– Когда вы отправитесь хлопотать о паспорте? – донимала меня Маргарита.

– Скоро.

– Знаю я ваше скоро!

– Но ведь сейчас хлопотать об этом просто нет смысла. Все границы закрыты декретом Собрания.

Я несколько дней провела, не выходя из дома. По моим расчетам, король с семейством должен был уже приближаться к границе, и о нем я думала мало. Он уехал, значит, наступило время подумать о себе. Хлопотать о паспорте? Нет, с этим надо подождать. Во-первых, это будет бесполезно из-за декрета, во-вторых, я еще могу навлечь на себя этими хлопотами подозрение.

Июнь был невероятно жаркий. Маргарита, в десять часов утра возвратившаяся с рынка, едва переводила дыхание. Было 26 июня, суббота, и столбик термометра поднялся до тридцатипятиградусной отметки.

Готовя стол для завтрака, Маргарита шумно отдувалась и не переставала жаловаться.

– Такая жара – это тоже Божье наказание, будьте уверены. Знать бы, что еще уготовано этому городу за все его грехи!

Что-то в ее тоне меня насторожило. Я подняла на нее глаза.

– Маргарита… ты что-то умалчиваешь, да?

Она застыла на месте с чашками в руках. Лицо ее побагровело еще больше, и она в который раз испустила шумный вздох.

– Мадам, – начала она решительно, – я не хотела вам говорить. Даже дала себе слово рта не открывать. Но вижу, будет лучше, если скажу. Вы ведь и так узнаете.

– Что узнаю? Разве что-то случилось?

– Пожалуй, – заявила она, – это, конечно, еще не точно, но мне кажется, что сегодня, пожалуй, убьют короля.

– Что?

– Да, мадам, все к тому идет. Все будто с ума посходили – так хотят его прикончить.

– Я ничего не понимаю в этих твоих глупостях, – сказала я раздраженно. – Тебе прекрасно известно, что король уехал.

– Нет, мадам. Еще третьего дня все узнали, что он задержан в Варенне. Я молчала, не хотела вас тревожить. Но нынче объявили, что король будет возвращен в Париж. Сегодня в полдень, мадам.

Я вскочила с места, отшвырнула салфетку в сторону.

– Ты хоть понимаешь, что ты говоришь?

– Сущую правду я говорю, мадам. Король задержан. Не удалось ему уехать, как вы хотели. Говорят, в Варенне какой-то почтмейстер узнал его по монете.

Маргарита снова застучала чашками, так яростно, словно на них вымещала свое огорчение.

А я… Я почему-то сразу поняла, что она говорит правду. Да, это не ошибка, не недоразумение. Этого следовало ожидать. Мы все взялись защищать совершенно безнадежное дело…

– Где его задержали?

– В Варенне, мадам.

Варенн… Я даже не знала, что это такое, даже само название слышала впервые. Где находится этот Варенн? В полнейшей растерянности я отправилась искать географический словарь и, уже открыв его, опомнилась. Зачем мне знать, что такое Варенн и где он расположен… Сейчас это не имеет никакого значения.

– Я не буду завтракать, Маргарита.

Мои мысли вернулись к Кристиану. Если король задержан, значит, не обошлось без вооруженной стычки. Людовика XVI охраняли гусары и драгуны. Если его недругам удалось смять и эту грозную охрану, значит, было серьезное столкновение. Жив ли Кристиан? Что с ним? Сумел ли он бежать? Даже предполагать что-либо было трудно.

– Ты говоришь, в Париже восстание? – спросила я.

– Не восстание, а волнение. Всюду бродят какие-то странные люди, все ждут приезда короля… Ох, нелегко ему придется.

– Его приезда ждут в полдень?

– Да.

Я побежала к лестнице, поднялась к себе в туалетную комнату, лихорадочно перебрала наряды и выбрала костюм – самый скромный, из серого шелка, к которому можно будет надеть шляпу с густой вуалью. Потом стала лихорадочно стаскивать с себя пеньюар.

Я была уже почти одета, когда на пороге появилась Маргарита.

– Куда это вы отправляетесь?

Я не отвечала, очень злая на нее за то, что она так долго осмелилась скрывать от меня то, что знала. К тому же мне хотелось поскорее покончить со сборами и выйти из дому.

– Вы что себе думаете, мадам? Куда вы идете? В вас, наверное, сам дьявол вселился!

– Оставь меня в покое, – сказала я резко.

– Еще чего! Вы намерены идти в самое пекло, да? Я не пущу вас, так и знайте. Сидите дома!

Схватив со стола шляпу, я направилась к двери. Маргарита стояла неподвижно, как скала, и загораживала мне путь.

– А я вам повторяю, мадам, что никуда вас не пущу. Вот что хотите со мной делайте, но из дома вам не выйти!

Расширенными от гнева глазами я смотрела на нее. Она сменила тон, сказав уже более ласково:

– Нехорошо вы поступаете, мадам. Послушайте меня! Неужели вам хочется того, что случилось на Королевской площади?

Я мельком взглянула на часы: было уже одиннадцать утра, а короля ждут в полдень. Осознав то, как она мешает мне своими разговорами, я пришла в ярость. Разгневанно ступив вперед и угрожающе подняв руку, я произнесла со всем высокомерием, на какое только была способна:

– Ты имеешь право говорить лишь тогда, когда я это тебе позволяю! Только мое мнение тут что-то значит! Пропусти меня сию же минуту, и ни слова больше!

