Если она сумеет их свести, она уже частично загладит свою вину перед кузиной. И Эдита-Энн решила во что бы то ни стало примирить отца с дочерью. Правда, у нее не хватит сил вступить открытый спор с отцом, но может быть, Гамильтон Колби поможет ей найти Гиневру-Элизабет и вернуть ее домой?

Только надо спешить. Дядя Джон протянет недолго.

Раф причалил к берегу, радуясь уже тому, что около дома не было видно ни одной живой души. Он три дня под разными предлогами откладывал поездку домой, но сегодня утром ему вдруг надоело праздновать труса. Все равно рано или поздно придется разговаривать с Гинни. Так лучше уж покончить с этим делом одним разом.

Но на душе у него было неспокойно. Ему было стыдно вспоминать, как он в прошлый раз распустился. Правда, он немало выпил в тот день, отчего стал еще более несдержанным, чем обычно, но когда ему удавалось сдерживаться с Гинни? Она, как никто, умеет отпускать колкости, забирающие его за живое, находить в нем слабые места и выводить его из себя.

Но в душе Раф признавал, что в последнее время он не столько выходил из себя, сколько искусственно напускал на себя гнев.

Нет, ей здесь нельзя оставаться. За этим он сегодня и приехал – убедить ее, что всем будет лучше, если она вернется домой.

Но когда Раф открыл входную дверь и обнаружил, что в доме никого нет, его боевой дух погас. Он положил на стол пакет с какао, которое он купил по просьбе Гинни, и вдруг остро почувствовал, как пусто в доме, когда тут никого нет.

Он представил себе картину, которую застал в прошлый раз: Гинни сидит, окруженная детьми, и обсуждает с ними, как помочь ему построить дом. Он тогда был очень растроган, хотя и не хотел себе в этом признаваться. В ту волшебную минуту он увидел семью, свою семью. На какое-то мгновение ему показалось, что у него все получится.

Но потом они заговорили о том, как играли в Камелот, и он вернулся к действительности. Да как может у него все получиться? Если банк не продлит ему срок выплаты займа, дома не будет никогда. А как только королева Гиневра поймет, что он просто пустозвон и мечтатель – только ее и видели.

Рафа охватило острое чувство одиночества. Пожалуйста! Она еще не уехала, а ему ее уже не хватает!

Рассердившись на себя, Раф вышел наружу. Надо ее поскорее найти и разрубить этот узел. Он объяснит Гинни свое решение. Если она и после этого будет с ним не согласна, что ж, один раз он ее увез силой, увезет и во второй – назад, домой.

И тут он услышал ее голос за домом и вспомнил лохань и их жаркие объятия. Мотнув головой, он отогнал это воспоминание. Если он поддастся ей, он никогда не осуществит свои замыслы.

Завернув за угол, он увидел Гинни. Она стояла перед врытым в землю столиком и озадаченно глядела то на нож у себя в руке, то на лежавшую перед ней рыбу. Вид у нее был весьма непрезентабельный: волосы выбились из пучка и падают на глаза, голубое платье запачкано кровью. «Куда девалась спесивая королева Гиневра? – с невольной улыбкой подумал Раф. – Эта женщина больше похожа на полоумную убийцу».

Сморщившись, Гинни схватила рыбу, но ее жертва выскользнула у нее из рук, и нож, который она хотела в нее вонзить, воткнулся в стол. Гинни с проклятием выдернула его из стола. Вот тебе и леди – какие слова знает! Раф смотрел, как она бросается на рыбу снова и снова – все с тем же плачевным результатом, – и наконец не выдержал и рассмеялся.

– Что это вы делаете? – спросил он, подходя к столику.

Гинни бросила на него удивленный взгляд и тыльной стороной руки отвела от лица волосы.

– Разве не видно? Сражаюсь с рыбой.

– И рыба одерживает верх?

– Да, дьявол ее побери! -^– Гинни поджала губы, словно собираясь разразиться уничтожающей отповедью, но вместо этого вдруг широко улыбнулась. – Признаю, что о рыбах мне известно только то, что они мокрые, скользкие и противно пахнут.

– Тогда зачем вы с ней сражаетесь?

– Такова договоренность: ловить рыбу я не умею, значит, должна ее чистить, – ответила Гинни, пожав плечами. – Джуди отчаялась научить меня насаживать червяка и решила, что мне лучше заняться чисткой того, что они поймали. Я и согласилась, воображая, что от меня требуется только ополоснуть мертвых рыб в ведре. Представьте себе мое смятение, когда она сказала, что их нужно еще и выпотрошить. Но отказываться было поздно – я уже обещала почистить рыбу.

– И она вам не показала, как это делается? Гинни покачала головой.

– По-моему, они меня так испытывают. Если я сумею почистить рыбу, это будут еще очки в мою пользу.

Гинни так серьезно на него смотрела, она была так очаровательна с всклокоченными волосами и испачканным кровью лицом, что Раф совсем забыл, что собирался отослать ее домой. Надо ей помочь!:

– Ну-ка дайте мне нож, – сказал он подходя к столу. Гинни внимательно слушала его объяснения, надо схватить рыбу за хвост, потом вскрыть ей брюхо: Она старалась сохранять спокойствие, глядя как он рукой выгребает из рыбы внутренности, но побледнела, когда он стал соскребать с рыбы чешую и резать ее на куски. Раф достал из ведра другую рыбу.

