— Возможно, — кивнула она. — Алекс, как ты думаешь, Дима меня когда-нибудь простит?

— Уверен, что он уже тебя простил. Такие отношения, как у вас, порушить непросто.

— Не мне. Я могу порушить что угодно.

— Карина, ты мне дашь ответ или позже зайти? Я слегка не настроен на обсуждение всех знакомых этого мира.

— А ты, значит, сам не знаешь? — драматично усмехнулась она, заставляя его сердце остановиться. И вдруг начала предельно издалека: — Помнишь мой дом? Ну тот, который подарил Виктор. Там крыша над спальней идет под скос, и если хорошенько постараться, можно обнаружить небольшую дверцу, ведущую в мансарду. Она маленькая, полая внутри, а, главное, потайная. Иными словами абсолютно очаровательная. — Алекс потер глаза, не понимая, к чему она это говорит, но не решаясь перебить. — И в этом помещении все стены и потолок обклеены фотографиями. Твоими. — В этот момент ее голос сорвался, и Алекс вынужден был засунуть дрожащие руки в карманы куртки. — Наверное, так я представляю твою комнату в моем доме. Как нечто тотально эгоцентричное. Не знаю почему, но когда дело касается тебя, я продолжаю на что-то надеяться. Ругаю себя за это, и все же…

Комната погрузилась в тяжелое молчание. Из-за ельника уже начал подниматься полумесяц. Тонкий, блестящий, точно ювелирный. Совершенно сказочный. И вдруг Карина продолжила:

— Но, может быть, не зря? Может быть ты не так уж безнадежен? Ведь сидел же ты у моей постели целый месяц, забыв о собственной драгоценной персоне. К тому же, у меня есть комнатка для тебя, у тебя — для меня. В такой ситуации «нет» было бы не выбором, а враньем.

Эпилог

Самые шокирующие вещи обычно принимают совершенно обычный вид. Например, ночного телефонного звонка.

Так и случилось. Они просто спали, когда вдруг телефон Алекса начал разрываться. Это было далеко не впервые, а потому хоть никто трелям мобильника и не обрадовался, удивления те тоже не вызвали. Карина всего лишь привычным жестом потянулась к телефону, сбив при этом вазу, и протянула Алексу аппарат, заранее проклиная звонившего. Сейчас ведь кое-кто опять вскочит, сбежит и непонятно когда вообще вернется.

— Алло, — с трудом проговорил Алекс в трубку, но тут же подскочил на кровати. Карина закатила глаза, проклиная собственную дальновидность, и накрыла голову подушкой. Нет, ну точно побежит куда-нибудь. Однако поспать ей было вовсе не суждено. — Постой, Джоанна… — начал он по-английски.

И Карина похолодела. Она буквально вырвала у него телефон и застыла истуканом, слушая приторный тягучий выговор американки.

— Джоанна, да-да, это Карина. Я слушаю.

— Слава Богу, это ты. Не думаю, что могла бы объяснить Алексу… — с облегчением протянула Джоанна. Дожили, она счастлива слышать Карину! С каждым следующим ее словом сердце Карины ударялось о ребра, а кровь отливала от лица. К концу разговора девушка была бледна как привидение, а язык отказывался ворочаться.

— Да, мы вылетим ближайшим рейсом. До встречи. — И она сбросила звонок.

Алекс вопросительно и настороженно уставился на Карину.

— Только что арестовали Шона.

— Пентагон? — хрипло спросил Алекс.

— Ей не сказали, но, думаю, да. Ведь даже если это и не Шон (а я молю Бога, чтобы это был не он), виновного властям представить просто обязаны. Пентагон — не то преступление, на которое можно закрыть глаза, а они уже сколько времени тщетно носом роют землю. Я выпала из списка после вынесения приговора. Шон следующий…

— Так, вставай. Я уверен, что Шон бы тебя подставлять не стал.

— Хоть бы ты был прав, Алекс. Умоляю, будь прав…