Хмыкнув, он аккуратно, тщательно продуманным движением отложил книгу и сжал пальцы в кулак. Отошел к двери и осмотрелся, постаравшись окинуть ситуацию и помещение отстраненным взглядом.

Тимофей давно не волновался ни о чем. Ни до того, где живет, ни до того, в каких условиях работает, ни до того, как он выглядит — ему не имелась дела. А вот сегодня что-то, сильно напоминающее стыд, слабо дрогнуло в душе.

Сколько же лет прошло? Девять? Десять?

Тогда он в жизни бы не пришел на работу в помятой водолазке, которую не стирал уже почти неделю. Он бы тогда, вообще, ни в чем кроме костюма с галстуком в отделение не вздумал бы явиться. И только гладко выбритым. Тимофей гордился тем, кем был. Тогда гордился.

Хмыкнув, он подошел к окну, не надеясь увидеть там что-то интересное, просто заставляя свое тело двигаться, действовать, чтобы не зацикливаться на раздражении и всем, что всколыхнулось в душе.

Он бы и не вспомнил ее. Александра… Тьфу, ты! Как же ее фамилия была? Не Семченко, точно не Семченко — это по тому придурку. А девичью фамилию вспомнить не получалось. Ну… леший с ним. Не помнит, и не надо.

Тимофей постучал по гранитному подоконнику пальцами. А потом со всей дури хлопнул ладонью.

Надо было успокоиться и не думать о прошлом. Только мысли уже начали хаотично перескакивать с одной на другую. Он не мог вспомнить все, что-то навсегда потерялась, стерлось из памяти за ненадобностью, как и фамилия этой Александры. Но что-то мелькало отчетливо, как тот момент, когда он зашел в холл главного корпуса университета и увидел большую фотографию молодоженов и витиеватое, красивое поздравление от всего коллектива новым сотрудникам и аспирантам с таким важным событием в их жизни. Помнил, как остановился тогда, посмотрел на счастливое лицо этой девчонки и ехидно улыбнулся. Помнил, как в чем-то даже пожалел ее. Она стоила большего. Не того, кто считал ее глупей и чуть хуже себя. Не того, кто из-за мелочного укола для своей раздутой гордости бежит в отместку изменять с первой попавшейся под руку. Но что поделаешь, часто вот такие, хорошие, умные и верили не тому, или надеялись, что все пройдет, обойдется. Тимофей попытался открыть ей глаза несколько недель назад. Не из злобы или издевательства. Просто она ему тогда понравилась. Александра Олеговна была хорошим человеком, и врачом должна была стать великолепным, он уже умел видеть эти качества в сотнях студентах, проходивших через его кафедру. Она могла бы найти лучшего, как казалось Тимофею. Но предпочла обмануться и верить в тот образ жениха, который, похоже, придумала себе сама. Что ж, ее проблемы.

Насколько Тимофей помнил, тогда он пожал плечами и отошел, всего лишь мимолетно оглянувшись на фото. Все-таки, невеста была красива, с этим не поспоришь. Удивительно счастливой, сияющей и чистой. На нее хотелось еще раз посмотреть.

Что ж, теперь они квиты, похоже. Сегодня она испытала снисхождение и некоторое ощущение преимущество перед ним. А говорят — в мире нет справедливости. Он получил по носу за то, что и сам считал себя лучше и умнее.

Казалось бы, после всего, этот «щелчок» он не должен был и заметить. Ан, нет, задело. Задело так, что зашвырнул книгу черти куда в очередном приступе злости и ярости на все и себя в первую очередь.

Размяв шею Тимофей отошел от окна и решил выйти во двор. Он не пойдет домой. Не сейчас еще. Просто постоит на крыльце.

Сейчас Тимофей жалел о том, что разрешил уйти и Кузьминичне, пожилой лаборантке, и Ларисе Федоровне, не менее пожилой, но еще очень бодрой медсестре. Тем не терпелось засадить огороды, чтоб не хуже, чем у соседей было, не меньше. А теперь — один на один с собой, Тимофей жаждал общества хоть кого-то, чтобы не сорваться. И в то же время, не хотел видеть ни одной живой души.

На улице оказалось лучше. Легкий ветерок бодрил, донося запахи пробивающейся травы и распустившихся первоцветов. В городе он и не заметил бы этого. А здесь — уже втянулся, научился ценить. Недалеко, через три дома, закудахтали чем-то всполошенные куры и пару раз вяло тявкнул пес. Это у Федоровны. Бас Пирата он уже и с закрытыми глазами узнавал. Проклятая псина завела привычку оглашать окрестности воем в два-три часа ночи. Впрочем, чаще всего Тимофей еще не спал и собака ему не мешала.

По селу приглушенно разнесся колокольный звон.

Опять Николай за свое. Тимофей усмехнулся. Их священник не на шутку увлекся идеей поучаствовать в соревновании звонарей и теперь отчаянно тренировался едва ли не каждую свободную минуту.

Сегодня у Кольки уже лучше получалось, не мог не отметить Тимофей. Месяц назад все предпочитали захлопывать окна и затыкать уши. А сегодня… Тимофей оперся спиной на дверь и закрыл глаза, вслушиваясь в колокольный перезвон.

