На вид ему было лет тридцать пять. И выглядел он более чем представительно: очки в дорогой оправе, плотная рубашка, брюки со стрелками, шикарные часы. А на другом запястье какая-то дурацкая выцветшая ленточка… И вдруг она поняла, что страницы больше не шелестят. Их взгляды встретились, и она вдруг увидела в его глазах столько, что впервые испугалась. Для ее измученного операцией мозга это было слишком. И в то же время ей вдруг сильно захотелось представить перед ним впервые не в больничной палате, не с головой перемотанной бинтами…

— Привет. — Он сказал это очень спокойно и сдержанно. Это ее обрадовало.

— Привет. — Она была рада, что может говорить на одном с ним языке.

— Как себя чувствуешь? — спросил он. Вел себя как незнакомец, однако девушка чувствовала, что он просто не придумал другого варианта.

— И ничего не помню, и в голове дурман. — Это прозвучало так спокойно, что даже она удивилась. Разве в подобных обстоятельствах человек не должен быть в ужасе.

— Это от обезболивающих, — кивнул мужчина.

— Можно странный вопрос? Как меня зовут?

Он улыбнулся ей, так ласково…

— Карина.

Карина? Это имя совершенно никаких ассоциаций не вызывало. И единственное, что она могла сказать:

— Ну… терпимо.

— Тебе нравится твое имя? — поинтересовался он вдруг. — В обычных обстоятельствах о таких вещах не спрашивают, но сейчас повод есть.

И она не удержалась и улыбнулась ему.

— Наверное, нравится. — И решилась спросить: — А… тебя?

— Алекс.

— Почему я в больнице, что-то случилось?

— Была автомобильная авария. Тебе сделали операцию на открытом мозге. Ты ничего не помнишь, как врачи и предсказывали. Но это ничего. Все будет хорошо.

Ничего? По ее мнению ситуация не тянула на «ничего». Но разве ей стоит сейчас с пеной у рта спорить?

— А почему ты здесь со мной? — наконец, задала она сакраментальный вопрос.

— Потому что люблю тебя, — пожал плечами Алекс. Будто ничего естественнее и быть не могло.

— Мм, — протянула девушка и заснула.

Алекс понимал, что ей страшно. Знал, что она проснулась без малейшего представления о том, кем является, где находится и что теперь делать, а тут объявляется он, сидящий у ее кровати незнакомец, который говорит, что ее любит, и ей теперь, вроде как, нужно решить, что делать со своей жизнью дальше. Что делать с ним… Черта с два это просто! Но все же надеялся на чудо, надеялся, что она позволит ему быть не просто наблюдателем.

Несколько раз, когда она просыпалась, ее увозили на обследования и исследования, не позволяя и словом перекинуться. А когда все-таки удалось урвать минутку, Алекс даже не знал, помнит ли она его, помнит ли разговор. Но Карина подтвердила его догадку.

— Я помню тебя. — На одну безумную секунду он подумал, что она помнит больше. А Карина смотрела так настороженно, словно ждала, что от нее что-то потребует.

— Тебе страшно?

— Ты сказал, что любишь меня…

— В сложившейся ситуации это, определенно не самое жуткое, — заметил он.

— Я… я не помню тебя. В смысле помню, что ты был в палате, но до этого я не помню тебя. И не знаю, чего ты от меня ждешь. Я не… знаю… что в таких случаях делают. Ты хочешь, чтобы я…

— Выздоровела. Это бы меня устроило больше остального.

— Ладно, это я, вроде, могу, — неуверенно проговорила она.

— Обещаешь? — усмехнулся Алекс.

Внезапно она протянула руку и коснулась пальцами рукава его рубашки. Он боялся даже шелохнуться, спугнуть. Затем ее пальцы перебежали на его запястье и коснулись ленточки. Карина недоверчиво посмотрела и на свою руку тоже. Заметила, значит, общее… Наверное, это хорошо.

— Что такое? — постарался спросить как можно более нейтрально Алекс.

— Ты настоящий, — пробормотала она.

— То есть? — он нахмурился.

— То есть… — ее лицо и шея покраснели. — Ну… я перенесла операцию на мозге. И ты такой красивый и терпеливый сидишь тут, говоришь все в точности как нужно. Да еще и не на том же языке, что и медперсонал, а на котором я думаю… В общем я опасалась, что ты галлюцинация или что-то вроде того. — Алекс застыл с таким выражением лица, что она перепугалась и снова схватилась за его руку. — Нет, Господи, что я несу, я не хотела тебя обидеть, правда, просто… Алекс, — она как-то напряглась, произнося это имя. — Здесь никого, кроме тебя, нет. Со мной нет. И если ты пропадешь, все мое прошлое пропадет вместе с тобой. Это так… пугает. Где моя семья? У меня есть семья? Я один раз проснулась, а тебя не было… и никого вообще, и я одинока на всем белом свете. Меня зовут Карина Граданская, мне двадцать семь лет, я перенесла операцию на мозге. Это все, что я о себе знаю. Расскажи мне что-нибудь еще!

— Это не поощряется. Пока есть шанс, что ты все вспомнишь, я не могу рассказать тебе многого. Но да, у тебя есть семья, просто они живут в России, как и я, как и ты. И со дня на день они будут здесь. Просто мы с твоим отцом решили, что лучше сначала увидеться нам с тобой.

