Роберт покачал головой. Он с трудом представлял себе подобную жизнь, но Лили, похоже, не имела ничего против. За все время она даже ни разу не намекнула на то, что ее что-то не устраивает, ни разу не высказала желания покинуть общину. Больше того, Лили по-прежнему очень боялась, что ее отлучат от церкви и ей придется уехать из дома. Это наказание представлялось ей самым суровым из всех возможных, из чего Роберт заключил, что после окончания работы над книгой Лили намерена вернуться в привычный и родной мир. Другой вопрос, примет ли Генрик обратно свою блудную дочь? Сама Лили считала, что отец простит ее и до избегания дело не дойдет, а Роберту оставалось только надеяться, что она не ошибается и что все будет именно так.

Выйдя из отеля, они отправились в ближайший итальянский ресторан, и Лили заказала пиццу. Она сказала, что в период окольничества некоторые молодые аманиты привозили в поселок пиццу, которая ей очень понравилась. Себе Роберт взял спагетти и бокал вина. Лили от спиртного отказалась – она никогда не пробовала ни вина, ни самогона, который тайком гнали некоторые члены общины. Это было запрещено «Орднунгом», и она не собиралась нарушать правила только потому, что оказалась далеко от дома и ее некому одернуть. Кроме того, Лили считала, что раз она приехала в Нью-Йорк редактировать свою книгу, значит, должна работать, а не развлекаться. Так она и сказала, и Роберт в очередной раз поразился благородству и цельности ее характера.

После ужина Роберт вызвал такси, чтобы показать Лили хотя бы некоторые нью-йоркские достопримечательности. Правда, час был уже поздний, но Роберт все продумал заранее, поэтому он сразу велел шоферу отвезти их к Эмпайр-стейт-билдинг. Там они поднялись на верхнюю наблюдательную площадку. Отсюда открывалась обширная панорама вечернего города, и Роберт показал Лили статую Свободы и место, где стояли башни-близнецы Центра международной торговли. Она, разумеется, слышала о трагедии одиннадцатого сентября, но не знала подробностей, и Роберт рассказал ей все, что он знал о причинах и последствиях этого страшного террористического акта.

Потом они поехали на Бродвей и Таймс-сквер, где даже по ночам было светло как днем от рекламы многочисленных театров и развлекательных центров. Роберту очень хотелось показать Лили Центральный парк, и он велел водителю свернуть на Пятую авеню. Напротив отеля «Плаза» Роберт попросил остановиться, и они оба вышли из машины. Лили с удивлением разглядывала огромный отель, потом опустила взгляд и даже вскрикнула от радости, увидев среди припаркованных перед гостиницей машин несколько конных экипажей.

– Смотрите! Совсем как у нас дома! – сказала она Роберту, хотя, на ее взгляд, запряженные в повозки лошади были слишком старыми и изможденными. Экипажи предназначались для романтических прогулок по парку (пока они смотрели, какая-то молодая пара села в один из них, и экипаж тотчас отъехал), но Лили такая возможность не слишком интересовала: то, что ньюйоркцы считали экзотикой, для нее было самым обычным делом. В стране аманитов просто не существовало другого вида транспорта. Кроме того, она сразу заметила, что разукрашенные пластмассовыми цветами и бахромой лакированные ландо были все-таки не такими изящными и легкими, как «воскресная» повозка ее отца.

– Вы когда-нибудь ездили в таком? – спросила Лиллибет, показывая вслед удаляющемуся экипажу.

– Бр-р… нет! Я боюсь лошадей! – смущенно признался Роберт. – Действительно боюсь, и всегда боялся. Это у меня с детства. Стоит мне увидеть вблизи живую лошадь, как у меня начинают дрожать коленки.

– Вообще-то я не знаю животных, которые были бы умнее и спокойнее, – мягко сказала Лили. – Должно быть, когда-то одна из них чем-то вас напугала. Вы никогда не падали с лошади?

– Честно говоря, не припоминаю ничего такого. – Роберт покачал головой. – Но факт остается фактом. У нас, городских жителей, много необъяснимых фобий, – добавил он. – Вам это может показаться смешным, но многие взрослые мужчины боятся гусей, лошадей, коров…

– В таком случае я не буду просить папу, чтобы он прокатил вас в нашей «воскресной» повозке, – пошутила Лиллибет, когда они пересекли улицу и остановились на площади возле фонтана. Здесь Роберт неожиданно сделался задумчивым, он словно силился что-то припомнить, и Лили бросила на него испытующий взгляд.

– О чем вы думаете? – осторожно спросила она. – Или это секрет?

– Нет, конечно, нет!.. Просто… – Роберт немного помедлил, глядя на вздымающийся на другой стороне фасад отеля «Плаза». – …Просто мне почему-то кажется, что я уже бывал здесь раньше… С вами, – уточнил он, поскольку ему, конечно, приходилось проезжать по этой площади и до знакомства с Лиллибет.

Она улыбнулась, не зная, что сказать, а Роберт смотрел на нее и почему-то видел перед собой женщину в припорошенной снегом черной меховой шапке. Это была не Лили, а какая-то другая молодая и красивая женщина, но когда он попытался рассмотреть ее черты, видение пропало. И только чувство, будто они с Лиллибет когда-то стояли на этом же самом месте, не проходило, но как его объяснить – Роберт понятия не имел.