– А теперь попробуйте вы, – безжалостно сказал он.

Гинни скривилась, но с мрачной решимостью взялась за дело. Держа рыбу за хвост, она стала взрезать ей спину. Раф схватил ее за руку, чтобы остановить, и тут же осознал, что это было ошибкой. Это секундное прикосновение всколыхнуло все его подавленные желания. Даже оборванная, грязная и пропахшая рыбой, Гинни казалась ему более соблазнительной, чем любая другая женщина на свете.

Она испытующе посмотрела ему в глаза, заставив его так же испытующе заглянуть в самого себя. Он напомнил себе, что приехал для того, чтобы ее отослать, но совершенно забыл, зачем ему это понадобилось.

Отдернув руку, Раф сердитым голосом объяснил, что вспарывать рыбе надо брюхо, а не спину, и пошел мыть руки. Рядом с ней просто опасно находиться – мозги окутывает какой-то туман. Остается только одна мысль – как много такая женщина, как Гинни, может дать мужчине, которого полюбит. Нет, надо держаться от нее подальше – хотя бы встать с другой стороны стола. Тогда ему, может быть, и удастся сказать ей то, за чем он приехал.

Но, глядя, как Гинни постепенно осваивает искусство чистки рыбы, Раф обнаружил, что не знает, с чего начать. Перед ним была совсем не та избалованная, заносчивая женщина, которую он сюда привез. За прошедшие недели Гинни Маклауд изменилась к лучшему. Может быть, это произошло потому, что она хотела завоевать уважение детей, но нельзя отрицать, что он и сам невольно проникается к ней уважением.

– Я хотел извиниться за свое поведение в прошлый приезд.

Раф мысленно чертыхнулся – он вовсе не это собирался ей сказать.

Гинни посмотрела на него с удивлением.

– Ну что вы, зачем...

– Я прошу вас меня извинить за то, как я себя вел, – продолжал Раф, раздражаясь, что она все время отвлекает его от главного, – но не за то, что я говорил. Я действительно собираюсь отослать вас домой, моя прекрасная дама.

Он ожидал, что она выразит облегчение – ну, может быть, для видимости возразит, но Гинни снова его удивила. Отдувая волосы с глаз, она покачала головой.

– Нет, – деловито сказала она, – я нужна здесь.

– Детей я увезу в Новый Орлеан. Она опять покачала головой.

– Если бы это был приемлемый вариант, вы бы давно так и сделали. Зачем вам было бы похищать самовлюбленную и эгоистичную мегеру, если бы вы могли поручить детей людям, о которых вы до сих пор ни разу не вспомнили. Дети говорят, что их прадед и прабабка не хотят, чтобы они с ними жили.

– Хотеть-то они хотят, – с горечью возразил Раф. – Они мечтают доказать мне, что были правы.

– Правы?

– Они твердят, что моя мать вышла замуж за человека ее недостойного, что Дэвид Латур был пустым мечтателем и все, что он предпринимал, было обречено на неудачу. И что я унаследовал от него эту черту. Если им поручить воспитание детей, те в конце концов откажутся признавать, что состоят со мной в родстве.

Гинни смотрела ему в глаза и, казалось, видела, что творится у него в душе.

– О Раф, – сказала она, – вам, видно, нелегко пришлось.

Он пожал плечами.

– Ничего, справился.

Гинни кивнула, решив не оспаривать эту явную ложь, и за это он почувствовал к ней еще большее уважение.

– Но вашей матери и сестре было еще хуже, так ведь? У Рафа искривилось лицо, память об этих горьких событиях причиняла ему такую боль, точно они произошли вчера.

– Смерть отца была тяжелым ударом, но еще тяжелее было слушать, как эти люди смешивают его с грязью. Это убивало мать и сестру. Они потеряли якорь в жизни, а я, их главная опора, был еще слишком молод и зависим, чтобы их защитить. Дед с бабкой говорили о христианской любви к ближнему, но заставляли нас чувствовать себя нищими, которым приходится выпрашивать каждый кусок хлеба. В такой муке мы прожили год, и потом мама не выдержала и умерла, а Жаннет убежала с Морто. Я часто думал, что она вышла замуж за это чудовище, чтобы наказать деда с бабкой, потому что он воплощал в себе все те отвратительные черты, которые они приписывали моему отцу.

– Бедняжка! И кого она наказала? Только сама себя, – со вздохом сказала Гинни.

Раф удивился, как правильно она все поняла! И как она сумела заставить его говорить о вещах, которые он до сих пор поверял одному Гемпи. Странным образом, он совсем не чувствовал, что совершил глупость, доверившись ей. Нет, он чувствовал облегчение.

– Да, видимо, они ужасные люди, – сказала Гинни, словно думая вслух. – Тогда как же вы можете даже подумать о том, чтобы отослать к ним детей?

Раф отвернулся, не в силах выдержать ее испытующий взгляд. У нее слишком зоркий глаз. Того и гляди, скажет ему, что он такой же слабый и пустой мечтатель, как и его отец.

– Послушайте, моя прекрасная дама... Нож с тупым стуком воткнулся в доску стола.

– Нет, это вы меня послушайте, Раф Латур. Может, мое присутствие здесь и не идеальный выход из положения, но я научилась ладить с детьми. Почему бы мне не жить здесь и дальше?