Роксана Гедеон - Дни гнева, дни любви

– А как же дата побега? – спросила я у королевы. – Вы назначите ее позже?

– Это компетенция его величества, Сюзанна. Когда приедет Ферзен, мы на него возложим и подготовку кареты, и лошадей – все это надо, разумеется, готовить втайне… Я полагаю, мы уедем никак не раньше июня. Но я готова ждать хоть целый год, лишь бы все это состоялось!

Она протянула мне бумагу.

– Смотрите, что написал нам король Швеции Густав III. Я бегло просмотрела написанное. В глаза мне бросилась одна фраза:

«Вам, христианнейший брат мой и кузен, надо навсегда покинуть Париж и обречь на гибель это логово убийц, предав его полному забвению, ибо пока во Франции будет Париж, там никогда не будет королей».

Меня даже передернуло.

– Да это же просто безумие, ваше величество! Разве он не понимает, что было бы, если бы письмо попало в ненадежные руки?

– Да, он неосторожен, но он поддерживает нас. Он оказывает нам самую сильную поддержку в Европе.

– Он знает о ваших планах?

– Приблизительно. И он позволит Ферзену ехать сюда, не теряя ни минуты.

– А как вы думаете выехать из охраняемого Тюильри, государыня? Выход уже найден? Здесь трое ворот, оцепленных стражей.

Королева насмешливо улыбнулась.

– Нам поможет излишняя наивность господина де Лафайета.

– Каким образом? И так ли уж он наивен?

– Он наш тюремщик, Сюзанна, но этот тюремщик позволяет иногда себе глупость быть любезным и галантным. Вспомните о приезде Ферзена…

Меня осенило. Предупредительный господин де Лафайет, начальник Национальной гвардии, как всегда, любезно оставит тайную калитку, ведущую с набережной в Тюильри, незапертой, ибо полагает, что таким образом помогает королеве встречаться с графом де Ферзеном, ее любовником.

И, словно в глубокой задумчивости, королева произнесла:

– Какого бы вы ни были мнения о графе Дюрфоре, Сюзанна, именно он поможет нам придумать маршрут отъезда и будет охранять нас.

– Он сказал это?

– Он поклялся в этом, Сюзанна.

Король стоял, склонившись над большой картой и изучая путь от Парижа до Монмеди.

– Главное, господа, – это миновать Шалон. Если нам это удастся, можно считать наше путешествие успешным. А сейчас… сейчас мы нуждаемся только в том, чтобы кто-то взял на себя задачу изучить самым подробным образом дорогу до Шалона, составить карту и нанести на нее все почтовые станции.

Мария Антуанетта прервала короля, заговорив о том, кто кем будет переодет во время побега: она – горничной, Людовик XVI – лакеем… Я стояла, ощущая ужасное беспокойство.

Позади меня, совсем рядом – и я знал об этом, – стоял граф Дюрфор. Он вошел тогда, когда все уже собрались, и сойти с места, не нарушив этикета, я не могла. К тому же мне и не к лицу было бегать от кого-то, обращая на себя внимание присутствующих. Поэтому я стояла неподвижно, раздраженная и натянутая, чувствуя ужасную досаду на назойливость этого человека. Все слова королевы проходили будто мимо меня.

– А теперь, господа, следует обсудить размещение верных нам частей под командованием Дамаса, Шуазеля и генерала Буйе… Господин де Шуазель, вы здесь?

Двадцатилетний герцог по-военному выступил вперед, поклонился, шагнул к карте, стал что-то говорить… В этот миг зашелестели перья на роскошной шляпе Дюрфора, которую он прижимал к груди, и почти у своей шеи я услышала его голос:

– Вы такая хорошенькая.

Он сказал это шепотом, но все же мадемуазель де Невей, юная фрейлина королевы, обернулась. Я, ожидая подобной выходки от Дюрфора, была не так удивлена, как разгневана. Кровь прихлынула к моему лицу. Я обернулась и смерила графа таким грозным взглядом, что любой человек на его месте сразу обратился бы в пепел.

Дюрфор с совершенно невинным видом прошептал, так, будто я требовала от него объяснений:

– Я просто не мог удержаться – так хотелось вам это сказать!

Теперь уже шевельнулись и другие дамы. Я быстро придала себе отсутствующее выражение лица, делая вид, что меня это ничуть не касается, и придя к выводу, что впредь лучше не оборачиваться. Неловкость была замята громким голосом короля:

– Господин Дюрфор, может быть, вы возьмете на себя эту задачу?

– Какую, государь? – спросил граф, с готовностью выступая вперед и смело обнаруживая то, что не прислушивался к беседе.

– Задачу изучить путь и составить подробную карту.

– Моя жизнь – к вашим услугам, государь, и, хотя я не имею чести быть военным, вы можете дать мне любой приказ.

Люди, присутствующие на совете, довольно часто видели образцы верности и преданности монархии со стороны многих аристократов, но такая чеканная отповедь, слетевшая с уст графа Дюрфора, известного своим легкомыслием и насмешливостью, произвела впечатление на многих.

– Господин Дюрфор, – сказал Людовик XVI, потирая подбородок, – это задача опасная. За карту, которую вы будете составлять, многие наши недруги ничего бы не пожалели.