Впервые в жизни я говорила так с Маргаритой. Она отступила в сторону, багровая и сердитая. Я сознавала, что поступила, быть может, излишне резко. Но времени на объяснения терять было нельзя, к тому же Маргарита в каждую секунду могла прийти в себя и начать новую атаку. Я мигом проскользнула мимо нее, и через минуту уже была на улице.

Не пройдя и двадцати шагов, я ощутила, какая ужасная стоит жара. Воздух, казалось, совсем не двигался, не было ни малейшего ветерка, но, как ни странно, душная летняя пыль тучами поднималась вверх. Дышать было почти невозможно, особенно тогда, когда рядом проезжал экипаж. Солнце палило нещадно. Уже через пять минут, задыхаясь, я поняла, что не в силах идти под вуалью даже ради того, чтобы сохранить инкогнито. Я сняла шляпу и, не долго думая, бросила ее на дороге. Улицы были запружены народом, пробираться было трудно, тем более что, похоже, все были одержимы тем же желанием, что и я, – увидеть короля-пленника, возвращающегося в город, который был покинут им всего шесть дней назад. Правда, я с ужасом замечала, что цели у них совсем отличны от моих. Все хотели посмеяться над неудачливыми беглецами, оскорбить их, плюнуть им в лицо, а при хорошем стечении обстоятельств – расправиться с ними.

Было так жарко, что я не сомневалась, что для въезда короля будет избран кратчайший путь; таким образом, Людовик XVI с семьей въедут через заставу Сен-Мартен. От моего дома до заставы было не так уж близко, но нельзя было даже думать о том, чтобы нанять извозчика или ехать в своем экипаже. Только самые отважные осмеливались на это, и эта смелость была чрезвычайно опасна для их жизни.

Несметные толпы окружили заставу Сен-Мартен. Пробраться ближе, чтобы лучше видеть, не было никакой возможности. Некоторые ждали здесь уже много часов и, чтобы подкрепить силы, теперь завтракали. На их завтраки, разворачиваемые из бумаги, слетались насекомые. Особенно досаждали мухи. Терпеть их в такую жару было невыносимо. Я и так чувствовала себя отвратительно. Намокшая от пота шелковая блузка прилипала к телу, облепила ходуном ходившие груди. Пить мне хотелось ужасно, но давка была такая, что сюда не могли проникнуть мальчишки-водоносы.

Находясь в толпе, мне удалось узнать некоторые подробности ареста короля в Варенне. Произошло это в ночь с 21 на 22 июня, то есть беглецы лишь какие-то сутки были на свободе. Арест стал возможен благодаря бдительности какого-то Друэ, сына почтмейстера в Сен-Менегу, который каким-то образом узнал короля в карете. Убедившись в своем предположении, Друэ поскакал в Варенн, поднял там на ноги всю мэрию, собрал национальных гвардейцев, и, когда королевская карета прибыла в этот город, там беглецов уже ожидали.

«Ах, Боже мой, – думала я с отчаянием. – Похоже, это какой-то рок, фатум! Ну почему все так получилось?»

Меня тревожило только то, что возле заставы совсем не видно было национальных гвардейцев. Если король въедет прямо в эту толпу, такую взбешенную и враждебную, нельзя ручаться даже за жизнь дофина, не говоря о всех прочих. Неужели это входит в планы Собрания? Неужели таким образом оно решило избавиться от монархии?

– Один из телохранителей Толстяка убит! – послышалось новое сообщение.

Я вздрогнула всем телом, услышав это. Убит телохранитель… Кто? Их было трое – Дюрфор. Мальден и Валори. Мне было бы жаль любого, но Дюрфор… Неужели тот смертельный страх, который я испытала, прощаясь с ним, имел основания?

Узнать имя убитого было невозможно, сколько я ни пыталась. Этого просто никто не знал. Я простояла у заставы Сен-Мартен три часа, и все напрасно. Мальчишки, взбиравшиеся на деревья, не могли увидеть никакой кареты на дороге. Король не возвращался, и даже ничто не говорило, что возвратится он в скором времени. Ведь едет не одна карета, перед ней шествуют две тысячи бдительных патриотов, а позади – целых четыре тысячи. Это не говоря уже о том, что по бокам разливается целое море народа. Такую огромную процессию было бы видно издалека, если бы она приближалась.

Измученная, потерявшая надежду чего-либо дождаться, я стала выбираться из толпы, чувствуя, что из-за жары вот-вот упаду в обморок. Мне не хватало воздуха. Выйдя на более свободное место, я задышала чаще, пытаясь прийти в себя, но перед глазами у меня потемнело и, чувствуя, что сейчас упаду, я почти инстинктивно уцепилась за стремя проезжавшего мимо всадника.

Очнулась я от того, что незнакомец поднес к моим губам прохладную фляжку. Я стала жадно пить, не понимая даже, каким чудом удалось ему сделать воду такой холодной.

– Ах, моя красавица! – сказал он, ласково улыбаясь. – Зачем же вы здесь понапрасну ходите!

Это был молодой парень, с виду совсем простой, с усами, которые наверняка по вкусу многим девушкам из Сент-Антуанского предместья, кареглазый, худощавый, ладный.