— Это тоже твоя бабушка говорит?

— Да… — нехотя призналась Оля. — Но это еще не все. На одном из участков постоянно что-то празднуют. Там живет огромная семья какого-то знаменитого тенора, по-моему, дети от всех его жен, любовниц и дети этих любовниц от других браков. Раньше они все бесконечно ссорились и отвоевывали себе места в доме. И били посуду. Домработница выносила целые мешки с битыми сервизами. Мои называют его семью толстовцами.

— А перемирия у них случались?

— Конечно. Когда Александр Филиппович приезжал, они все становились шелковыми. Сразу накрывали стол, огромный такой, и тихо переговаривались. Было очень красиво — скатерть белая, вино в бокалах красное, много фруктов. Все празднично одеты, в бриллиантах, с пышными прическами. Как будто спектакль играют. Александр Филиппович тоже наряжался. Надевал галстук на голое тело и длинные семейные трусы. Анастасия Павловна просто рыдала каждый раз.

— Ну это и похоже на спектакль для одного зрителя — их хозяина.

— Не для одного. За забором стояли его фанатки, да и жители других дач собирались посмотреть… Представления-то каждый раз были разные. То одному сыну, дочери или внуку что-нибудь надо, то другим. Вот они и спорили, кто сядет рядом. Глава семьи как подопьет, так добреет и начинает раздавать деньги или подарки. У него такая коллекция камней была…

— У тебя, Оленька, потрясающая память. Чешешь как по писаному.

— Что ты имеешь в виду? Я дружила с одной из его внучек, Мартой. Она меня как-то раз повела в спальню бабушки и дедушки и показала их драгоценности. Там целые комплекты — с диадемами, браслетами. Бриллианты, гранаты, сапфиры, еще что-то.

— Это все дедушке дарили?

— Нет. Бабушке. Анастасия Павловна была красавицей… Еще до дедушки у нее было немало поклонников, и от родителей кое-что осталось. А хозяин, как напьется, так дарил целыми пригоршнями.

У меня начала кружиться голова — то ли от жары, то ли от безумных рассказов подруги, то ли от долгого пути.

— Оль, мы уже обошли почти все участки. Может, пойдем в деревню? — предложила я. — А то меня хватятся дома…

Мы развернулись с малой дорожки и вышли на основную аллею, которая вела в ближайший совхоз. Домики, которые попадались на нашем пути, были довольно аккуратные, чистенькие. Хозяйство считалось образцово-показательным. В одном из первых, слава тебе Господи, огородов мы увидели тетю Машу, которая, ворча, собирала какие-то овощи.

— Тетя Маша, я пришла! — радостно пропищала Олька. — Молоко дадите?

Маша разогнулась и оказалась женщиной чрезвычайно высокого роста, но с очень тихим голосом.

— Сейчас налью. Сегодня хорошее молоко. Мы коров на дальний луг водили, а там трава — не чета нашей.

Не глядя на нас и даже не обернувшись ни разу, хозяйка отправилась в хлев и уже оттуда крикнула Ольке, чтобы та зашла. Я осталась во дворе и чувствовала себя неуютно. Думала о том, что, конечно, дома меня уже ищут с собаками и жаль, что у меня нет бидона и я не могу порадовать своих свежим молоком, чтобы спастись от выговора. Наконец Оля и Маша вышли из помещения.

— А ты что стоишь как неприкаянная. Хочешь парного? — спросила тетя Маша. — Или с собой возьми.

— Я бы взяла, спасибо, но мне и не в чем, и денег нет с собой.

— Это ничего, бидон я дам, а деньги потом принесешь.

— А можно передать через Милу, она же завтра к нам придет, — сказала Оля.

— Нет. Не будет Милы, — мрачновато проговорила тетя Маша. — Ее теперь долго не увидим.

— А… что случилось? Мне что бабушке передать? Когда она вернется?

— Не знаю. Может, и никогда. Я теперь сама убирать у вас буду и здесь на этих артистов тоже сама пахать стану. Не привыкла я людей обманывать. Да и деньги сейчас очень нужны.

Мы молча и бестолково переминались с ноги на ногу в ожидании продолжения рассказа или его окончания.

— Ладно, не ваши это ребячьи проблемы, — горько усмехнулась тетя Маша, — идите. Берегите себя, девочки. — Она ласково потрепала нас по головам шершавыми, пахнущими неизвестными мне деревенскими запахами руками.

Мы поблагодарили и пошли.

— Что-то она не такая какая-то, — глубокомысленно заметила Оля. — Они, наверное, с Милкой поругались, и та сбежала. Они все время ссорятся. Дочка ее не любит эту жизнь.

Оля театрально широким жестом указала на окружающий мир.

Я не стала осуждать неизвестную мне Милу, так как и сама была бы не рада этой навозной судьбе, я на даче-то с трудом отсиживала.

Мы снова оказались в поселке, но шли уже по другой аллее.

— Давай, Лер, иди быстрей.

— А что, пожар? Молоко расплескаем, — недовольно пробурчала я.

— Не хочу здесь задерживаться.

— Тебе хорошо, ты длинноногая, а я еле поспеваю.

В этот момент мы услышали чье-то трескучее пение.

— Пошли быстрей, — потащила меня за руку подружка.

