На вечер они оставили два важных дела. Во-первых, Тимофей решил немедленно, именно сегодня узнать насчет регистрации брака. Поскольку Саше особой разницы не было, они ведь и так жили вместе, но это имело значение для подачи заявки на усыновление — то она его поддержала. И во-вторых, конечно, предстоял сам разговор с Мишей.

В первую очередь Тимофей решил уладить дело с ЗАГСом. Разумеется, тот уже был закрыт, но чем хорош сельский быт — так это тем, что все друг с другом, хоть шапочно, а знакомы. А уж если директор ЗАГСа ваш пациент, то никто не увидит ничего странного в немного неурочном визите к нему по личным, семейным вопросам. Таким образом, Тимофей вернулся через сорок минут с новостью, что их готовы расписать хоть в следующую субботу, поскольку особого наплыва желающих зарегистрировать брак в селе не предвиделось, да и обязательного срока «проверки» чувств длинной в месяц тут особо не выдерживали. Немного не ожидая такой скорости, Саша все же с радостью согласилась. Хоть ее и пугал объем предстоящих хлопот. Они, конечно, не планировали ничего грандиозного, просто тихую роспись при родных и нескольких друзьях, но ведь предстояло еще всем сообщить. В общем, работы на эту неделю у них, похоже, планировалось с головой, тем более что Тимофей был на курсах. Но они решили, что справятся.

Наконец, подошло время для разговора с Мишей. Саша даже не представляла себе, как малыш отреагирует на их решение. Ему, конечно, вроде бы нравилось жить с ними, но хочет ли сам мальчик, чтобы именно Саша и Тимофей стали его семьей? Этот вопрос, страх реакции Миши — нервным комком перекрыли ей горло. Потому, говорить пришлось Тимофею, который, судя по всему, по глазам прочитал испуг Саши.

Они все собрались в комнате Миши уже ближе к тому времени, когда обычно начинали читать ему сказку на ночь, сели на диван и Тимофей рассказал, что они хотят сделать.

Сначала Миша, вообще, не разобрался о чем именно взрослые ему говорят. И Саша включилась в разговор, пытаясь объяснить, каким именно образом, они могут стать его родителями.

Миша несколько минут молча осмысливал сказанное, а потом задал два вопроса, едва не заставившие Сашу расплакаться.

— А папка? — Хмуро спросил мальчуган, глядя в пол.

У Саши перевернулось все внутри. Этот малыш все равно любил своего отца, несмотря на все, что тот делал, какую боль причинял сыну. Дети любят безоговорочно, даже тех, кто совершенно не заслуживает такой любви.

— Он всегда будет твоим отцом, — спокойно ответил Тимофей. — И если ты захочешь, всегда сможешь встречаться и ходить к нему. Просто сейчас у твоего отца нет возможности заботиться о тебе.

Саша сказала бы, что желания и души нет, но она понимала, что тактичные слова ее любимого именно то, что стоит услышать ребенку. Мишу такой ответ, казалось, удовлетворил. Мальчуган кивнул, а потом поднял голову и посмотрел прямо на нее глазами, полными надежды.

— А ты, правда, станешь моей мамой? — Тихо, почти неслышно, спросил он.

— Если ты будешь не против. — Едва выговорила она. — Я буду очень рада.

Вместо ответа Миша резко кинулся к ней и обхватил руками пояс Саши. А она едва смогла увидеть ободряющую улыбку Тимофея сквозь пелену слез, застилающую глаза.


Как ни странно, но препятствия их свадьбе пришли вовсе не оттуда, откуда Саша или Тимофей могли бы те ожидать. Ну кто бы мог подумать, что этому событию воспротивится отец Николай? И тем не менее, именно священник, когда они на следующий день пошли приглашать его, категорично заявил, что ни за что не придет, если они не дадут ему их обвенчать. Дело обернулось серьезным спором между Тимофеем и Николаем. В ход шли аргументы о свободе воли и выбора каждого человека, о грехе и прелюбодеянии, и Саша опасалась, как бы все не скатилось до такого банального, но убийственно веского аргумента всех мужчин, что трезвых, что пьяных — «ты меня уважаешь?».

Причем, слушая эти препирания, она подозревала, что мужчины спорят из спортивного интереса и оба получают от этого удовольствие. В конце концов, Тимофей проворчал, что уступает только из-за состояния Коли и потому, что грех спорить с больным человеком. Священник, абсолютно довольный, расхохотался, и поздравил их с таким решением и приближающейся свадьбой.

Самой Саше, вроде бы, разницы не было. Она не венчалась с Антоном, в их семьях такое не было принято. Не задумывалась она и о проведении подобной церемонии сейчас. Но Николай, будто специально, провел их на обратной дороге через небольшой зал церкви. И, против воли, Саша остановилась на середине пути, захваченная непривычным, щемящим чувством, от которого хотелось то ли рассмеяться, то ли заплакать, не от горя, а от чего-то совсем другого. Доброго и дарящего счастье.

