Но открытие их не долго оставалось тайной. Другие искатели последовали по их следам в их землю обетованную и предъявили свои права на окрестные места. Мистер Спеттинг сумел однако овладеть лучшим местом, и судьба покровительствовала ему и его кентскому компаньону. Они не были так счастливы, как некий доктор Керр, который в первые дни золотых открытий в Басарсте нашел в одно прекрасное утро массу золота на своей собственной земле, где оно лежало все время, пока он владел ею, и пролежало бы бы еще Бог знает сколько лет, если бы золотая блестка среди кварца не привлекла внимание туземного пастуха. Они не находили чудовищных слитков, но, трудясь усиленно, получали барыши от десяти до сорока фунтов на человека в неделю.

Когда им показалось, что место, которое они разрабатывали, истощилось, они разделили свою добычу. На долю Ричарда Редмайна пришлось более трех тысяч фунтов. Все его долги можно было заплатить половиной этой суммы, и он решился оставить золотопромышленность и вернуться на родину, дав себе предварительно краткий отдых, для того чтобы ближе познакомиться с Австралией и ее производительными силами, чем немало удивил и раздосадовал Николаса Спеттинга, имевшего в виду новое место и сгоравшего нетерпением попробовать, стоит ли оно разработки.

— Придется искать нового компаньона, — сказал он, — но я не надеюсь найти когда-нибудь такого честного и трудолюбивого человека, как вы, Рик. Если бы вы продолжали работать со мной, я сделал бы вас миллионером, но я вижу, что на вас не подействуют никакие убеждения, если вы не можете преодолеть своей тоски по родине.

— У меня есть дочь, — отвечал Ричард Редмайн с задумчивою улыбкой. — Я соскучился о ней.

— Знаю я, что у вас есть дочь, — прервал его с досадой Спеттинг, — но разве вы не можете выписать свою дочь сюда? Вы поместили бы ее в Брисбоне, а сами продолжали бы работать, пока не сделались бы богаты, как Ротшильд.

Ричард Редмайн покачал головой.

— Она не создана для колониальной жизни, — сказал он. — Моя дочь слишком нежный цветок для здешней обстановки.

— Я уверен, что она красивая девушка, если похожа на вас, друг мой, — заметил Спеттинг своим равнодушным тоном.

— На меня! — воскликнул фермер. — Она похожа на меня, как я похож на водяную лилию, как подснежник похож на подсолнечник. Представьте себе, если можете, водяную лилию в образе женщины, и вы представите мою дочь Грацию.

— Не могу, — отвечал практический мистер Спеттинг. — Я никогда не отличался блестящим воображением, а если б и мог представить себе женщину, похожую на водяную лилию, она была бы не в моем вкусе. Я люблю женщин румяных, как пион, и с обилием мяса на костях, не в обиду вам будь сказано, Рик.

Расставшись со своим товарищем, Ричард Редмайн купил себе лошадь и отправился странствовать по Австралии и осматривать фермы и скотоводство. Располагая людей в свою пользу своим открытым лицом и бодрым видом, он находил радушный прием, во всех уединенных жилищах, встречавшихся на его пути. В Джипсланде он случайно заехал в ферму, обладатели которой разорились. Грубый деревянный дом стоял пустой, земля была запущена, и Редмайн узнал от толпы бродяг, поселившихся в сарае, что имение это будет продаваться с аукциона в Брисбоне менее чем через две недели.

Он осмотрел поместье и не замедлил оценить его выгоды своим опытным взглядом. Земля была плохо обработана, и последний ее обладатель быстро разорился, но это был человек, как узнал Редмайн от обитателей сарая, пивший запоем раза три или четыре в год и проматывавший все свои доходы, играя в азартные игры с проезжими, которых посылала ему судьба.

— Вы можете приобрести ее частным образом, если переговорите с аукционерами, не позже как через неделю, — сказал один из бродяг, степной охотник, заметив, что проезжий не прочь купить ферму.

Ричард Редмайн был действительно обворожен поместьем. Оно называлось Ситные Луга, потому что состояло большею частью из низменного пространства, орошаемого широкою рекой и покрытого высоким ситником, дававшим превосходное сено. Но тут были и горы, и долины, а местоположение дома было так живописно, что Редмайну никогда не случалось видеть ничего подобного. Каким царем мог бы он жить здесь с Грацией! — думал он. Она не чувствовала бы никаких неудобств колониальной жизни под его крылом и с честными служанками из Кента. Он пристроил бы к дому просторную гостиную и большую террасу, на которой его милая дочь могла бы сидеть и работать в знойные летние дни. И какой вид имела бы она пред глазами. Волнистая равнина, серебристые речки между изумрудными берегами, тысячи овец на далеких холмах, голубое озеро, обширное как внутреннее море, на заднем плане, а налево, на краю горизонта, лес, роскошный, как тропический. На верху дома можно было бы пристроить две просторные спальни, деревянные, как и весь дом, построенный грубо, но прочно. Виноградные лозы и тыквы обвивали стены до самой кровли, и множество цветов, превосходивших величиной и яркостью цветы Англии, украшали заброшенный цветник. С одной стороны дома тянулся фруктовый сад с персиковыми деревьями, с другой возвышалась пальмовая роща, с роскошными чужеядными растениями, обвивавшими высокие стволы.

