Уголки губ Малколма дрогнули.

– Превосходная идея. – Кивнув, он повернулся и уже хотел выйти из комнаты, но Дженкингз остановил его.

– А как же вы? – спросил он.

– За меня не беспокойтесь, если даже власти арестуют моего патрона, они вряд ли заинтересуются мной – простым курьером, передававшим вам его распоряжения. – Махнув рукой на прощание, Синклер распахнул дверь и вышел из комнаты.

Бредя по переулкам, в которых стоял туман, он размышлял о принятых мерах. Казалось бы, он все предусмотрел; только Дженкингз мог бы дать против него показания, но Малколм держал ситуацию под контролем и ловко обманывал его.

Если Генри, который делал много глупостей, в конце концов арестуют, причастность к преступлениям его сообщников все равно сразу обнаружится. Поэтому Малколм предпочитал действовать в открытую; это и было, по его мнению, лучшим способом защиты. Он лишь слегка менял свою внешность, когда отправлялся в район городских трущоб, зато надежную маскировку использовал в общении с Генри, причем его опекун даже не подозревал об этом. Застенчивость и смущение Малколма он принимал за чистую монету, тогда как тот в душе смеялся над Генри и давно уже вел свою игру. Он не сомневался, что все рассчитал правильно и его притворство поможет ему выйти сухим из воды даже втом случае, если власти разоблачат опекуна.

Негромко насвистывая веселый мотивчик, Синклер свернул на главную улицу и зашагал в сторону Мейфэра; у него было прекрасное настроение, так как всего через несколько дней он рассчитывал вступить в новую жизнь и стать полноправным хозяином своей судьбы. Когда ему исполнится двадцать один год и к нему перейдет состояние, оставшееся в наследство от родителей, Генри больше не сможет грабить его.


Выйдя на террасу, Феба окинула взглядом лужайку, за которой тянулся сад, обнесенный высокой оградой. За ее спиной в комнате расположились в креслах Одри и Эдит; послеполуденный зной сморил их, они, закрыв глаза, отдыхали, время от времени лениво перебрасываясь короткими фразами.

Рассеянно взглянув на тетушек, Феба решила прогуляться по саду и, спустившись с террасы, пересекла лужайку, а затем медленно зашагала по тропинке, бегущей вдоль ограды в тени деревьев. Справа от нее располагалась большая клумба. Был уже шестой час вечера, и солнце начало клониться к закату.

Феба часто выходила на прогулки в этот час, а затем шла переодеваться к вечеру. В теплом воздухе стоял аромат цветов, и она наклонилась, чтобы понюхать благоухающую красную розу.

Обычно во время таких прогулок Феба собиралась с мыслями, анализировала события прошедшего дня, строила планы на перспективу, обдумывала то, что ей предстояло сделать вечером, а выезжая в свет, старалась добыть информацию, необходимую для работы агентства.

Но сегодня ее угнетали тяжелые мысли. Она была не в силах отделаться от них. Кто стоял за похищениями беззащитных девушек? Какая участь ждала этих несчастных? Скоро Деверелл должен был узнать имя поставщика. Может быть, он сообщит ей его уже сегодня вечером?

Но что предпримут Деверелл и его коллеги, когда узнают имя мерзавца?

– Если я сейчас же не выброшу все это из головы, то сойду сума, – пробормотала она и взглянула на дом, где на скамейке у стены сидел Фергус и чинил уздечку. Ей осталось пройти мимо расположенных в ограде ворот, чтобы достигнуть дальнего конца саца и полюбоваться розовым кустом, усыпанным полураспустившимися бутонами.

В этот момент дверь черного хода со скрипом распахнулась и в сад выглянула Миллиген, экономка Эдит. Увидев Фебу, она помахала ей рукой, как делала обычно каждый день в это время.

– Ваша тетушка распорядилась, чтобы в гостиную подали чай, мисс! – крикнула она.

Феба махнула рукой, давая понять экономке, что слышит ее.

– Спасибо, Миллиген, сейчас иду!

Увидев сидевшего на скамейке Фергуса, экономка обратилась к нему:

– Ну а вы чего тут расселись? Идите скорее в дом, пока булочки не остыли.

– Булочки? – с интересом переспросил Фергус и, отложив в сторону уздечку, отправился на кухню вслед за Миллиген.

Феба не спешила возвращаться в дом, ведь в саду было так хорошо! Она уже миновала ворота и хотела направиться через лужайку к террасе, как вдруг услышала глухой стук.

– Ой! – раздался отчаянный детский вопль. – Мой мячик! Как я теперь его достану?

Увидев мяч, который упал неподалеку от дорожки и покатился к лужайке. Феба быстро сошла с дорожки, подобрала мяч и, держа его в одной руке, направилась к воротам сада.

– Не перелезайте через ограду! – крикнула она. – Сейчас я вынесу вам мяч.

Сначала Феба хотела перебросить мяч через стену, но передумала, побоявшись, что может промахнуться. Кроме того, мяч мог упасть через дорогу в соседний сад, который сторожила огромная злая собака.

Сняв с гвоздя ключ, отперла замок и отодвинула задвижку. Открыв тяжелую калитку, она выглянула наружу и растерялась у ворот никого не было. Услышавтопот ног, она вышла на улицу и увидела трех мальчуганов, которые убегали так быстро, словно за ними гналась свора собак. Вскоре они исчезли за поворотом.

