Елена Романова - До любви две мили и один шаг (СИ)

— Я слышал о фабриках лорда Блайта… Как на вас повлиял закон о бумагопрядильном производстве…

— … господа… господа, безработица в Ланкашире дала новый толчок развитию чартистского движения. Леди Блайт, как вы считаете…

— Джентльмены! — несколько снисходительный и насмешливый уже очень знакомый голос мистера Остина заставил меня прикрыть веки и взмолиться. Только его здесь не хватало.

Мне до одури не хотелось поворачиваться ему навстречу, принимая все те дурацкие знаки приветствия, которые были положены в цивилизованном обществе.

— Вы смущаете даму, — продолжил Остин с иронией, — леди скучно говорить о политике.

— А я полагаю, леди Блайт интересуется политикой, — вступился за меня Коулл, покуда мерзавец-Остин целовал мне руку.

— Женщин политика интересует не меньше, чем мужчин охота, мистер Остин. Во всяком случае, из любого правила бывают исключения, — проговорила я, не спуская с него глаз.

О, он был чрезвычайно притягателен: черный приталенный фрак, жилет из темного атласного шелка с вырезом из бархатной ткани, высокий накрахмаленный воротник рубашки, обвязанный однотонным шелковым галстуком и светлые брюки.

— Браво, — улыбнулась моя соперница-немка. — Хорошо сказано, леди Блайт. Но скажи что-либо подобное я, мужчины примут за суфражистку или феминистку.

— Святые угодники, миссис Гофман, это была бы большая потеря. Политика — это дело мужчин, — произнес кто-то из джентльменов.

На этой трагичной ноте, все расселись за столики.

— … парламент узаконил новые основания развода, и, боюсь, они додумаются до того, чтобы выделить имущество жены из общего.

— Вполне разумно, — скучающе отозвался Остин. — Если уж женщина не может принять решение за кого ей голосовать, то распоряжаться тряпками и мелким имуществом ей вполне под силу…

О, мужской шовинизм! Оказывается, я не ошиблась, причислив мистер Остина к надменным и высокомерным выскочкам, презирающим женщин.

— Развод — это такая дикость, — немка припала к чашечке кофе, — это против церкви.

— А я полагала, что дикость — это продажа жен, которую еще практикуют некоторые мужья, — чаша моего терпения медленно, но верно наполнялась желчью, — выставляя их на ярмарках, как скотину.

Мистер Остин неожиданно рассмеялся, и все на него уставились с недоумением.

Коулл, к моему великому облегчению, передал мне чашечку черного чая и обратился к моему оппоненту.

— А вы, мистер Остин, кажется, уже вступили в права?

Тот приподнял брови, видимо, не желая беседовать на эту тему. Правда, увидев, как все замерли, перестав даже жевать, ответил:

— Несколько дней назад.

Мы все некоторое время молчали. Я заведомо выяснила у приходского священника, что еще до моего приезда, мистер Остин похоронил своего старшего брата, который владел значительной частью земель в Шропшире, а так же чугунолитейным и кирпичным заводами. И старший брат, который не имел прямых наследников, завещал все состояние Джеймсу.

Беседа почти охладела, перейдя лишь в глухое кудахтанье Гофман, и я, так как уже было поздно, поспешила вернуться домой.

— Леди Блайт, — Остин окликнул меня на крыльце и протянул корзинку с пирожными, которые я случайно оставила в кофейне. — Было очень приятно увидеть вас еще раз, — произнес с холодной вежливостью стандартную фразу.

Наши руки соприкоснулись, когда он передавал мне ношу. Я поспешно притянула корзину к себе.

— Спасибо, сэр.

Некоторое время мы просто глядели друг на друга, не расходясь и ничего не говоря. Он был до безобразия строг и порядочен, и где-то на подсознании мне хотелось вывести его из дурацкого равновесия, и понять, каков же он на самом деле. Скажем, я желала настоящего мистера Остина, а не эту циничную маску.

— Так почему вы рассмеялись? Вас забавляет практика по продаже женщин? — не удержалась от очередной провокации.

— Вы случайно не феминистка, леди Блайт?

— Я ценю свободу и справедливость. Если это сущность этого движения, то да, я феминистка.

— Я имел в виду, что в некоторых случаях продать жену гораздо гуманнее, чем дать ей развод.

— Находите? — он злил меня и притягивал. Умен, образован, строг и сексуален… и ненавидит меня всем сердцем.

— Разведенная женщина предоставлена сама себе, проданная — новому супругу.

— А чувства женщины вас не интересуют?

— Иногда леди сами не понимают за кого выходят…

Что он имел в виду? Неужели мой брак с Энтони?

— Некоторые джентльмены хорошо маскируются, — в мой голос против воли закрался обвинительный тон, — или прячут истинные качества под маской.

Он прекрасно понял, что я хотела сказать этим выпадом.

— Доброй ночи, леди Блайт, — внезапно завершил наш разговор коротким кивком. Я тоже поклонилась.

