Николь Краус - Дневники няни

— Ладно, идите в его ванную и включите душ, теплый, но не слишком горячий. Садись на край ванны и держи малыша на коленях. Дверь закрой, чтобы набралось побольше пара. И оставайся в ванной, пока он не перестанет кашлять. Вот увидишь, пар ему поможет. Температура спадет, и утром он будет здоров. Все обойдется. Позвони через час, хорошо? Я буду ждать.

Мне сразу становится легче от сознания того, что я могу хоть что-то сделать для него.

— Ладно, ма. Я тебя люблю.

Я вешаю трубку и несу мальчика по темным комнатам в Ванную.

— Закрой глазки, Грейер, я включу свет, — предупреждаю я.

Он прячет потное личико у меня на шее. После полной тьмы свет слепит глаза, и мне приходится долго мигать, прежде чем я различаю блестящее серебро крана. Включаю душ, сажусь на край ванны и устраиваю Грейера на коленях. Когда вода доходит до ног, он начинает плакать.

— Знаю, милый. Знаю. Но нам придется сидеть, пока чудесный пар не вылечит твою грудку. Хочешь, чтобы я спела?

Но он прижимается ко мне, рыдает и кашляет. Постепенно пар заволакивает яркий кафель, которым выложены стены.

— Я хочу… мамуууууу…

Он дрожит от усилий выговорить последнее слово, похоже, даже не замечая, что я здесь. Мои пижамные штаны промокли. Я прижимаюсь лбом к его лбу и медленно покачиваюсь. Слезы тревоги и усталости капают из глаз и падают ему на волосы.

— О, Гров, я тоже очень хочу свою маму…

Солнечные лучи пробиваются сквозь жалюзи. В окружении плюшевых игрушек Гровера мы дружно жуем тосты с корицей.

— Скажи еще раз, няня. Скажи: «тост с курицей».

Я смеюсь и нежно тычу пальцем в его животик. Глаза у него ясные и блестящие, и я едва не падаю в обморок от облегчения, увидев 36, 8 градусов на термометре.

— Нет, Грейер, корица. Повторяй за мной.

— Лучше назвать это «женский тост». Повторяй за мной.

Его рука рассеянно гладит меня по голове, отчего по всему ковру разлетаются крошки.

— Вот сумасшедший ребенок! «Женский тост»? А что дальше? «Мужские яйца»?

Гровер заливается смехом.

— Ага! Мужские яйца! Я такой голодный, няня! Просто умираю. Можно мне яиц… мужских яиц?

Я ползу к нему, хватаю его тарелку и встаю.

— Привет! Привет! Мамочка дома!

Я застываю. Грейер смотрит на меня и, как обрадованный щенок, слетает с кровати и встречает ее у двери.

— Привет. Почему это у тебя все лицо в крошках?

Отчитав его, она оборачивается ко мне. Я вижу комнату ее глазами. На полу валяются подушки, одеяла, мокрые полотенца: после того как Грейер наконец заснул в шесть утра, я без сил рухнула рядом.

— Грейер очень сильно заболел. Прошлой ночью мы не спали…

— Да? А по мне, он прекрасно выглядит, если не считать крошек, которыми он весь усыпан. Грейер, иди в ванную и умойся, чтобы я смогла показать тебе твой подарок.

Широко раскрыв глаза, он поворачивается ко мне, но послушно исчезает в ванной. Удивительно, что он вообще может туда входить после всего, что было!

— Разве он не принимал лекарств?

— Да, разумеется, но осталось еще два дня. А вот кашлял он ужасно. Я пыталась вам дозвониться.

Она раздраженно кривит губы.

— Няня, по-моему, мы обсуждали, где полагается есть Грейеру. Можете идти, я сама всем займусь.

Я стараюсь улыбнуться:

— Хорошо, пойду переоденусь.

Прохожу мимо нее с тарелкой в руке, едва узнавая квартиру, наполненную солнечным светом. Запихиваю как попало вещи в сумку, надеваю джинсы и свитер и, в порыве возмущения, оставляю постель незастеленной.

— Пока! — окликаю я, открывая дверь, и слышу, как босые ножки Грейера шлепают по мрамору. Он мигом подскакивает ко мне в своей пижаме и слишком большой для него ковбойской шляпе.

— Пока, няня.

Он раскидывает ручонки, и я крепко обнимаю его, пораженная переменами к лучшему. Всего несколько часов, а он уже совершенно свободно дышит!

— Миссис N.! Врач велел ему принимать антибиотики еще два дня, так что…

С другого конца холла появляется миссис N.

— Но у нас сегодня куча дел! Нужно подстричься и ехать в «Барнис», выбирать подарок для папочки. Пойдем, Грейер, пора одеваться. До свидания, няня.

Намек понят. Нужно убираться.

Он идет за ней в свою спальню, а я, постояв немного, беру сумку, едва преодолевая соблазн положить упаковку таблеток рядом с ее сотовым.

— Пока, партнер.

Я тихо закрываю за собой дверь.

Нажимаю клавишу «backspace» и наблюдаю, как мой пятый вариант вводного предложения стирается буква за буквой. Жан Пьяже… Что сказать, что сказать?