Раз задавшись какою-нибудь мыслью, Редмайн не легко от нее отказывался. Он очень любил Брайервуд, любил его безотчетною, наследственною любовью, но тем не менее всегда чувствовал себя в нем стесненным его малым пространством. Вольная жизнь в Австралии, с обширным поприщем для опытов и предприятий, была ему более по характеру, чем рутинное существование фермера на его родине. Новость положения имела также неотразимое обаяние. Взять это запущенное поместье и сделать его образцовою фермой, было заманчивою задачей для предприимчивого человека. Брайервуд был так мал, что все его предприятия оканчивались неудачей по недостатку места. Здесь же, на просторе, он видел возможность что-нибудь сделать.

Прельщенный мечтой о будущей Аркадии, в которой его милая Грация будет царицей, поджигаемый степным охотником, который следовал по его пятам, пока он осматривал землю и расхваливал поместье, надеясь пристроиться у нового хозяина, Ричард Редмайн решился купить Ситные Луга, сел на лошадь и отправился прямо в Брисбон. Он делал от тридцати до сорока миль в день, проезжая иногда с утра до вечера по узкой просеке, положенной сквозь такой густой кустарник, что не было возможности свернуть направо или налево, или по холмистой пустыне с зелеными вершинами, возвышавшимися на две тысячи футов над уровнем моря, и пуская свою лошадь по ночам на росистую траву. Во всех человеческих жилищах, встречавшихся на его пути, его принимали как дорогого гостя, и не терпя в дороге никаких недостатков, он приехал в Брисбон не опоздав к аукциону. Он не пробовал вступать в частные переговоры, и обстоятельства оправдали его осторожность: торги шли вяло и робко, и Ситные Луга остались за ним за восемьсот пятьдесят фунтов. Аукционер поздравил его с покупкой за бесценок и выпил бутылку шампанского на его счет.

Покончив со всеми узаконенными формальностями, Ричард Редмайн съездил опять в свое новое поместье и оставил в нем в качестве сторожа своего нового знакомого, степного охотника, заплатив ему десять фунтов вперед за исправление изгородей и межей.

— Если окажется, что вы что-нибудь смыслите в сельском хозяйстве, я сделаю вас моим помощником, когда вернусь, — сказал он, — а вернусь я лишь только окончу дела в Англии.

Он намеревался отдать Брайервуд внаймы или поручить его опять брату, если хозяйство шло под его надзором действительно так хорошо, как он писал. Для себя же он не желал ничего лучшего, как жить в Ситных Лугах, в благоустроенной ферме, с богатым скотным двором, со множеством скирд хлеба, с уютным домом, в котором будет всегда место за столом и у очага для утомленного путника, и с полдюжиной лошадей в конюшне. Он хотел научить Грацию ездить верхом, чтоб она могла объезжать с ним поля и кататься по великолепным окрестностям в лунные ночи.

Мысль, что такая жизнь может показаться скучною и монотонною его дочери, изредка приходила ему в голову, но он старался отогнать ее. Можно ли было представить себе что-нибудь скучнее ее жизни в Брайервуде? В Англии она была только дочерью мелкого землевладельца; в Австралии она могла бы жить царицей. Он был слишком уверен в ее любви, чтоб опасаться, что она будет скучать, живя с ним.

О том, что она может полюбить кого-нибудь другого он мало думал. Рано или поздно это, конечно, случится, — решил он, — какой-нибудь красивый эмигрант предложит ей руку и сердце, но это событие не разлучит его с дочерью. В Ситных Лугах было достаточно места для многочисленного семейства, и он уже воображал себя сидящим на своей большой террасе, обвитой виноградными лозами, и вокруг себя шумную толпу внучат.

«Я никогда не расстанусь с ней», — сказал он себе.

Он выехал из Брисбона в начале марта и прибыл в Ливерпуль в конце мая. Несколько месяцев пред своим отъездом он не получал писем из дому, но был уверен, что это следствие его скитальческой жизни, а не пренебрежения со стороны его семейства. Он не способен был мучиться предчувствиями возможных бед и совершил обратный путь полный надежд и планов на будущее. Он взял с собой план своего нового поместья и просиживал над ним целые часы, отмечая карандашом, какие места пойдут под пшеницу, какие под овес, какие под овощи, какие останутся под пастбища для его скота, и намечая межи, изгороди и калитки, долженствовавшие придать этой плодородной пустыне вид благоустроенной английской фермы.

И в конце мая, в светлый теплый день, Ричард Редмайн, с сердцем, преисполненным счастия, весело высадился на почву своей родины.

Он не терял времени. Прибыв в Лондон на экстренном поезде, он тотчас же переехал на станцию Лондон-Бриджа, захватил поезд, отходивший в Танбридж, а в Танбридже взял почтовую карету, чтобы доехать до Брайервуда. Но когда показались знакомые изгороди, он не мог усидеть на месте. Ему казалось, что экипаж двигается слишком медленно. «Я пешком дойду скорее», — думал он, и наконец не выдержал и отпустил извозчика на расстоянии мили от Брайервуда.