что Тэйт меня ненавидела, что моя мать, похоже, не хотела иметь со мной ничего общего, а отец каждую субботу напоминал мне о том, какой я неудачник.

Пошло оно. Пошли они все.

Я ворвался в дом, захлопнул дверь и швырнул ключи через всю комнату. Дома было тихо, как в церкви, только когти Мэдмэна застучали по полу, когда он засеменил мне навстречу.

Пес начал царапать мои джинсы и поскуливать, чтобы я обратил на него внимание.

– Не сейчас, приятель, – бросил я и пошел в кухню. Мэдмэн не мог успокоить меня. Мне хотелось по чему-нибудь ударить. Открыв холодильник, я заметил, что мать приклеила на дверцу записку.

Я снова с грохотом захлопнул дверцу. Вечно ее, блин, нет.

Схватившись за боковины холодильника, я прижался лбом к его стальному корпусу. Это не имеет значения, сказал я себе. Все в порядке. У меня дерьмовые родители, но у кого они нормальные? Я оттолкнул Тэйт, но на свете есть и другие девушки. Я не имел ни малейшего понятия, что я, блин, буду делать со своей гребаной жизнью, но мне было всего восемнадцать – или почти что восемнадцать.

Все. Нормально.

Я вцепился в холодильник еще сильнее, желая поверить в эту ложь.

А потом я увидел себя со стороны: как я стою в кухне один и обнимаю холодильник. Говорю себе, что у меня все в порядке.

Твою мать.

Я ударил ладонью по стальной дверце. А потом еще и еще. Все мышцы в теле словно одеревенели. Мэдмэн взвизгнул и засеменил прочь.

Все то дерьмо, которое мать расставила на верху холодильника, опрокинулось или упало на пол, а я продолжал. Обеими руками снова и снова толкал его в стену.

Мне было не больно, когда рядом был ты.

Тэйт морочила мне голову. Почему я не мог просто забыть ее?

Я остановился, мои плечи опустились, я с силой втягивал и выпускал воздух из легких, но этого мне было мало. Развернувшись, направился к лестнице. Матери вечером не будет, а значит, я могу достать «Джека»[9]. Из-за того, что она была алкоголичкой, я прятал выпивку подальше. Но сегодня вечером мне нужно было отключиться. Я не мог переварить эту боль. Я не мог справиться и хотел напиться до отупения.

На пути к лестнице я заметил, что входная дверь открыта.

Черт.

Она, должно быть, не защелкнулась, когда я захлопнул ее, войдя в дом. А Мэдмэн выбежал на улицу, в этом я не сомневался.

Я пнул ногой дверь, и она закрылась. С грохотом.

Зашибись. Даже собака ушла.

Оказавшись у себя в комнате, я полез в запасы спиртного, которое мы с Мэдоком стащили у его отца, и достал бутылку виски.

Стянув с себя толстовку и футболку, я разулся и, откупорив бутылку, сделал несколько больших глотков, чтобы заглушить голос Тэйт в своей голове.

Но, подойдя к окну, застыл.

Она была там.

Танцевала.

Прыгала по комнате с закрытыми глазами.

Перед мысленным взором промелькнул ее образ в фиолетовой ночной рубашке, но я не помнил, с чем оно связано.

Тэйт танцевала ничуть не лучше меня. Я едва не рассмеялся, когда она подняла руку, изображая «рожки» над головой, и громко подпевая. Грудь сдавило от желания обнять ее.

В этот самый момент мне захотелось ее вернуть.

Но что я, черт возьми, скажу ей? Я не мог рассказать ей всего.

Ни за что.

Я снова поднес бутылку ко рту, закрыл глаза и с усилием проглотил подступившую к горлу желчь.

Мне нечего было ей сказать. Тот парень, которого она знала в четырнадцать, больше не существовал. Мои родители бросили меня. Она меня бросила.

Я остался один, прямо как предсказывал этот козел, мой отец.

Жгучее чувство ненависти и боли словно тисками сковало мою шею, а потом сдавило голову, и внутренности стало жечь так сильно, что мне захотелось содрать с себя всю кожу, просто для того чтобы сделать вдох.

Я швырнул бутылку через всю комнату, она врезалась в стену, и остатки виски вылились на пол.

Проклятье!

Я словно обезумел. Сбежав вниз по лестнице, принялся опрокидывать стулья, разбивать рамки с фотографиями, крошить посуду и хрусталь. Схватил каминную кочергу и принялся махать ею во все стороны. Уничтожил все фотографии, на которых моя мать запечатлела меня улыбающимся, все долбаные статуэтки, расставленные для вида – якобы мы нормальная, счастливая семья. За два часа я разнес наш дом в пух и прах, а сам ощущал опустошение и усталость.

Дом превратился в груду хлама, я был весь в поту, но словно парил в небесах. Никто не может ранить меня, если я могу ранить их.

В блаженном беспамятстве и умиротворении я уселся на заднем крыльце с еще одной бутылкой «Джека» из своей заначки. Дождь остудил мое тело. Не знаю, сколько я там просидел, но я наконец-то снова мог дышать, и это было здорово. Все-таки иногда полезно ломать вещи, как пятилетнему ребенку. Я наконец-то вернул себе контроль, и теперь просто сидел и пил, наслаждаясь тишиной в голове.

– Джаред?

Я повернул голову и едва не задохнулся. Тэйт? О господи. Нет, нет, нет…

Она здесь? В гребаных шортах и маечке?

Я отвернулся от нее, надеясь, что она уйдет. Я не хотел сорваться при ней. Или сделать что-нибудь глупое. Я наконец-то успокоился, но мои мысли еще не вошли в привычную колею.

– Джаред, собака лаяла на улице. Я позвонила в дверь. Ты не слышал?

Черт, она стояла так близко. Я ощущал притяжение. Мне хотелось быть к ней еще ближе. Хотелось раствориться в ее объятиях, забыть о прошлом.

Тэйт спустилась с крыльца и встала передо мной, прямо под дождем, и я ощутил покалывание в кончиках пальцев. Моим рукам не терпелось прикоснуться к ней.

Я поднял глаза на одно мгновение, не в состоянии справиться с притяжением.

Господи. Она вся промокла. И я снова уставился в землю, зная, что́ сделаю, если продолжу смотреть на нее. Ее мокрая майка липла к телу, но она скрестила руки на груди, пытаясь прикрыться. По ее ногам стекала вода, а намокшие шортики облегали стройные бедра.

– Джаред? Почему ты не отвечаешь?! – закричала она. – Дом разгромлен.

Я снова попытался посмотреть на нее. Почему? Да хрен знает. Всякий раз, когда я видел ее, мне хотелось раствориться в ней душой и телом.

– Собака убежала, – выдавил я. Какого черта?

– И ты закатил истерику? Твоя мама знает, что ты сделал с домом?

И в этот момент стена между нами снова выросла. Моя мать. Тэйт, которая смотрела на меня так, словно я не способен держать себя в руках. Словно я слабак.

Я больше не собирался причинять ей боль, но и в душу пускать тоже был не намерен.

– Какая тебе разница? Я же ничтожество, правда? Неудачник? Родители меня ненавидят. Разве это не твои слова?

Да, вот так намного проще. Просто нападай в ответ.

Тэйт прикрыла глаза, вид у нее был смущенный.

– Джаред, я не должна была так говорить. Несмотря на то, что ты…

– Не извиняйся, – перебил ее я и, покачиваясь, поднялся на ноги. – Подхалимничая, ты выглядишь жалко.