— Что? О чем ты? — простонала я.

— О твоем вожделенном безвкусном булыжнике.

Я не сдержалась и начала хохотать. И Алекс тоже. В этот момент раздался звонок телефона. Алекс поднял трубку, не переставая очерчивать пальцем вырез моего декольте, с каждым разом оттягивая ткань чуточку сильнее. Зараза… Но вдруг он замер. На его лице появилось мученическое выражение, и я попыталась сосредоточиться на женском голосе в трубке. А говорили по-английски, но с заметным акцентом. И говорили такое, что у меня уши покраснели! То ли секс по телефону, то ли самые непристойные предложения из всех, что я слышала (включая фильмы и книги эротического содержания). А Алекс умоляюще на меня посмотрел, и тут до меня со всей очевидностью дошло, что он ни слова не понял… Я чуть не рассмеялась в голос.

— Помочь? — сочувственно предложила я, хлопая ресницами. Он, не раздумывая, кивнул. — Тогда просто повторяй за мной. Get the fuck out of me! (англ. Держись от меня, на хрен, подальше!)

На его лице шок сменился пониманием. А затем Алекс без промедления повторил сказанное мной в трубку, после чего отключил телефон.

— Да, на будущее запомни эти шесть волшебных слов и повторяй их почаще, — посоветовала я. — Это сбережет тебе массу нервных клеток.

— Есть, мэм, — фыркнул он.

— Ну раз ты такой послушный, так и быть, я даже переведу тебе то, что она сказала…

Лицо у Алекса изменилось, а я потянулась к его уху и зашептала по-русски то, что сказала красноречивая иностранка. С долей импровизации, разумеется. Не думаю, что могла бы на такое решиться сама, если бы случай не представился, но, кажется, получилось очень даже. По крайней мере от одежды я была избавлена в считанные секунды.

В дальнейшем морально-нравственными вопросами я старалась не задаваться. И припрятала колечко.

— Ну же, возьми трубку, — пробормотала я, заезжая в собственный гараж.

Я потеряла маму. Она ничего не знала о моем новом месте в Бабочках Монацелли, мне было чем с ней поделиться, но ведь никак! Она вообще про меня забыла. Да я тоже виновата, мало о ней заботилась, недостаточно часто вспоминала, а уж после этой истории с кольцом и вовсе последний разум потеряла, упиваясь и растворяясь в отношениях с Алексом… но прошло две недели со дня рождения Вадима, а я так до нее ни разу и не дозвонилась, хотя в последнее время просто обрывала телефон. Естественно, я испугалась. Дина утверждала, что не видела ее с похорон отца. Представляете до какой степени отчаяния я дошла, что позвонила дражайшей тетушке?

— Ну же мама! — закричала я и ударила ладонью по приборной панели. Гарнитура снова загорелась и отключилась. И я поняла, что что-то произошло. Минуту я собиралась с силами, дрожа от осознания, что снова все прошляпила. Вдруг до нее добрались? Вдруг она заболела как папа и лежит в квартире одна, и… Машина сорвалась с места. Напротив маминого подъезда я припарковалась криво, колеса вывернуты, несколько машин заперты, мне было плевать на все и вся. Когда я неслась по ступеням подъезда, сердце заходилось в приступе новоприобретенной аритмии. И я с превеликим трудом вспомнила, каким ключом открывать замок. Докатилась! Дрянь неблагодарная.

Маленькую двухкомнатную хрущевку я обежала за пару минут. Там не было никого. В подавленном состоянии я вышла из подъезда и села в машину. По щекам текли слезы, я уже не сомневалась, что это дело рук Граданских или Сергея. Где мне ее искать? Звонить Алексу? Я не могла позвонить ему и признаться, что потеряла маму уже две недели назад, но молчала. Признаться перед ним, перед самым любимым человеком на свете, что я такая эгоистичная, я не смогла. Два пятнадцать ночи. И завтра на работу. Но я сидела в тупом оцепенении и смотрела на входную дверь. И надеялась на чудо или хотя бы озарение… Оказалось, я ждала не зря.

В два тридцать пять, чудо себя явило.

То был баклажановый эстон-мартин, нахально перекрывший всю дорогу около нашего подъезда. У меня даже рот открылся, нет тут таких машин! И не должно быть! Рабоче-крестьянский спальный райончик, здесь топовая машина — тойота кэмри. Кто это?