– Сир, – громко произнес граф, – я для того и вернулся во Францию, чтобы рисковать собой за ваше королевское величество, и я прошу вас только об одном – дать мне исполнить то, ради чего я сюда приехал.

– В таком случае, граф, инструкции вы получите позже, – сказал король.

Мария Антуанетта, обойдя стол, приблизилась к Дюрфору и протянула ему руку, которую он, опустившись на одно колено, поцеловал.

– Благодарю вас, господин граф, тысячу раз благодарю. Ваши слова и преданность возрождают во мне надежду на то, что, пока у монархии будут такие защитники, как вы, монархия не погибнет.

Да, сцена была впечатляющая. Нечасто гордая Мария Антуанетта на виду у всех позволяла кому-то целовать свою руку. Можно было сказать, что Дюрфор прославился среди остатков парижской аристократии. Король заговорил о другом, Дюрфор вернулся на место с лицом абсолютно спокойным и, пользуясь тем, что в кабинете громко раздавались голоса короля и офицеров, прошептал мне на ухо:

– Вот видите? Прекрасная дама, я почти на войну уезжаю. Неужели вам ничуть меня не жаль?

Это было уже чересчур. Терпеть эти насмешки и дальше я была не намерена. Резко отшатнувшись от графа, я громко, на весь кабинет произнесла:

– Ваше величество, прошу прощения, но поведение господина Дюрфора не дает мне возможности пребывать в этом кабинете ни минутой дольше.

Мария Антуанетта вскинула голову – лицо ее было бледное и строгое. Она не любила скандалов, тем более таких, смысла которых не понимала.

– Как вам будет угодно, – сдержанно сказала она мне. – Для остальных присутствующих я хочу сказать, что беру графа под свою защиту и свидетельствую, что он если чем-то и досадил принцессе, то сделал это без злого умысла.

Я поклонилась настолько сухо, насколько сухи были эти слова королевы, и вышла, в душе страшно негодуя. Подумать только, она этого человека ставит выше, чем меня! Меня! Он здесь без году неделя, он все эти годы прохлаждался за границей, а я… я… Господи, да что там говорить!

Крайне разозленная, я спускалась по лестнице, все время горько сетуя на то, как непостоянны королевские привязанности. Граф Дюрфор настиг меня прямо на ступеньках. Он еще даже не успел ничего сказать, как я остановилась, окидывая его испепеляющим взором.

– Похоже, сударь, вы прибыли для того, чтобы причинять мне всяческие неприятности. Как смеете вы даже приближаться ко мне, зная, что для меня это невыносимо?

– Только любовь дает мне на это право, несравненная кузина! Я так люблю вас.

Я поднялась на ступеньку вверх, до боли сжимая в руке веер.

– Вы не смеете тут передо мной паясничать! Я вам не ваша жена, чтобы терпеть все ваши выходки. Отправляйтесь в Турин и устраивайте ей все эти сцены!

– Любовные сцены, кузина! Да разве Люсиль их достойна? Прошу прощения, но это все равно что петь дифирамбы овце.

– То, как вы отзываетесь о своей жене, еще раз подчеркивает вашу гнусность. Не мудрено, что она вас бросила.

– Последнее замечание, кузина, вовсе не так точно, как вам кажется. А я…

Глядя на меня почти с обожанием, Дюрфор страшным шепотом продолжил:

– Я ведь ради вас сюда вернулся!

– Ну, знаете! – сказала я в сердцах, снова уловив в его голосе какую-то насмешку. – Оставьте меня в покое! Или вам мало скандала в кабинете?

– Мало? По правде говоря, это вовсе не то, чего я добивался.

Решив, что говорить с ним – это попросту терять время, я пошла прочь, втайне удивляясь, что почему-то уже не так сержусь, как прежде. Неужели это правда? Неужели он действительно ради меня приехал в Париж? А с другой стороны – как он смеет? Преследует меня, чуть не рассорил меня с королевой…

Размышлять обо всем этом было бесполезно. Я взяла у лакея свой плащ, шляпу и перчатки и хотела было направляться к зеркалу, но его голос остановил меня.

– Мадам, – сказал лакей, – у меня есть для вас сообщение.

– Какое? – спросила я изумленно.

– Господин Дюрфор велел передать, что приносит вам свои извинения в том случае, если имел несчастье чем-то вас обидеть.

Шумный вздох вырвался у меня из груди. Ну вот, теперь и все лакеи Тюильри поставлены в известность. Поистине этот человек сошел с ума. О таких поступках мне даже слышать не приходилось!

– Прошу вас впредь, – важно и сурово сказала я лакею, – никаких сообщений от господина Дюрфора мне не передавать.

– Как вам будет угодно, мадам.

У тяжелой цепи, пересекавшей первый двор Тюильри, меня ждал новый сюрприз. Теперь меня уже никто не предупреждал заранее. Просто от группы солдат, игравших в карты, отделился какой-то гвардеец, приблизился ко мне и, оправляя мундир, заявил:

– Мадам, не сердитесь на господина Дюрфора – об этом вся Национальная гвардия просит!

– Ну и сколько же вам заплатил господин Дюрфор за то, чтоб вы все это высказали? – спросила я в бешенстве.