Сейчас ему даже стало легче. Что-то скрученное и сжавшееся отпустило внутри. Даже стыд ушел и немного утихла старая боль, обида. Не на эту девчонку. Она его поверхностно зацепила своим изучением. На все остальное.

Колокола продолжали звенеть, а Тимофей не торопился возвращаться в кабинет, так и стоял на крыльце и слушал. Мелькнула и исчезла мысль сходить к Николаю, постоять рядом, поговорить ни о чем, послушать об этом его конкурсе. Только тот ведь не дурак, заметит что на уме у Тимофея, по глазам поймет. Начнет опять свои наставления читать. Хоть и сам понимает, что грызет друга. Но такова его обязанность и святой долг — наставлять людей на путь истинный. Да, вот беда, не хотел туда Тимофей, на путь этот. И был благодарен, что чаще всего Колька молчал или поддерживал незначительную беседу. Хороший он, все-таки, хоть и придумал себе такое занятие — то священником стал, то колоколами народ мучает.

Звон медленно угасал, словно растворялся в теплом весеннем воздухе.

Тимофей открыл глаза с некоторым сожалением. А ведь стало легче, все же. И домой уже не так тянуло. Да и голова больше не трещала по швам.

Постояв еще пару минут на улице, он развернулся и пошел назад, в кабинет, уже не уверенный что пойдет домой ровно через час. Может посидит подольше.


В пятый раз за последние десять минут обойдя свой новый дом, Саша четко поняла — дело плохо и некуда оттягивать. Надо что-то делать! Время-то шло к вечеру. А у нее ничегошеньки не было!

Ну, то есть, не совсем. Но…

Попытавшись собраться с мыслями Саша буквально рухнула на единственный табурет, стоящий у старого стола, покрытого вытертой, местами порванной клеенкой.

Итак, если провести инвентаризацию — Саша оказалась счастливой хозяйкой небольшого трехкомнатного дома с кухней, отдельным помещением, в котором она заметила узкую, выщербленную чугунную ванну и, (о чудо!), даже с туалетом. Правда, о канализации речи не шло, но Семен Петрович заверил ее, что они тут люди не дикие и очищают выгребные ямы специальные службы регулярно за очень умеренную плату. Одной проблемой и страхом меньше.

Кроме помещения у нее так же имелся вот этот табурет, на котором Саша сейчас сидела, стол, раковина, старенький холодильник, вроде бы работающий. Во всяком случае он громко дребезжал уже полчаса, с тех пор как она его включила в розетку.

Помимо всего этого к дому прилагалась кровать с провисшей едва ли не до пола панцирной сеткой, шкаф — ровесник холодильника, какая-та пыльная тахта и телевизор, еще ламповый и уже совсем не работающий.

Но проблема состояла не во всем этом, а в том, чего Саша на данный момент не имела. Время шло к четырем вечера, а у нее не было ни матраса, ни постельного белья, ни подушки. И если посуду ей пообещал одолжить на пару дней Семен Петрович, пока Саша свое не привезет или новое не купит, то с постелью…

Резко поднявшись со своего табурета Александра решила, что делу сидением не поможешь. Необходимо было выяснить, где здесь ближайший магазин и можно ли там сейчас купить необходимые вещи. Почему-то у головы она это выяснить забыла — привыкла к тому, что в городе всегда полно супермаркетов, торгующих всем подряд, к тому же, часто круглосуточных. А раз уж Саша пообещала завтра быть в амбулатории к восьми, значит решила остаться. И стоило быстро придумать, как достать все необходимое для того, чтобы не провести ночь на полу.

На полдороги к выходу Саша вспомнила об обещании позвонить родителям. Выбрав в списке телефон матери, она коротко отчиталась о своем приезде, сказала, что уже познакомилась с начальством и все куда лучше, чем можно было ожидать. А потом, сославшись на необходимости обустраиваться, быстро оборвала звонок. Разумеется, это не избавит ее от долгих и выматывающих последующих разговоров с родителями, особенно с отцом, но временно даст передышку.

После этого Саша вышла во двор и осмотрелась. Ее «хонда» стояла посреди спорыша, подорожника и «пастушьих сумок», и как ни странно — Саша даже понравилась такая картина. Она всегда мечтала о газоне из травы перед домом, ну и что, что пока это оказался газон из сорняков? Так даже оригинальней.

Правда забор и ворота оказались совсем шаткими. Дерево, за которым долго не было ухода начало дряхлеть, да петли стоило бы смазать. Однако она понятия не имела, как это делать, а потому решила пока сосредоточиться на насущных проблемах.

По обе стороны от ее дома располагались точно такие же хаты. Где-то красивее, ухоженные побольше, а кое-где, судя по всему, и вовсе заброшенные. Справа и немного наискось от ее дома, насколько Александра поняла из объяснений Семена Петровича, стоял дом Кузьминичны, той самой лаборантки. Саша даже видела ту из окон своей спальни. Пожилая женщина в окружении семьи, очевидно, бодро перекапывала приличный по размерам огород. И откуда только у людей столько энергии? Самой Саше, несмотря на приличную разницу в возрасте, хотелось свалиться и проспать как минимум сутки. А тут — пенсионерка так рьяно картошку садит.

За домом лаборантки, дальше по улице тянулись другие хаты, с хозяевами которых Саше еще только предстояло познакомиться.