– Куда мы пойдем теперь? – спросила тем временем Лили. Пережитое Робертом deja vu никак на нее не подействовало, и она казалась радостной и оживленной, точно ребенок накануне Рождества. Никакой усталости она, по-видимому, не чувствовала – то ли от возбуждения, то ли потому, что рассматривать достопримечательности было значительно легче, чем мыть посуду, доить коров и разбрасывать навоз на огороде.

– Сейчас подумаем, – сказал Роберт и, взяв ее под руку, повел обратно к дожидавшейся их машине. С площади перед «Плазой» они поехали на Вашингтон-сквер в Гринвич-Виллидж, и Роберт показал Лиллибет собор Святого Патрика и рассказал об огромной елке, которую каждое Рождество устанавливали перед Рокфеллер-центром. Было уже совсем поздно, когда они зашли в кофейню, чтобы выпить по чашке капучино и съесть по паре пирожных с кремом, которые Лили очень понравились, и она сказала, что хотела бы научиться делать такие же у себя дома.

На этом их прогулка по Манхэттену закончилась, но Роберт обещал, что в последующие дни постарается показать Лили и другие городские достопримечательности. В отель они вернулись в половине двенадцатого, и Роберт проводил ее до дверей, чтобы убедиться – она сумеет отпереть дверь при помощи магнитной карточки-ключа. Его опасения, впрочем, оказались напрасными – Лили справилась с электронным замком и без его помощи. Потом она широко улыбнулась и горячо поблагодарила Роберта за доставленное удовольствие.

– Еще никогда в жизни мне не было так интересно! – сказала Лиллибет, глядя на него живыми, смеющимися глазами.

– Мне тоже было очень приятно, – серьезно ответил он, вспоминая посетившее его на площади видение. Когда он смотрел на Лили или даже просто разговаривал с ней по телефону, ощущение deja vu возникало у него достаточно часто, но сейчас он решил, что женщина, померещившаяся ему на площади перед «Плазой», не имеет к Лиллибет никакого отношения. Он, впрочем, не стал ничего ей говорить – Роберт и без того чувствовал себя достаточно неловко после того, как признался в своем страхе перед лошадьми.

– Завтра утром я заеду за вами и провожу в офис, – сказал он. Ему не хотелось, чтобы по дороге Лиллибет заблудилась или попала в какую-нибудь историю – пренебрежение, с каким нью-йоркские таксисты относились к правилам дорожного движения, успело войти в поговорку, а Роберт обещал, что будет заботиться о ней все время, что она пробудет в городе. Кроме того, ему было приятно находиться с ней рядом, видеть ее, слышать ее голос.

Потом Роберт попрощался и ушел, а Лили сняла свою «английскую» одежду и аккуратно повесила во встроенный шкаф, который оказался лишь чуть меньше по размеру, чем ее комнатка дома. Потом она надела фланелевую ночную рубашку, которую в прошлом году подарила ей Маргарет, и легла в постель. Толстая, много раз стиранная фланель была очень теплой и мягкой, она создавала ощущение уюта и напоминала о доме, и Лили долго думала о братьях и об отце. Она успела очень по ним соскучиться, хотя сегодняшний день и был чрезвычайно насыщен новыми впечатлениями и переживаниями. Возможно, впрочем, дело было в том, что Лили еще никогда не уезжала от родных так далеко, и теперь тоска по дому брала свое.

Внезапно зазвонил телефон, и Лили без колебаний сняла трубку. Она хорошо помнила объяснения Роберта, как обращаться с аппаратом.

– Лиллибет Петерсен слушает, – сказала она.

Это был Роберт.

– Извините за поздний звонок, Лили. Надеюсь, я вас не разбудил. Мне просто хотелось удостовериться, что ни одно из наших странных английских устройств вам не повредило, – сказал он, и Лили, рассмеявшись, рассказала ему о происшествии с душем.

– Все остальные приборы ведут себя хорошо, – закончила она, и Роберт тихонько вздохнул с облегчением. Он действительно немного за нее волновался, однако главная причина его позднего звонка заключалась в том, что ему очень нравились ее мягкие, напевные интонации и он хотел услышать их еще раз.

– Еще раз спасибо за прекрасный вечер. Я никогда его не забуду, – добавила Лили.

– Не благодарите, ведь мы еще не закончили, – грубовато пошутил он. – Завтра я покажу вам много интересного. И послезавтра… – Не удержавшись, Роберт снова вздохнул. Ему очень не хотелось расставаться с Лили, но он понимал, что у них в запасе считаные дни, а потом… потом праздник закончится, и она вернется в свой мир, куда ему вход заказан. Именно поэтому Роберту так хотелось продлить каждую минуту их общения, насытить ее словами, взглядами, мыслями и чувствами.

– Кстати, забыл сказать: если проголодаетесь, можно заказать еду в номер, – сказал Роберт. – Вам принесут все, что захотите. Даже шоколадное мороженое, – добавил он, вспомнив тот день, когда они встретились в первый раз и поехали открывать счет в банке.