– Я… я поговорю с Биллом, – пробормотала она наконец, и Люси сразу успокоилась, но Дженни уезжала в полном смятении. В монастыре Святой Девы Марии ожидали родов не меньше дюжины совсем юных девушек, некоторые – еще моложе Люси, и это очень сильно на нее подействовало. Весь обратный путь Дженни размышляла об их незавидной участи, о Люси, о ее словах и чувствовала, как ее сердце буквально обливается кровью.

Вернувшись домой, Дженни первым делом бросилась искать Билла. Она нашла его в кабинете, где он работал над текстом очередной проповеди. Теперь Билл больше полагался на импровизацию – «на то, что подскажет сердце», но все равно считал необходимым подготовить тезисы и выверить цитаты. Он с головой ушел в работу, но, увидев в дверях Дженни, сразу отложил бумаги и поднял на нее глаза. Он знал, что она ездила в Элпайн навестить Люси, но не понимал, чем вызваны смятение и глубокая озабоченность, которые проступили на ее бледном лице.

– Все в порядке, дорогая? Что-нибудь с Люси?

– Она хочет, чтобы мы взяли ее ребенка, – проговорила Дженни сдавленным голосом, падая на стул напротив него. – Я не знаю… не знаю, как отнесутся к этому ее родители, но… это не такая уж плохая идея. В любом случае завести своих детей нам это не помешает, – сказала она, с грустью думая о том, что ее заветная мечта может так и остаться несбывшейся. Что бы ни говорили врачи, вероятность нового выкидыша оставалась довольно большой.

– Люси должна родить в июле, – добавила она.

– А ты… ты точно хочешь? – мягко спросил Билл. Эта мысль как-то не приходила им в голову – до сегодняшнего дня они беспокоились только о девочке и ее матери и даже не думали о том, что могут взять этого нежеланного ребенка себе и сделать его желанным и счастливым. Ни он, ни она не чувствовали себя готовыми к усыновлению, но, с другой стороны, ребенок есть ребенок, он нуждается в тепле и заботе, и у него должен быть дом. И если Люси хочет отдать своего ребенка им, почему бы нет?..

– Даже не знаю… как-то это все… – Дженни покачала головой, и Билл кивнул. Он хорошо понимал, что она сейчас испытывает.

– Давай пару дней подумаем, хорошо? А потом поговорим с ее родителями, – предложил он, и Дженни согласилась. Слова Билла показались ей разумными. Все случилось слишком неожиданно, а спешить она не хотела.

Несколько дней они действительно думали, обсуждали между собой различные аспекты предстоящего важного решения, пока не обнаружили, что спорят не о том, усыновлять или не усыновлять, а о том, как сделать это наилучшим образом. В самом деле, ситуация, казалось, была создана словно специально для них, да и родителей Люси подобный исход дела мог только обрадовать, поэтому Билл позвонил им и договорился о встрече после воскресной службы. В телефонном разговоре он сказал, что хочет поговорить об их дочери, но когда миссис и мистер Фергюссон вошли в его служебный кабинет рядом с алтарем, он без обиняков заявил им, что хотел бы усыновить ребенка Люси.

При этих его словах мать девочки вздохнула с нескрываемым облегчением. Отец же потребовал заключить дополнительный договор, по которому Билл и Дженни принимали на себя обязательство ни при каких условиях не разглашать имена настоящих родителей ребенка. Будет лучше, добавил он, если они скажут всем, что усыновили младенца в Нью-Йорке.

Это было очень простое условие, так что Билл и Дженни с готовностью согласились. Оставалось только уведомить обо всем монастырь. Дженни также хотела присутствовать при родах, и мать Люси сказала, что не возражает и что сама обязательно приедет в монастырь, чтобы быть с дочерью, когда начнутся схватки. Отцу же было наплевать. Выглядел он так, словно вчера весь вечер пил и сегодня ему явно не терпелось продолжить. Как только текст соглашения был составлен и каждый поставил под ним свою подпись (оставалось только заверить документ у нотариуса, но Билл брал это на себя), мистер Фергюссон буквально выбежал из кабинета, не удосужившись даже закрыть за собой дверь. Мать Люси на прощание крепко обняла Дженни и ушла вся в слезах.

В понедельник Мэгги Фергюссон снова появилась на собрании группы жертв домашнего насилия. Выглядела она куда более собранной. Мэгги даже сама попросила слова и сказала, что приняла твердое решение: больше она не позволит мужу тиранить себя и не даст в обиду дочь, когда та вернется из монастыря. На следующий день Дженни позвонила Люси, и та сказала, что мать приезжала к ней уже несколько раз и что теперь они ладят друг с другом куда лучше. Оставалось только удивляться, как быстро подействовали на Мэгги Фергюссон собрания в группе.

Сама Дженни смогла приехать в монастырь Святой Девы Марии только в конце недели. Она сообщила Люси, что они с Биллом с радостью возьмут ее ребенка к себе, и девочка вздохнула с облегчением. Ей очень хотелось, чтобы малыш попал в нормальную семью, к нормальным людям. Билла и Дженни она считала самыми лучшими родителями, каких только можно вообразить. Теперь оставалось лишь дождаться родов, до которых – если все пойдет хорошо – оставалось еще четыре месяца.