Он всегда уходил, едва мы оба достигали точки кипения. Как лед и пламя мы были разные по своей природе, и не смогли бы найти общий язык, даже если бы очень постарались. Но нас отчего-то влекло друг к другу.

Я возвращалась со странной тревогой в сердце. Лучезарные глаза Коулла будоражили мою нервную натуру. Бьюсь об заклад, что он чувствовал то же самое. Великолепный мужчина с загорелой кожей и приятной улыбкой мог бы скрасить несколько месяцев даже в такой глуши, но меня тревожило что-то острое и настойчивое. Остин! Перед ним я чувствовался себя почти нагой и беспомощной, будто он знал все, что я хочу сказать или сделать. Чудовищная проницательность!

Даже дома, сидя за бюро и проверяя за экономкой счета, я постоянно ловила себя на мысли, что навязчивый Остин не выходит у меня из головы. Я боялась его. Да, я, наконец, поняла, что чертовски боюсь его. И хочу его не меньше. Страх и желание — опасная смесь…

С мыслями о Джеймсе Остине я проследовала в следующий день. Именно так. Мне удалось поспать всего несколько часов, и чувствовала я себя почти мертвой. А ведь мне предстояла прогулка с Шарлоттой Эванс. А что может быть лучше верховой езды по сухим и солнечным просторам провинциального Шропшира?

— Какой чудесный у вас дом, — добродушно восхищалась она, посетив меня точно в уговоренное время. — Вы на славу потрудились, леди Блайт.

— Прошу, называйте меня Анной.

Она смущенно теребила волосы, и чтобы развеять последние преграды для нашей дружбы, я предложила ей конную прогулку, дабы не только позабавиться над тем, как Шарлотта держится в седле, но и приятно провести время. Дело в том, что миссис Эванс начала мне нравиться.

— Вы все-таки туда пошли? — укорительно спросила она, когда я рассказала ей о кофейне и уговорила все-таки сесть в седло.

— И наткнулась на Коулла и Остина…

— О, это давние враги, — засмеялась Шарлотта, — может быть, потому что оба успешны.

— Враги? — а вот это новость. Чего им, интересно, делить?

— Когда-то они отдали предпочтение одной особе, а она выбрала мистера Коулла. Остин уехал во Францию и не появлялся до недавнего времени. Говорят, он наладил хороший бизнес где-то на юге… Теперь, после смерти старшего брата, мистер Остин здесь хозяин. Его крестная, миссис Бейли, говорит, что он вернулся не только ради наследства, но и для того, чтобы жениться.

Я поправила шляпку, нервно покусывая губы. Известие о его женитьбе меня немного покоробило.

— И кому он отдает предпочтение?

— Мистер Остин — человек с безукоризненной репутацией. Думаю, всякие предпочтения он бережно таит до определенного момента.

— Н-да, это похоже на этого милейшего джентльмена, — не удержалась я.

Все, что касалось Джеймса Остина воспринималось мною в гипертрофированном виде.

— А Коулл? Он вроде бы вдов? — нужно переключить внимание на кого-нибудь более достойного. Я обернулась, не получив ответа, и увидела, что моя дражайшая Шарлотта, залившись краской, надолго выпала из реальности.

— Ах, — спохватилась Эванс, когда я потребовала, чтобы она не забывала держать поводья. — Мистер Коулл… он… вдов… и думаю, он не собирается вновь… жениться.

Ох, уж и Шарлотта, проказница. От опытного глаза такой прожженной блудницы, как я, ничего не скрыть.

— И он совершенно не обращает ни на кого внимания? — подтрунивала я.

— Разве, что на вас, — она вдруг замолчала, чудовищно смутившись. — О, леди Блайт, простите мой дурной язык. Я вечно говорю что-то невпопад.

Я послала ей приободряющую улыбку.

— Вам ведь интересно: почему я здесь, в Шропшире? — напрямую спросила, видя, как меняется в лице моя подруга. — Перестаньте, Шарлотта, все прекрасно знают, за что меня сослали в провинцию. Я изменила мужу.

— Так это правда? — не выдержала она. — Я не могу в это поверить. Вы такая честная и порядочная женщина. То есть вы все-равно…

— Шерри, — я сознательно сократила ее имя, заставив умолкнуть. — Я предлагаю вам свою искреннюю дружбу, но прежде чем вы согласитесь, я хочу, чтобы вы все обо мне узнали. Захотите ли вы иметь дело с леди с подмоченной репутацией?

— О, леди Блайт…

— Называйте меня Анной, — почти приказала. — Я не ханжа, я люблю внимание, мужчин и роскошь. И я готова предложить вам самую преданную и крепкую дружбу, на которую способна женщина. Вы примете ее? — я протянула Шерри свою руку, и она ответила тем же.

— Да, Анна, — восхищенно затараторила, улыбаясь во весь рот. — Сейчас и навсегда, — мы скрепили эту клятву рукопожатием.