– Билл, что это?! Откуда?!

– Это Гас. Мне подарил его один из соседей. Можно мы его оставим?.. – Его вопрос прозвучал совершенно по-детски, и Дженни, обняв Билла, крепко поцеловала.

– По-моему, Гас появился здесь раньше меня. Как ты думаешь, он не будет против, если я тоже буду жить с вами?

– Пусть только попробует быть против! – рассмеялся Билл. – Добро пожаловать домой, Дженни!

С этими словами он повел ее наверх, чтобы показать спальню, рабочий кабинет и примерочную. А спустя еще несколько минут они оба уже лежали в новой кровати, занимаясь любовью и чувствуя себя так, словно давно живут в этом благословенном и мирном краю. И, глядя на Билла, Дженни думала, что с самого начала им суждено было оказаться именно здесь.

Глава 7

Свой первый день в Вайоминге Дженни провела, распаковывая чемоданы и устраиваясь на новом месте. Билл оборудовал для нее отличную примерочную, но Дженни хотелось уложить и расставить все по-своему, потому что она привезла с собой довольно много вещей, а еще больше – отправила по почте заранее. Теплые свитера, лыжные костюмы, длинные анораки и парки от «Эдди Бауэра», меховые куртки – и безумное количество босоножек на высоком каблуке. Между тем даже беглое знакомство со здешними местами, которые она видела из окошка автомобиля, вполне ее убедило: носить такую обувь она никогда тут не сможет. Даже сейчас, дома, Дженни была не в туфлях, а в любимых балетках на низком каблуке, а также в джинсах и теплом кашемировом свитере. Свои блестящие черные волосы она закалывать не стала, и они разметались по плечам (впрочем, перед отъездом из Нью-Йорка Дженни попросила знакомую стилистку подровнять кончики). Никакой косметики она наносить не стала, но сделала полный маникюр и даже покрасила ногти. Кроме того, на руке у нее был массивный золотой браслет: Дэвид Филдстон разработал его для своей последней коллекции, а после показа подарил ей. В таком виде она и стояла посреди кухни, наблюдая, как Билл, который собирался по делам, возится в прихожей со щенком. В какой-то момент он обернулся посмотреть на нее, и его губы тронула улыбка. Дженни по-прежнему выглядела в точности так же, как в Нью-Йорке, словно никуда не переезжала, и даже ковбойская шляпа, которую он ей купил, ничего не меняла. Присущие ей шик и стиль никуда не делись, поэтому и в черных джинсах, черном свитере и балетках Дженни оставалась той, кем была всегда: человеком, который долгие годы жил и работал в индустрии высокой моды и насквозь пропитался духом «от-кутюр». Она, впрочем, умело сочетала изящество, элегантность и шик с естественностью; даже самые модные наряды Дженни носила с восхитительной небрежностью, словно это была ее вторая кожа, что выгодно отличало ее от большинства манекенщиц, на которых самые изысканные модели висели порой, как на вешалке.

– На что это вы уставились, сэр? – поинтересовалась Дженни и показала ему язык.

– На тебя. – Билл, до этого сидевший на корточках, выпрямился во весь рост. – Знаешь, я тебя очень люблю, и мне тебя ужасно не хватало.

– Я тоже тебя люблю, и я тоже очень скучала. – Дженни вышла в прихожую и крепко обняла Билла, позабыв о привезенных из Нью-Йорка картинах, которые она собиралась повесить во все еще пустоватой гостиной. Билл неплохо потрудился, обставив дом вполне приличной мебелью, но Дженни хотелось кое-что добавить. Первым делом она сама измерила все окна и сообщила по телефону матери, какие именно занавески им нужны, причем не ограничилась размерами, а высказала свои мысли относительно покроя и предполагаемого цвета. Слушая ее, Билл подумал, что Дженни удалось с первого взгляда определить характер дома, и теперь она хочет сделать его совершенным. Нет, она вовсе не собиралась превращать его в копию ультрамодных нью-йоркских квартир: с ее точки зрения, в их доме все должно было быть устроено очень просто («Простота – другое название красоты», – любила повторять Дженни). Оба предпочитали обстановку в светлых тонах, что имело еще один плюс: долгими и темными зимними вечерами в их доме будет гораздо веселее. Те многочисленные мелочи, которые Дженни расставляла, стелила и развешивала в разных местах, делали интерьер комнат еще более уютным и стильным, но не загромождали пространство, – ее отличал отменный вкус, поэтому хватало одной салфетки или вазочки (определенного цвета и формы), чтобы полностью преобразить комнату. Делала она все быстро, почти не задумываясь, и Билл, наблюдая за тем, как под ее руками меняется дом, думал о том, что, если бы Дженни не избрала своей специальностью модную одежду, из нее мог бы получиться превосходный дизайнер по интерьеру. Кое-каких мелочей ей, впрочем, не хватило, и Билл обещал, что вечером отвезет ее в торговый комплекс, купить все необходимое. Сейчас, однако, ему нужно было навестить трех прихожан, и он наконец вышел из дома, чтобы оседлать Навахо. Дженни последовала за ним, и пока Билл надевал потник и затягивал подпругу, скормила коню яблоко и морковку. Ей очень хотелось прокатиться на нем, когда конь будет не нужен Биллу.

