Раф посмотрел на своего помощника Каспера, потом на дырявый котел. Куда ни повернись, везде что-нибудь не так! Все вконец обветшало. Эту сахароварню надо перестроить сверху донизу, но на это нет ни денег, ни времени. Остается только надеяться, что если работать день и ночь и чинить поломки на ходу, то кое-как удастся переработать урожай.

Раф поднес фонарь поближе и стал разглядывать течь. За ремонт надо браться немедленно, утром будут другие дела. И тут его мысли снова унеслись на остров.

Весь день он представлял себе свое возвращение. Что его там ждет – надежда или страшное разочарование? Если Гинни будет там с детьми, они обо всем договорятся. Но если ее там не будет, значит, он сам ее выгнал, обрушив на нее несправедливые обвинения. Получится, что он принудил ее к тому, чего так боялся. Неужели, потребовав, чтобы она сделала выбор, он толкнул ее в объятия Ланса?

Ну что ж? Все равно его дело швах. Для того чтобы ее удержать, нужны деньги, а чтобы заработать деньги, он должен ни на секунду не отлучаться с плантации. А как это совместить не отлучаться с плантации и уделять время Гинни? На то и другое у него, хоть умри, времени нет.

– Хозяин, иди сюда скорей! – раздался крик снаружи. – Дальняя дамба поехала!

Раф выругался и побежал наружу. Теперь уж нечего гадать, ехать или нет, – надо чинить дамбу. Что за жизнь – не то, так другое! Не знаешь, за что хвататься.

Разговор с Гинни, видно, придется отложить.

Ланс и Монтро оглядывали домик Рафа.

– Ты уверен, что это здесь? – Джервис шепотом спросил Монтро. Даже следуя указаниям, которые по простоте душевной им дал Кристофер, они проискали остров добрых полночи.

– Само собой, это дом Латура, – прошептал в ответ Ланс. – Мальчишка его подробно описал. Видите – качели на крыльце.

Джервис кивнул, но его все-таки что-то беспокоило. Он так и предполагал, что глубокой ночью в доме будет темно и тихо, но все же думал, что Латур окажет им сопротивление. Не похоже это на него – безмятежно спать, не чувствуя, что к его дому подкрадываются враги. Слишком все получается просто!

«Что это я? – одернул себя Джервис. – Сам себе придумываю трудности. В доме, несомненно, кто-то есть труба еще теплая, и пахнет жареной рыбой. Наверно, Латур лег спать, полагая, что Гинни вернется только утром».

На секунду Джервису стало стыдно. Какой-то остаточный голос совести сказал ему, что они задумали черное дело. Еще совсем недавно он ни за что на такое не пошел бы даже в мыслях. Но его дела из рук вон плохи, его обложили кредиторы – и банкиры, которые давали ему взаймы по закону, и те, которые не признавали никаких законов. Если он не сумеет заполучить деньги, которые отец оставил в наследство Гинни, ему каюк.

А путь к спасению преграждает Раф Латур с этим своим уютным домиком. Всего-то и надо – избавиться от него, и Джервис сможет спать спокойно.

– Ну давай, – сказал он Лансу и кивнул на факел, который тот держал в руке. – Спалим, и дело с концом.

Гинни вышла из комнаты, где лежало тело ее отца, ощущая невыносимую усталость. Всю ночь они с Эдитой-Энн готовили его к погребению, но сейчас, когда встало солнце, ее мысли обратились к бедным Джуди и Патрику, которые провели ночь одни в болоте. Наверно, ломают голову, почему она не вернулась, как обещала.

«Папа! – вспомнила она отца, и на ее глаза опять навернулись слезы. – Господи, как трудно поверить, что его больше нет!»

И тут он подумала о письме, которое лежало у нее в кармане. Она плакала, читая слова, которые он так и не сумел ей сказать при жизни. Все эти годы одинокий, ожесточенный папа жил, запрягав свои чувства в скорлупу того человека, которым он когда-то был. Если бы он только сказал Гинни, что больше не винит ее в смерти мамы! Если бы она знала, что он сердится не на нее, а на самого себя!

Оказывается, в тот вечер они с мамой тоже поссорились. Когда Гинни выскочила из дома, он как раз приехал из города. Исполненный хмельной воинственности, он заявил Аманде, что она чересчур уж упорствует, не разрешая дочери выйти замуж за Ланса. Рассерженная Аманда крикнула в ответ, что не хочет, чтобы дочь повторила ее ошибку. Хватит того, что она сама ошиблась в выборе спутника жизни.

Тогда Джон велел ей убираться из дома. И больше живой он ее уже не видел. С тех пор, писал он в своем письме, он жил в аду, коря себя за смерть жены. Он начал пить и забросил Розленд в наказание самому себе. И только когда Гинни вернулась из Бостона и он увидел, как она похожа на мать, он понял, что у него есть цель в жизни. Ему казалось, что он искупит свою вину перед Амандой, если выполнит ее последнее желание, не допустит, чтобы Гинни вышла замуж за Ланса.

Аманда была совершенно права, они с Лансом Бафордом действительно похожи. Оба полны самомнения, оба поглощены собой и оба склонны искать спасения от правды в бутылке. Его дочери нужен сильный мужчина, который, глядя ей в глаза, не будет видеть в них Розленд. И во время турнира он понял, что Латур – именно такой человек.

