Мэг Кэбот - Дневники принцессы

Самое ужасное, что наш разговор подслушал старший брат Лилли, Майкл. Он тут же начал хохотать, как ненормальный, хотя я лично ничего смешного в этом не вижу.

– Твоя мать встречается с Фрэнком Джанини? Ха! Ха! Ха!

Здорово, теперь братец Лилли знает! Этого мне только не хватало. Я начала его упрашивать, чтобы он никому ничего не говорил. На пятом уроке Майкл занимается в группе «талантливых и одаренных» (ТО) вместе со мной и Лилли. Это не урок, а ходячий анекдот, потому что миссис Хилл, которая в нашей школе отвечает за программу ТО, глубоко плевать, чем мы занимаемся в классе, лишь бы не слишком шумели. Миссис Хилл терпеть не может, когда ей приходится выходить из учительской – а это как раз напротив класса для ТО, через коридор, – чтобы наорать на нас.

Короче говоря, Майклу на пятом уроке полагалось работать в он-лайне над своим интернет-журналом «Крэкхэд». А мне полагалось заниматься в это время алгеброй, доделывать домашнее задание.

Миссис Хилл все равно никогда не проверяет, чем мы там занимаемся в классе для одаренных, но это, наверное, и к лучшему, потому что мы на самом деле в основном придумываем, как бы запереть в кладовке русского мальчишку, чтобы не слушать, как он вечно играет на своей дурацкой скрипке Стравинского. Считается, что этот парень – гениальный музыкант.

Но хотя мы с Майклом и объединяемся вместе против Бориса Пелковски, это еще не значит, что он будет помалкивать насчет моей мамы и мистера Дж.

Так вот, Майкл все время повторял:

– А что ты для меня за это сделаешь, Термополис? Что ты для меня сделаешь?

А что я могу для него сделать? Ничего. Делать за Майкла Московитца уроки я не могу, во-первых, он учится в старшем классе, как Джош Рихтер, а во-вторых, у него всю жизнь только отличные отметки, как у Джоша Рихтера. Майкл, наверное, на будущий год поступит в Йельский университет или в Гарвард, как Джош Рихтер.

И что, спрашивается, я могу сделать для такого парня?

Я, конечно, не хочу сказать, что у него нет недостатков. В отличие от Джоша Рихтера он некомпанейский. Майкл не только не входит в команду гребцов, он даже не входит в дискуссионную команду. Майкл не признает организованный спорт, организованную религию и вообще ничего организованного. Он почти все время проводит один в своей комнате. Я как-то раз спросила Лилли, чем он там занимается, а она сказала, что они с родителями ведут по отношению к Майклу политику типа «ты не спрашиваешь, я не говорю».

Не удивлюсь, если он там делает бомбу. Может, он вместо первоапрельской шутки взорвет среднюю школу имени Альберта Эйнштейна ко всем чертям.

Время от времени Майкл выходит из своей комнаты и роняет саркастические замечания. Иногда при этом он выходит без рубашки. Хотя он и не признает организованный спорт, грудная клетка у него неплохая, я заметила, да и живот плоский, с хорошо развитыми мускулами. Лилли я об этом никогда не говорила.

Как бы то ни было, Майклу, наверное, надоело слушать, как я предлагаю всякую ерунду, например, выгуливать его шелти по кличке Павлов или сдавать обратно в магазин пустые бутылки от минеральной воды, которую пьет его мать. Это его обязанность, он должен сдавать их каждую неделю. Я думаю, что ему все это надоело, потому что в конце концов он сказал этаким противным голосом:

– Ладно, Термополис, забудь.

И ушел в свою комнату.

Я спросила Лилли, с чего он так разозлился, а она сказала, что это потому, что он делал мне сексуальные намеки, а я этого даже не заметила.

Вот это да! А вдруг Джош Рихтер станет делать мне сексуальные намеки (надеюсь, это когда-нибудь случится), а я и не пойму? Боже, какой же я иногда бываю глупой!

Как бы то ни было, Лилли велела мне не беспокоиться насчет того, что Майкл расскажет про мою мать и мистера Дж. своим друзьям, потому что у него нет друзей.

Потом она спросила, какая мне разница, видны ли у мистера Джанини ноздри или нет, ведь смотреть на них придется не мне, а моей маме. А я ей ответила:

– Извини меня, мне приходится на них смотреть каждый божий день с девяти пятидесяти пяти до десяти пятидесяти пяти и с двух тридцати до трех тридцати, за исключением выходных, национальных праздников и летних каникул. И это еще, если я не завалю алгебру совсем и мне не придется ходить на занятия летом. А если они поженятся, то мне придется смотреть на них КАЖДЫЙ БОЖИЙ ДЕНЬ СЕМЬ ДНЕЙ В НЕДЕЛЮ, ВКЛЮЧАЯ НАЦИОНАЛЬНЫЕ ПРАЗДНИКИ.

Дать определение ряда: множество предметов, элементов или членов принадлежат ряду.

А = {Джиллиган, Скиппер, Мэри Энн[2]}

Правило, определяющее каждый элемент.

А = {х/х – один из «выброшенных на остров Диллигнана»}.

СПИСОК САМЫХ КЛЕВЫХ ПАРНЕЙ

(составлен Лилли Московитц на уроке истории мировой цивилизации, комментарии Миа Термополис)

1. Джош Рихтер. (Согласна! Шесть футов чистейшей сексапильности. Светлые волосы, которые часто падают на чистые голубые глаза, и милая, как будто немного сонная улыбка. У него есть только один недостаток: не слишком хороший вкус, иначе он бы не встречался с Ланой Уайнбергер.)