Я откидываюсь на спинку, перекатывая голову по истертой коже, и смотрю, как серые тучи медленно плывут над крышами особняков на другой стороне улицы. Джордж игриво цапает лапкой мою свисающую руку.

— «Пьяже», — громко повторяю я, ожидая, пока меня посетит вдохновение, и шевелю пальцами, чтобы подбодрить Джорджа. Звонит телефон, но я не беру трубку. Пусть автоответчик потрудится. Либо это миссис N., которой не терпится проверить, осталась ли во мне еще кровь, которую она не успела высосать, либо матушка, горящая желанием прояснить ситуацию.

«Привет, это Чарлин и Нэн. Оставьте сообщение».

— Эй, труженица! Я только хотел…

Комнату наполняет мой любимый голос, и я мгновенно хватаю трубку:

— Привет.

— Эй, что ты делаешь дома во вторник, да еще в час сорок три?

— А с чего это ты вздумал мне звонить из Гааавааада, во вторник, да еще в час сорок три?

Я отталкиваюсь в кресле и обвожу ногами в носках большие круги на полу.

— Я первый спросил.

— Видишь ли, миссис N. заказала на Валентинов день места в «Жан Жорж», а они то ли что-то перепутали, то ли просто не записали ее имени, поэтому она немедленно отослала меня домой со списком четырехзвездочных ресторанов и с требованием немедленно позвонить по всем номерам и добиться столика.

Я оглядываюсь на рюкзачок, где лежит сложенный список.

— Почему бы ей не позвонить самой?

— Я давно перестала задавать подобные вопросы.

— Так куда ты их определила?

Никуда! Валентинов день завтра. По-моему, она не понимает, что столики резервируются не менее чем за месяц и что она уже заставила меня провести четырнадцатое января, воскресенье, огромное ей спасибо, с телефонной трубкой в руках. Но все равно я смогла достать им столик только на десять вечера, да и то пришлось для этого поклясться администратору здоровьем моего первенца, что к одиннадцати они уберутся. Не пойдет-с! Повезет, если они получат кабинку в «Бургер кинг»[48].

Я представляю, как миссис N. рассеянно обмакивает в кетчуп соломинки жареного картофеля, пока он читает деловой раздел в газете.

— Так ты нашла трусики?!

— Нет.

— Ты, должно быть, облачишься в траур, когда мы перестанем обсуждать чужие трусики, верно? — смеется он.

— Собственно говоря, — перебиваю я, — вчера у нас была ложная тревога, и ваша покорная служанка в нерассуждающеи панике быстренько нырнула в волшебный плащ Снупи[49].

— Они совсем не обязательно черные. Тебе следует мыслить шире: они могут оказаться пастельными, или с тигровым рисунком, или прозрачными…

— Вот видишь! Ты слишком увлекаешься подобными темами! — упрекаю я.

— А чем ты занимаешься, когда не резервируешь столики и не охотишься за трусиками?

— Пытаюсь написать статью о Жане Пьяже.

— Ах да, Жан.

— Как, ты о нем не слышал? И они еще называют эту груду кирпича «Лигой плюща»!

— Не просто «Лига плюща», даагаая, а «ЛИГА ПЛЮЩА», — поправляет он, намеренно утрируя аристократический выговор.

— Верно. Так вот, он, если так можно выразиться, отец-основатель науки, называемой детской психологией. Я пишу реферат по его теории эгоцентризма: о том, что дети видят физический мир исключительно в собственной, крайне ограниченной перспективе.

— Очень похоже на твою хозяйку.

— Да, и что интересно, она даже не может сама вымыть голову. Тема, вероятно, достойная изучения. Уф! Я впала в полнейшую прострацию. Неожиданно свалившаяся роскошь в виде свободного дня вызывает у меня ложное ощущение, что можно вволю побездельничать. А вот на это как раз нет совершенно времени. Но хватит обо мне: чему я обязана удовольствием неожиданного звонка?

Телефон громко пищит, заглушая его.

— …насчет этой интернатуры. Сегодня выступал один парень и говорил потрясающие вещи. Он…

БИИИИП.

— …Военные преступления в Хорватии. Гаагский трибунал собирается судить военных преступников…

БИИИП. И автоответчик не может меня защитить.

— Прости, не подождешь секунду?

Я нажимаю мигающую кнопку и замираю.

— Няня! Я так рада, что застала вас!

Голос миссис N. возвращает меня к действительности.

— Я подумываю о «Петросяне», потому что там в основном подают икру, а большинство людей ожидают в этом случае полного ужина. Но я на все согласна. Вы уже звонили им? Вам следует позвонить им в первую очередь. Вы можете связаться с ними прямо сейчас?

— Да. На другом канале у меня «Цирк», поэтому…

— О! Замечательно. Посмотрим! Если они предложат дежурные блюда, соглашайтесь!

— Обязательно. Я дам вам знать.

— Подождите! Няня! Только не говорите сразу о дежурных блюдах, узнайте у них, может, есть что-то получше, а уж если нет, спрашивайте о дежурных.

— Обязательно. Позвоню вам, как только что-то найду.

— Хорошо. На сотовый тоже можете звонить.

Я чувствую, что она намеревается в который раз дать мне номер своего сотового.

— Договорились. Ваши номера у меня перед глазами.