– Ну и ну! – Феба удивленно покачала головой и тут вдруг почувствовала, что за ее спиной кто-то стоит. Она быстро повернулась, и тут же на ее голове оказался пыльный черный мешок.

Выронив мяч, Феба вцепилась в грубую ткань, но ее запястья перехватили чьи-то сильные руки. Не успела она закричать, как на ее рот легка тугая повязка.

От неожиданности Феба совсем растерялась, но быстро пришла в себя и попыталась оценить обстановку. Ее уже со всех сторон обвязали веревками, запястья связали спереди, а затем, пронеся немного по улице, словно скатанный коврик, положили на пол экипажа, и дверца захлопнулась.

– Закрой проход, – услышала она глухой голос, и вскоре до ее слуха донесся стук калитки. Почти в тот же момент экипаж тронулся с места.

Стоя на противоположной стороне Парк-стрит, элегантно одетый Малколм Синклер походил на джентльмена, вышедшего немного прогуляться. Проводив взглядом прогромыхавший мимо по мостовой экипаж, увозивший мисс Фебу Маллесон, он повернулся и с видом человека, покорившегося судьбе, зашагал по улице.

То, что произошло на его глазах, было очередной глупостью, совершенной Генри: в Мейфэре обитало множество красивых служанок, тогда как увозить знатную богатую леди было в высшей степени опасно.

Постепенно Малколм убедился, что Генри не владел ситуацией и неправильно истолковывал многие факты. Их конкуренты не были связаны с торговцами живым товаром и вообще с преступным миром, и, будь его воля, Малколм сначала осторожно собрал бы сведения о них и выяснил истинный характер ихдействий. Ему казалось маловероятным, что такие люди, как Деверелл и мисс Маллесон, могли совершать уголовные преступления. Скорее всего их целью была не нажива или удовлетворение низких инстинктов, но вряд ли она вписывалась в рамки закона. Если бы Малколм владел информацией об их противоправных деяниях, он мог бы начать их шантажировать и тем самым легко устранил бы исходящую от них угрозу.

Но Генри, казалось, утратил последние остатки здравого смысла; и его вряд ли удалось бы отговорить от опрометчивых поступков с помощью разумных доводов. Да и что толку спорить с опекуном? Малколм никогда не желал показывать Генри свое истинное лицо и много лет притворялся покорным, застенчивым и исполнительным несмышленышем. Сейчас он тем более не торопился снять эту маску.

Генри был мстительным человеком, и Малколм знал об этом; если опекун заподозрил бы его в обмане, то заставил бы дорого заплатить за многолетнюю ложь и притворство.

Дойдя до Пиккадилли, Малколм перешел на другую сторону улицы и, помахивая тростью, зашагал по тротуару вдоль Грин-парк. Со стороны он выглядел как джентльмен, наслаждающийся погожим деньком.

Анализируя последние события, он пришел к выводу, что сделал все возможное, чтобы спасти себя. В декабре Генри, который, как опекун Малколма, мог свободно распоряжаться его деньгами, начал понемногу тратить их на приобретение редких пистолетов для своей коллекции, и это не могло не беспокоить.

Малколм был вынужден искать другой финансовый источник, из которого Генри мог бы черпать наличные средства на свою безумную страсть, и однажды он напрямую заговорил с опекуном о торговцах живым товаром, предлагавших сотрудничество. Генри сразу же ухватился за эту идею, и Малколм начал действовать. Так они втянулись в преступную деятельность, и теперь Генри не собирался отступать: его устраивало нынешнее положение дел, он совсем не чувствовал надвигающейся опасности.

Впрочем, Малколм нив чем не раскаивался; он считал, что сотрудничество с торговцами живым товаром дало ему бесценный опыт: близился конец их совместной деятельности, и Генри скоро должны были арестовать; тогда-то у Малколма начнется наконец новая жизнь. Когда он избавится от опеки, перед ним откроются сотни дорог. Малколм умел делать деньги и намеревался продолжить это занятие.

Он не сомневался в том, что Генри недолго осталось ходить на свободе. Его опекун зарвался: похитив невесту такого влиятельного человека, как Деверелл, Генри непременно навлечет на себя гнев властей.

Остановившись на углу Арлингтон-стрит, Малколм взглянул на фасад дома своего опекуна. Мисс Маллесон, должно быть, уже находилась там, а значит, оставаться вблизи дома было опасно.

Немного поразмыслив, Малколм двинулся в сторону клуба «Уайте»: там всегда было многолюдно, и он мог пообедать с кем-нибудь из своих приятелей. Сейчас ему следовало постоянно быть на виду, чтобы на него не пала даже тень подозрения.

Глава 21

Лежа на полу катившегося по мостовой экипажа, Феба испытывала боль от каждого толчка. К счастью, в конце концов тугая повязка, впившаяся ей в рот, немного ослабла, и ей стало легче дышать.

Когда карета остановилась, Феба вздохнула с облегчением, но она по-прежнему не могла пошевелиться, и ее руки были крепко связаны. Через черный мешок, накинутый ей на голову, совсем не проникал свет, но, хотя Феба ничего не видела, она знала, что находится в Лондоне, поскольку мучительная поездка в экипаже длилась сравнительно недолго, и до ее слуха доносился знакомый столичный шум, который не заглушал даже шерстяной мешок на ее голове. Фебе казалось, что они находятся сейчас где-то в Мейфэре или вблизи этого района, а фырканье лошадей, топот копыт, грубые мужские голоса свидетельствовали о том, что карета остановилась у конюшен какой-то городской усадьбы.