2. Борис Пелковски. (Решительно не согласна. Одно то, что он в двенадцатилетнем возрасте играл на своей дурацкой скрипке в Карнеги-Холл, еще не делает его классным парнем. К тому же он заправляет школьный свитер в брюки вместо того, чтобы, как все нормальные люди, носить его навыпуск.)

3. Пирс Броснан, лучший Джеймс Бонд всех времен и народов. (Не согласна, мне больше нравится Тимоти Далтон.)

4. Дэниэл Лей Льюис в фильме «Последний из Могикан». (Согласна, его принцип: держись, что бы ни случилось.)

5. Принц Уильям. (Ну, это и так ясно.)

6. Леонардо Ди Каприо в фильме «Титаник». (Тоже мне, это уже устарело, сейчас же не 1998 год.)

7. Мистер Уитон, тренер команды по гребле. (Он красивый, но уже занят. Его видели, когда он открывал дверь учительской перед мадемуазель Кляйн.)

8. Парень с рекламы джинсов на огромном плакате на Таймс-сквер. (Полностью согласна. Между прочим, кто он такой? Этому парню надо бы выделить отдельный цикл передач на телевидении.)

9. Бойфренд доктора Куинн из сериала «Доктор Куинн, женщина-врач». (Куда он девался? Он был такой классный!)

10. Джошуа Белл, скрипач. (Полностью согласна. Встречаться с музыкантом – это было бы очень круто. Только не с Борисом Пелковски.)

Когда позвонил папа, я измеряла грудную клетку и совсем не думала о том, что моя мама отправилась на свидание с моим же учителем по алгебре. Не знаю почему, но папе я наврала и сказала, что мама у себя в студии. Вообще-то это отвратительно, потому что папа наверняка знает, что у мамы свидание, но я почему-то не могла сказать ему про мистера Джанини.

Сегодня днем, во время обязательных занятий с мистером Джанини, я сидела и тренировалась перемножать многочлены упрощенным методом: первый член, наружный, внутренний, последний, первый, наружный, внутренний, последний… Господи, неужели этот метод может мне хоть когда-нибудь пригодиться в реальной жизни? Когда, интересно??? Вдруг мистер Джанини ни с того ни с сего сказал:

– Миа, я надеюсь, ты не чувствуешь себя неловко из-за того, что я… э-э… по-дружески встречаюсь с твоей матерью.

Не знаю почему, но на какую-то секунду мне показалось, что он скажет «занимаюсь сексом с твоей матерью». И я очень сильно покраснела, прямо-таки вспыхнула. Я говорю:

– О, нет, мистер Джанини, меня это нисколько не беспокоит.

А он говорит:

– Потому что, если это тебя беспокоит, мы можем об этом поговорить.

Наверное, он решил, что я вру, раз я так сильно покраснела. Но я только сказала:

– Честное слово, меня это не волнует. То есть, может, волнует немножко, но это не страшно, я ничего не имею против. Я имею в виду, ведь это просто свидание, правда? С какой стати переживать из-за какого-то несчастного свидания?

Тут-то мистер Джанини и сказал:

– Понимаешь, Миа, я не уверен, что это будет всего одно «несчастное свидание», как ты выразилась. Дело в том, что твоя мать мне очень нравится.

И тут я, сама не знаю почему, вдруг услышала собственный голос:

– Что ж, надеюсь, что так, потому что, если вы сделаете что-нибудь такое, что она из-за вас будет плакать, я надеру вам задницу.

Ужас, мне до сих пор не верится, что я сказала учителю слово «задница»!

После этого мое лицо стало еще краснее, хотя я думала, что краснее уже некуда. Ну почему я могу говорить правду только тогда, когда у меня от этого точно будут неприятности? Но, наверное, я действительно из-за всего этого чувствую себя неловко. Возможно, родители Лилли правы.

Однако мистер Джанини не разозлился. Он так забавно улыбнулся и сказал:

– Я не собираюсь обижать твою маму, тем более доводить до слез, но если это когда-нибудь случится, разрешаю тебе надрать мне задницу.

Так что с этим все вроде бы обошлось.

Между тем папин голос по телефону звучал очень странно. Хотя, если разобраться, это всегда так. Я не люблю трансатлантические звонки, потому что мне слышно, как где-то на заднем плане шумит океан, и я начинаю нервничать, ну, как будто рыбы подслушивают или еще что-нибудь в этом роде. Плюс к тому папа вообще не хотел говорить со мной, он хотел поговорить с мамой. Может быть, кто-то из родственников умер и он хотел, чтобы мама подготовила меня к этой новости и сообщила осторожно.

Может, бабушка? Ммммм…

С прошлого лета мои груди нисколечко не выросли. Мама ошибается. В четырнадцать лет у меня не было скачка роста, как у нее в таком же возрасте. Наверное, у меня его никогда не будет, по крайней мере, что касается груди. Я расту только в высоту, а не в ширину. Сейчас я в классе самая высокая девчонка.

Выходит, если в следующем месяце кто-нибудь пригласит меня на танцы по случаю праздника многообразия культур (пригласит, как же!), я не смогу надеть платье без бретелек, потому что на моей груди ему просто не на чем держаться.