— Да… хорошо, — с облегчением кивнула она. — А почему ты не любишь доктора Джереми?

— Он мужчина, который тебя трогает. За что, скажи на милость, мне его любить? Я ему благодарен за то, что он спас твою жизнь, и только поэтому его терплю. — Карина рассмеялась.

— Он не так красив, как ты. Тебе не о чем беспокоиться, — пошутила она. — Хм, а давай так. О самой себе я не могу спрашивать, верно? Но могу спросить о тебе.

— Идет, — кивнул Алекс. — Я присяду? — спросил он, указывая на кровать.

Она кивнула, но обхватила колени руками. Зоны комфорта в действии. Это его не совсем устраивало, а потому он выдвинул встречное условие:

— Дай мне руку. И можешь начинать.

Она медленно и не слишком охотно протянула Алексу ладошку. Тот положил ее на кровать и накрыл своей рукой.

— Ты сказал, что ты из России. А из какого города?

— Санкт-Петербург.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать.

— Серьезно? Ты выглядишь старше.

— Угу, бурное прошлое, — поморщился Алекс.

— У тебя есть братья или сестры?

Он зажмурился, вспомнив о Стасе.

— Нет, я единственный ребенок. У меня двоюродная сестра и есть… был… троюродный брат. Он умер два года назад.

— Мне очень жаль. Я его знала? — ее рука дрогнула и перевернулась. Алекс не стал возражать.

— Ты их обоих знала. А Стас… он был наглым ублюдком. Но тебе нравился.

— А твои родители?

— У меня есть тот, кто временами пытается называться отцом. Но у него плохо получается.

В эту тему она, к счастью, не полезла. Вместо этого дерзко потребовала:

— Расскажи о себе что-нибудь ужасное!

Я наркоман. Я вор. Я убийца. Я торгую оружием. Я покрываю в суде преступников. Зарубки на моей кровати исчисляются тысячами. Я обижал тебя слишком часто.

— Я не знаю английский.

— Шутишь? — она засмеялась.

— Как никогда серьезен.

Дальше расспросы не пошли. Видимо, это признание пациентку просто добило. Она долго смаковала эту тему, заставляя Алекса хмыкать и оправдываться, а потом вдруг потребовала зеркало, чтобы узнать, как выглядит. И пришлось повозиться, чтобы его добыть.

— Я… ничего, — изрекла девушка, наконец. — Но могло быть и лучше. — Она опасливо посмотрела на Алекса, сравнивая и не понимая, как такой человек обратил внимание именно на нее. Но подобный вопрос прозвучал бы слишком странно, и она подобрала иной: — Какого цвета у меня волосы?

— Рыжие.

— РЫЖИЕ?! Какой кошмар!

— А мне они нравились. Они были яркими, как и ты.

Карина снова покраснела от этих слов. Она не знала, что еще сказать, как увести разговор от опасных тем подальше, но тут вошла медсестра и начала что-то химичить с приборами. Вопрос оказался решен. Но вдруг медсестра повернулась к Алексу, улыбнулась и что-то проговорила. Она явно ждала ответа, а он смотрел на нее и не понимал ни слова.

— Она говорит, что с тех пор как меня привезли с операции, ты почти ни разу не отлучился, и тебе стоило бы поспать. Даже несмотря на то, что ты ухитряешься хорошо выглядеть. — Карина хитро и довольно улыбнулась. Ну еще бы.

— Передай ей, что одноразовые бритвенные станки и кредитная карта изменили мир.

— Это правда, тебе надо поспать, — вдруг на полном серьезе проговорила девушка. И именно то, что для нее это было важно, заставило его согласиться.

— Хорошо, — кивнул Алекс. — Вернусь утром.

А затем он медленно наклонился к ее лицу. Карина, в свою очередь, сжалась в комок и затаила дыхание. Она ожидала настоящего поцелуя. Опасалась. И предвкушала. Только он коротко коснулся губами ее скулы и отстранился. Она явно не ожидала и… выглядела даже несколько разочарованной.

— А еще ты куришь, — буркнула она.

— Да, это тоже ужасное обо мне, — подмигнул ей Алекс и ушел.

К вопросу взаимоотношений они больше не возвращались. Пусть он сидит у ее кровати, пусть он заботится, но они, по сути, чужие, даже она для него теперь чужачка. Вместе с памятью она потеряла и часть качеств, которые он очень ценил. И как бы ни было тяжело в этом признаваться — пришлось.

В тот день она задумчиво скрестила ноги, выглядывающие из-под больничного халата, и, помахивая ярко-красным яблоком, завела весьма странный разговор.

— Скажи, тебе что, совсем нечем заняться, кроме как сидеть со мной?

— Я могу работать и здесь, — пожал плечами Алекс. И это было правдой, так как в последнее время он занимался делом. Ее делом. Карина против интерпола. Целыми днями они переписывались с Шоном. Пока все было тихо, но Алекс не успокаивался. Естественно придут, и не отстанут за просто так. Душу ведь, ублюдки, вынут!

— И кем же ты работаешь? — скептически спросила она.