— Здравствуй, Лелечка, ангел мой.

Вдоль забора шла дама в непонятном одеянии. Я просто онемела и остолбенела от ее внешнего вида.

— Не заставишь же ты меня бежать за тобой? Стой, я сказала, — приказала она.

Олька застыла как вкопанная и тихонечко пролепетала:

— Добрый день, бабушка.

То, что на нас надвигалось, можно, конечно, было назвать и бабушкой, и еще неизвестно как. Дама была одета в кружевное одеяние, в парике с буклями, с наклеенными безумной длины ресницами, густо подведенными бровями, нарумяненными щеками, в перчатках и с веером.

Ольга окончательно приросла к месту, а мне стало весело. Существо показалось очень занятным, а это все было так непохоже на мою будничную однообразную жизнь, что я могла бежать за старушкой куда угодно.

— Девочки, вижу ваши изумленные лица. Это костюм из «Марицы». Надо же мне чем-то себя занимать. Я целый день одна, мне скучно. Заходите.

Мы продолжали стоять.

— Я что сказала — бегом! Я хочу в дом, проводите меня.

— Хорошо, бабушка, — вяло ответила Оля.

— Меня зовут Руфа, я не твоя бабушка. Ты, девочка, тоже заходи. У тебя глаза веселые, мне нравится.

Мы пошли за Руфой. Она что-то напевала. Сад был очень заросший, совсем непохожий на все остальные участки. Среди высоких зарослей травы и сорняков виднелись головки высоких цветов. Они возникали на нашем пути, и Руфа требовала, чтобы мы были осторожны.

— Вот оранжерея. Норма, Аида, Бони, — указывала нам веером на цветы старая дама.

— Какие странные названия, я никогда не слышала о таких сортах, — промямлила я.

— Пфр, — фыркнула Руфа и ворчливо пояснила: — Это любимые роли. А это любимые цветы. Когда-то мне их дарили охапками. И все мои поклонники знали, какие предпочтительнее. Остальные я просто выбрасывала в окно!

Наконец мы доковыляли до дома, и здесь меня ждало очередное потрясение. Я не смогу описать обстановку, так как все было завалено театральными костюмами, шляпками и какими-то причудливыми аксессуарами.

— Сегодня я решила отметить тридцатилетие со дня моего последнего выхода на сцену. Вот и декорации. Нравится? — утвердительно-вопросительно звонко спросила бывшая актриса.

— Очень, — одновременно ответили мы.

— И мне тоже. А мои дети уверяют, что все это бред сумасшедшей старухи. Несмотря на то что все работают в театральной сфере, совершенно лишены творческого воображения, — патетически закончила Руфа свою речь.

Мы с Ольгой молчали и ждали, что скажет дальше удивительная дама. А продолжения мне очень хотелось.

— Скажи своей бабке и моей сестре, чтобы не дурила. В конце концов, я старшая сестра и вырастила ее. Она обязана меня уважать. Может, мы вообще больше не увидимся.

Неожиданно упав в кресло, старушка зарыдала.

Мы кинулись утешать несчастную и бегали по дому в поисках сердечно-успокоительного средства. Вдруг послышался дикий хохот. Мы развернулись и в очередной раз остолбенели. Еще недавно бледное и немощное существо предстало перед нами с сигаретой в мундштуке и стопкой наливки в руке.

— Не дождетесь. Я еще долго буду всех доводить. Но между прочим, от меня тоже есть польза. Я очень вкусно готовлю и пеку пироги. А так как моя невестка вообще не готовит и не ест, то мои внуки и сын просто умерли бы, если б не я. Так что, девочки, бегите к себе и вечером приходите. Будет весело.

Мы поблагодарили хозяйку и стали спиной отступать к двери, как будто молясь на божество, сидящее в высоком вольтеровском кресле.

— Оля, какая потрясающая дама! — воскликнула я, как только мы отошли от дома.

— Да уж, — печально процедила подружка. — Я за эту «потрясающую даму» получу по полной программе. Мои просто меня убьют. А не передать ее просьбу я не могу.

— А в чем дело? Что они не поделили?

— Вот этого я как раз и не знаю. Бабушка обожала Руфу, и мы тоже жили здесь. Ты же видела, дом большой. Сестры купили его на две семьи. Но несколько лет назад что-то случилось. Мы за один день собрали все вещи и уехали в Москву. И на следующее лето снимали дачу уже на другой стороне.

Дальше мы шли молча, и я думала о том, что могло разлучить старых женщин. Я совершенно забыла, что меня ждут дома, да и о своем новом знакомом, из-за которого затеяла весь этот поход. Вспомнив про родственников, внутренне похолодела, хорошо представив себе разнос, который меня ожидает. Я необязательна, неблагодарна и на меня нельзя положиться. Меня нужно срочно отправить в Москву, к маме, и пусть она, моя бедная мама, разбирается с издержками моего воспитания. Этого допустить было нельзя. Но что самое печальное, все сегодня уезжают в Москву, и я не смогу вечером пойти на потрясающую вечеринку.

— Оля, меня не отпустят из дому сегодня. Я должна сидеть с детьми, — сказала я в отчаянии. — Что делать?

— Да подожди ты! Еще неизвестно, что скажут мои, может, мы тоже никуда не пойдем.