Потом Билл уехал, Дженни помахала ему от дверей и снова вернулась в дом. Кухню ей хотелось обставить несколько иначе, чем сделал он. Покончив с этим, она отправилась в гостиную, чтобы повесить наконец последнюю пару картин, когда в парадную дверь постучали. Отложив картины и молоток в сторону, Дженни пошла открывать.

На пороге стояла женщина лет на десять старше ее – в толстой вязаной кофте, джинсах и ковбойских сапогах (похоже, это был самый популярный в здешних краях вид обуви), полноватая, с обесцвеченными волосами и бирюзовыми тенями (и это – в десять утра!). В руках она держала целое блюдо шоколадных ореховых пирожных и шоколадный торт, на котором сахарной глазурью было выведено: «Добро пожаловать!»

Справившись с первоначальным удивлением, Дженни пригласила женщину войти. Ей хотелось быть приветливой и вежливой с паствой Билла: он не раз говорил ей, что прихожане то и дело заглядывают к нему и приносят небольшие подарки, в основном еду. Снеди было столько, что сам он почти не готовил – обходился тем, что ему приносили, и еще оставалось.

В кухне, куда Дженни проводила гостью, женщина поставила торт и блюдо на стол. От печенья поднимались аппетитные запахи, а торт и вовсе просился на обложку кулинарного журнала.

– Хотите кофе или чаю? – предложила Дженни, пока гостья с любопытством оглядывалась по сторонам.

– По вам сразу видно, что вы не местная, – сказала женщина. Она, конечно, приметила, как изящно и стильно выглядит хозяйка. – Надо будет достать для вас ковбойские сапоги. В этих тапочках, – она кивнула на балетки Дженни, – вы здесь далеко не уйдете.

– Обычно я надеваю их, когда работаю. Мне в них удобно, – смущенно сказала Дженни. Она знала, что по нью-йоркским стандартам одета довольно небрежно, но только сейчас до нее в полной мере начало доходить, насколько «расфуфыренной» она кажется местным жительницам.

Тем временем женщина сняла свою вязаную кофту, словно собираясь остаться надолго, хотя на вопрос о чае она так и не ответила, да и имени своего не назвала.

– Чем вы занимаетесь? Вы – танцовщица? – поинтересовалась безымянная женщина. С Биллом она познакомилась три недели назад и с тех пор не пропускала ни одной воскресной службы, но о самой Дженни знала мало. Одни говорили, что жена нового священника – танцовщица, другие возражали – нет, актриса. Находились такие, кто утверждал, что Дженни – знаменитая нью-йоркская манекенщица, и на первый взгляд она действительно соответствовала тому, что гостья знала о манекенщицах и современной моде.

– Я… работаю стилистом, только не по прическам, а в… в области моды. Кутюрье создают новые платья, а я советую им, какую деталь лучше изменить, а также помогаю им правильно организовать дефиле… показ, – туманно пояснила Дженни. – Точнее, работала, – добавила она с обезоруживающей улыбкой. – Теперь я просто Дженни, жена священника. Можете поверить, для меня это совершенно новое занятие.

– Гретхен Маркус, – представилась наконец гостья, когда Дженни налила ей большую кружку кофе и положила на тарелку несколько шоколадных печений с блюда.

– Очень приятно с вами познакомиться, миссис Маркус, – вежливо ответила Дженни.

– Просто Гретхен, – рассмеялась гостья. – У нас тут по-простому… А вы, должно быть, совсем не едите сладости?.. – добавила она, окидывая одобрительным взглядом стройную фигурку Дженни. – Вон вы какая худенькая! Мы-то другое дело. Зимы у нас длинные, развлечений мало, вот мы и сидим дома, и едим, едим, едим… Правда, раньше я была постройнее, но после того, как родила своего пятого, мне так и не удалось сбросить вес.

– А сколько вашим детям? – поинтересовалась Дженни. Несмотря на некоторую провинциальную бесцеремонность, Гретхен начинала ей нравиться. Она была приветливой, открытой и, по-видимому, очень добросердечной женщиной. «Хотела бы я знать, – спросила себя Дженни, у нас все соседи такие или Гретхен – приятное исключение?» Впрочем, от Билла она уже знала, что большинство его прихожан – славные, милые люди.

– Моему младшему пять, – охотно пояснила Гретхен. – А самому старшему в июне исполнилось четырнадцать. Он уже учится в старшей школе [17]и буквально сводит меня с ума.

Тут она засмеялась, а Дженни ее поддержала. Ей и в голову не могло прийти, что Гретхен – ее ровесница. Она выглядела старше только потому, что была полнее, к тому же ее старили обесцвеченные волосы и нелепые бирюзовые тени для век. На самом деле Гретхен накрасила глаза только затем, чтобы не выглядеть перед приехавшей из Нью-Йорка женой священника полной деревенщиной, поэтому ее очень удивило, насколько просто держалась Дженни, да и одета она была не сказать чтобы слишком шикарно.