– Даже не верится, что все это происходит на самом деле, – сказала Дженни Биллу, когда вернулась домой. – И что через четыре месяца у нас будет малыш!

В ответ он только улыбнулся и крепко обнял ее. У них было еще четыре месяца, чтобы подготовиться к самому важному в жизни дню. У них будет ребенок! Дженни нисколько не смущало, что она его не носила и не рожала, – не сомневалась, что от этого не будет меньше его любить. Кроме того, она собиралась присутствовать при родах. Биллу тоже хотелось быть рядом с женой, но он понимал, что может смутить Люси. Впрочем, он был готов ждать в приемной, пока Дженни выйдет из родильного отделения с младенцем на руках. «Наконец-то все будет в порядке!» – подумалось ему. В самом деле, уже дважды они теряли ребенка, и вот какая-то четырнадцатилетняя девчонка буквально на блюдечке поднесла им их заветную мечту. Это был великий дар – тут никаких сомнений быть не могло, и они оба это понимали. Дженни благодарила Люси за то, что она сделала, каждый раз, когда звонила или ездила в монастырь, но Билл знал, что без вмешательства Провидения здесь не обошлось. Небеса были милостивы к ним, и ему хотелось встать на колени и вознести Богу горячую благодарственную молитву.

Теперь Билл и Дженни говорили о своем будущем ребенке каждый раз, когда оставались одни. Ни о чем другом они просто не могли думать. В конце концов Дженни призналась Гретхен, что они решили усыновить ребенка, но добавила, что о его родителях им ничего не известно. Своей матери она сообщила чуть больше подробностей, не называя, впрочем, никаких имен. Элен эта новость и обрадовала, и обеспокоила. Она боялась, что биологическая мать в последний момент передумает и оставит ребенка себе. Для Дженни это могло стать серьезным ударом, но дочь заверила ее, что подобный поворот событий маловероятен. «Все будет хорошо, мама, я знаю», – сказала она с такой неколебимой уверенностью в голосе, что Элен почти перестала волноваться.

В мае Дженни перенесла свой кабинет из верхней спальни в гостиную, чтобы освободить комнату для малыша. Мэгги Фергюссон продолжала ходить на собрания группы жертв домашнего насилия, и хотя ее рассказы почти слово в слово повторяли то, о чем говорили другие женщины (брань, раздражительность, рукоприкладство и так далее), что-то в ней переменилось. Похоже, она перестала считать свое положение нормальным и единственно возможным, и Дженни, которая продолжала вести собрания и кружки, старалась уделить ей побольше внимания. Одновременно она потихоньку закупала пеленки, игрушки, мебель, питание и прочие вещи. Билл помогал ей и при каждом удобном случае не уставал повторять, что будет любить ее до конца времен.

Глава 9

В дверь позвонили ранним июньским утром, когда Дженни красила стены в детской. Билл уехал к Клею Робертсу, чтобы обсудить с ним текущий ремонт церкви. Спустившись вниз, Дженни отворила дверь и увидела на пороге Дебби и четырех ее детей (самый младший сидел у нее на груди в «кенгурушке»). Лицо у Дебби было испуганным, один глаз заплыл и почернел, правая рука висела на перевязи.

– Вы не поможете мне, Дженни? – с ходу выпалила Дебби, даже не поздоровавшись, и Дженни отступила в сторону, пропуская все семейство в дом. Только теперь она рассмотрела, что старшие дети в пижамах, сама Дебби тоже одета наспех. Никаких вещей у нее с собой не имелось, если не считать бумажного пакета с памперсами и бутылочкой молока.

– Что случилось? – с тревогой спросила Дженни. Она открыла холодильник, чтобы достать апельсиновый сок для детей, потом налила Дебби чашку кофе.

– Тони сказал, что убьет меня! – хриплым шепотом сообщила Дебби, когда они отступили на несколько шагов от стола, чтобы дети не слышали разговора. – Почему-то он вообразил, что я ему изменила, а я… Я ничего такого не делала. Он… он просто сошел с ума! Один из его друзей зашел к нам, чтобы помочь мне починить кроватку Мики, только и всего. Должно быть, он что-то сказал Тони, когда на следующий день они вместе выпивали в баре. Я не знаю, в чем дело, но… Тони примчался домой как бешеный, столкнул меня с лестницы и подбил глаз. Я… я хочу уехать к сестре в Шайенн. Я ей уже звонила, и она сказала, что я могу жить у нее, пока не найду работу. Помогите мне, Дженни! Я никому не говорила, куда мы едем. Как только Тони ушел, я схватила детей – и бежать! Он точно спятил! И я боюсь, что он действительно может сделать что-то очень плохое со мной или с малышами. Тони теперь не только пьет, он начал принимать наркотики, и я… я не могу рисковать.

Слушая ее, Дженни только головой качала. Сейчас эта молодая женщина была готова на все для спасения детей, но прежде она годами терпела плохое обращение, побои, унижения, не предпринимая ничего, чтобы изменить ситуацию. К счастью ей хватило мужества – и ума – сделать решительный шаг, который напрашивался давно. Дебби была еще молода, и Дженни верила: она еще сможет начать все сначала и зажить спокойно и счастливо.