«Мне нечего оставить тебе в наследство, кроме своих ошибок и веры, что мой урок пойдет тебе на пользу», – писал папа. Он советовал ей держаться подальше от Ланса и не верить ни слову дяди Джервиса. Джервис надругался над родственными узами. Но с братом он разделается сам, загадочно обещал Джон.

А дочке он хочет сказать, что всегда любил ее. «Только не следуй моему примеру, не позволяй самолюбию сломать твое счастье, – писал он в заключение. – Не загромождай свою жизнь пустяками. Возвращайся к Рафу – это надежный человек».

Обдумывая эти слова, Гинни поняла, что едва не повторила роковую ошибку отца. Ведь чего, по сути дела, хотел Раф – услышать, что она его любит и будет ему верна. А она так увлеклась идеей достать для него землю и деньги – то, в чем, как ей казалось, он нуждался в первую очередь, – что не услышала его безмолвной мольбы. Хотя сама хотела от папы одного – чтобы он хотя бы раз сказал, что любит ее. Может быть, и Раф хочет от нее того же?

Почему она ни разу не произнесла этих слов? Неужели воображала, что, пряча их внутри себя, она защитит свое сердце от страданий? У нее перед глазами пример папы – хорошо же он защитился от страданий, скупясь на любовь! Если она не хочет кончить так же, надо немедленно ехать к Рафу. Самое главное – сказать ему, как она его любит.

Гинни поспешно шла к лестнице, чтобы забрать мальчиков из своей комнаты и как можно скорее уехать. И вдруг позади нее с грохотом раскрылась входная дверь, и в дом ввалились Джервис, Ланс и еще какой-то забулдыга. Все трое были в стельку пьяны и едва держались на ногах.

Увидев Гинни, они слегка протрезвели.

– Что с тобой, детка? – спросил Джервис, который лучше других ворочал языком. – У тебя такой вид, словно ты увидела привидение. И почему ты уже одета в такую рань? Да и сама бледна как призрак?

Он подмигнул своим приятелям, которые послушно захихикали.

– Папа умер сегодня ночью.

– Что! – крикнул Джервис. Он схватил Гинни за плечи и начал трясти. И вовсе не от горя по брату. – Ему нельзя умирать! Не для того я столько...

Он осекся, увидев широко раскрытые глаза Гинни. И с опозданием понял, что ведет себя неприлично. Во всяком случае, он отпустил Гинни и тупо спросил:

– Когда?

– Около полуночи. Мы с Эдитой-Энн вас искали, а потом послали за мистером Тилменом.

– Тилмен здесь?

Гинни показала в сторону библиотеки. Пусть ему все объяснит поверенный.

– Он разбирает папины бумаги.

Джервис пошел в библиотеку, даже не выразив Гинни соболезнования, ни словом не обмолвившись, что ему жаль брата. Зато Ланс бросился ее утешать:

– Моя дорогая девочка! Как ты, наверно, настрадалась!

И он попытался ее обнять. Гинни оттолкнула его.

– От тебя разит виски, – сказала она, не в силах скрыть отвращения. – И дымом.

Ланс переглянулся со своим спутником.

– Мы… эээ… – жгли тростник. У моего приятеля плантация вверх по реке.

Гинни поглядела на приятеля. Трудно было поверить, чтобы у такого грязного и оборванного человека вообще было какое-нибудь имущество, не говоря уж о плантации. На первый взгляд он казался просто непутевым но, всмотревшись в его колючие глаза, Гинни увидела в них подлость и жестокость.

– Тростник жгли? – спросила она Ланса. – Вроде еще рано?

– Вверх по реке погода была неважной. Жак опасался ранних заморозков. – Ланс ухмыльнулся своему приятелю и опять повернулся к Гинни. – Главное, что я опять с тобой, дорогая, и никогда тебя не покину.

«Слишком много на себя берешь», – раздраженно подумала Гинни. Раф прав, такими словами не бросаются.

– Не покинешь меня, – спросила она, – или Розленд?

У Ланса на лице отразилось замешательство. Но он тут же взял себя в руки.

– Ну почему ты со мной все время пикируешься? Я тебя люблю, дорогая.

– Ланс, сколько можно повторять! Я тебе сказала, что я замужем.

Он опять с ухмылкой посмотрел на своего приятеля.

– А я тебе говорю, что Латур просто хотел на тебе поживиться, моя милая. А когда обнаружил, что денег за тебя никто не дает, только его и видели. У тебя нет никаких доказательств, что ты замужем. Лицензии больше не существует. Никто не может защитить тебя от сплетен. Кроме меня.

У него был такой самодовольный вид, он говорил так уверенно, что несколько недель назад Гинни, может быть, и дрогнула бы. Но Раф, дети и в какой-то степени ее отец научили ее брать быка за рога и принимать решения. Не важно, правильными они окажутся или нет. Она повернулась и направилась к лестнице.

С Ланса мгновенно слетело все самодовольство.

– Ты куда? Не смей уходить! Ты принадлежишь мне! Гинни шла вверх по лестнице, не обращая на него внимания.

– Остановись, говорю! Да кто тебе позволит жить в этой развалюхе? Попомни мои слова, ты еще пожалеешь, еще приползешь ко мне на коленях!

Гинни слышала, как ее дядя вышел в переднюю и шикнул на Ланса: «Перестань орать!» Но она даже не оглянулась на них. Эта глава в ее жизни окончилась. Она спешила начать следующую.