Зал сейчас стоял пустой, только свечи «за здравие» и «за упокой» горели под иконами, написанными прямо на стенах храма. Росписи уходили под самый потолок, плавно переходя в картины из Евангелие, но все они были какими-то нарядными, почти праздничными. То ли от того, что художник не поскупился на светлые тона и позолоту, то ли потому, что сама церковь была светлой благодаря высоким и широким окнам с витражами. Казалось, что каждый мазок краски, каждая деталь и завитушка последней лампадки и подсвечника были пропитаны любовью тех, кто это делал все это, и их верой. Верой всех тех людей, которые приходили в эту церковь ища ответов у Бога.

И Саша вдруг так обрадовалась, что Николай настоял! Неожиданно для себя она поняла, что если и хочет венчаться — то только так, в маленькой церкви, где даже священник знает ее очень хорошо, а в хоре поют старушки, про которых сама Саша все знает.

Наверное потому на выходе она чуть отстала от Тимофея и тихо прошептала «спасибо», попрощавшись с отцом Николаем. Священник же только понимающе улыбнулся и перекрестил ее напоследок, благословляя.

Но и на этом их приключения во вторник вечером не закончились. Следующей в их списке приглашенных значилась Никитична, которая стала для Саши едва ли не доброй бабушкой, поддерживая с первого же дня приезда в село. Да и Тимофей был только рад пригласить старушку-соседку, с которой умудрился найти общий язык после того случая, когда она так вовремя послала его к Саше. Но ни он, ни она не ожидали, что и тут развернется битва. Только теперь не за присутствие соседки на празднике, а за размах самой свадьбы.

Выросшая и прожившая в селе всю свою жизнь Никитична даже понять не могла, что они имеют в виду под «скромным праздником с ближайшими друзьями». По ее твердому убеждению — свадьбу или надо было гулять, как положено, чтобы все село гудело, или, вообще, не браться за это дело.

Самое смешное, что эту битву Саша с Тимофеем проиграли подчистую. Соседку не убедили ни их доводы о малом количестве времени, оставшемся до субботы, ни о том, что они собирались немного сэкономить денег. Ведь зарплаты врачей не поражают размерами, а Мише столько всего надо купить — у мальчугана до сих пор нормальной одежды почти не было, да и школа на носу.

Никитична выслушала это все, покивала, сочувствующе поцокала языком, а потом заявила, что им волноваться не о чем. Тимофей может спокойно ездить себе в город. Саша, вообще, должна отдыхать. А вот они с Кузьминичной займутся всеми приготовлениями. А молодоженам, главное, на сам праздник явиться. И больше никаких возражений она не слушала и не слышала.

В конце концов, добравшись до дому уже затемно, Саша с Тимофеем задумались, а не зря ли они придумали всю эту свадьбу? Может было бы проще сбежать в город и там расписаться?

Но ведь здесь они собирались жить. И потом, собираясь усыновить Мишу, они хотели, чтобы он имел полную уверенность в своей новой семье, а мальчик радовался предстоящему празднику не меньше, чем самому факту усыновления. Потому они смирились, решив, что один день переживут.

И потому, переложив все приготовления на плечи нежданных добровольных помощников, они занялись вопросом об усыновлении. В среду Тимофей вернулся раньше, отпросившись с части лекций, а на остаток недели, вообще, взял выходные, предоставив справку из ЗАГСа о предстоящей свадьбе. Мимоходом сообщил, что видел Антона в больнице, где у них читались лекции. Саша заволновалась, не устроит ли тот что-то, просто так, из мелочной обиды. Но Тимофей рассмеялся, сказав, что он-то проходит курсы при Академии усовершенствования, и Антон со своей кафедрой от Университета никакого влияния там не имеет. Да и, вообще, они мирно разошлись в коридоре, даже поздоровавшись.

Вечером в среду они вместе пошли в отдел социальной службы, расположенной в здании сельсовета. Там они были тут же перехвачены Семеном Петровичем. Сельский голова принялся поздравлять их со свадьбой, на которую, оказывается, его тоже позвали, пообещал обязательную помощь врачам от сельсовета. И вместе с ними пошел в соц. службу, заявив, что хочет поддержать их в благородном деле и подкрепить заявку на усыновление письмом от сельсовета, в котором расскажет, что такой семье ребенка не просто можно, а обязательно нужно доверить.

Работник службы усыновления, еще раз выслушав все обстоятельства этого дела, сказала, что их шансы на успех весьма велики. Ведь то, что сельский плотник пил — знали все, как и то, что он тяжел на руку. Собственно, в селе до сих пор ходили слухи, что и жену его убило не пьянство, а тяжелый кулак мужа. А благодаря закону «О защите прав ребенка и предупреждению насилия в семье», принятому прошлой осенью, проблем со стороны отца Миши возникнуть не должно. Точнее, он просто не сможет противопоставить ничего многочисленным свидетельствам очевидцев, даже если, вдруг, решит оспаривать в суде то, что социальная служба заберет Мишу. Хотя, мало кому из сидящих в кабинете верилось, что Виталий озаботится этим. За месяц, прошедший с похорон Марии Анисимовны он ни разу не искал сына, не беспокоился где Миша проводит дни и ночи, и, похоже, даже не вспомнил, что тот у него был.