И снова мне представился шанс узнать. Из машины вышел невысокий крепко сложенный мужчина, я не видела его лица, но одет он был неброско. И, спорю на свою рыжую шевелюру, дорого. Я нахмурилась, если бы в эстон-мартине сидел подросток, я бы поняла, что он спустил на машину все деньги и теперь по уши в долгах, тогда бы успокоилась… но здесь… Мужчина на удивление бодро для столь позднего часа обогнул машину и открыл переднюю дверцу. А оттуда, опираясь на предложенную руку, по-королевски выплыла моя мама. Я схватилась за голову, подавляя желание завизжать.

Итак, у моей матери был друг. Представительный, энергичный, зрелый мужчина. На гребаном баклажановом эстон-мартине. Так значит это у него она пропадала в последнее время? Или не в последнее? Мне вспомнилась загадочно быстро развившаяся болезнь отца и тот день, когда мы пошли гулять, так как мамы не было дома. Папа сказал, что она у Дины, но я снова была готова спорить на что угодно, это была отговорка, и отец знал.

А мужчина ласково приобнял маму за талию и повел к подъезду. Они мне отчего-то напомнили молодоженов… И я не выдержала. Я больше не собиралась делать вид, что все хорошо и ничего не происходит. Это перешло все границы! Стерва! Лгунья! Она винила меня, глядя мне в глаза, хотя на самом деле… Я рывком повернула ключ в зажигании. Вспыхнули фары, взревел мотор. Мама обернулась и тут же узнала мою машину. Она прижала руки к губам, будто мне итак было недостаточно доказательств ее вины. Мужчина тоже обернулся, и я увидела его лицо. Я его не знала, что, собственно, и не удивительно. Я тронулась с места и каким-то чудом протиснулась между эстон-мартином и клумбой с цветами, никого не задев, после чего газанула так, что разбудила полквартала, наверное.

Я не была уверена, что смогу когда-нибудь простить матери этот обман. Она третировала меня за Алекса, она обвиняла меня в смерти отца, в то время как сама проводила ночи с мужчиной, которой явно не был из простых, в то время как ее муж, считай, умирал. Чертовы, чертовы любовницы мафии!

Я вошла в банк Елисеева почти к моменту закрытия. Все уже расходились.

— Простите, мы закрываемся, — сказала мне участливая девушка-администратор и на манер огромного охранника раскинула руки, пытаясь меня выпроводить.

— Спокойно, ей можно, — вмешался Вадим, оттаскивая меня в сторону. — Ты к Алексу?

— Зависит от того, сможешь ли ты мне помочь без его участия, — ответила я, разглядывая лифты и опасаясь появления Сергея. — Мне надо знать, кто владелец баклажанового эстон-мартина, — выпалила я. Вадим не выдал ни удивления, ни нервоза, просто потащил меня с глаз подальше.

— А что случилось? — поинтересовался Вадим.

— Я бы не хотела объяснять, — кисло улыбнулась я, мысленно кривясь от фразы «у моей мамы романчик с этим типом».

— Я пробью по базе.

— Ты прекрасно знаешь, кто это! — разозлилась я. Ну не мог он не знать ТАКУЮ машину.

— Откуда бы? — невозмутимо поинтересовался Вадим. — Это Елисеев у нас гонщик! Вот к нему и иди.

— Пожалуй, я так и сделаю, — огрызнулась я и пошла к лифтам.

Алекс, увидев меня, обрадовался, но потом опасливо взглянул за мою спину, и я поняла, что Сергей может войти в любой момент, а потому закрыла дверь… на ключ.

— Привет, — улыбнулся он, направляясь ко мне, и поцеловал так, будто мы на полном серьезе встречались не десять дней, а десять лет. — Ты что-то хотела? — спросил он, вглядываясь в лицо.

— Д-да, — начала я и опустила глаза. Почему-то мне расхотелось задавать этот вопрос, но ведь не удержаться! — Да я хотела узнать, кто владелец баклажанового эстон-мартина.

Руки Алекса, до того обнимавшие мою талию, расцепились. Сам он весь напрягся как струна и направился к столу, чтобы сложить документы из идеальных стопочек… в еще более идеальные? Что это было?

— Алекс!

— Откуда ты о нем узнала?

И вот ему я могла сказать.

— Оттуда, что он спит с моей матерью.

— Да, — кивнул он.

— Ты знал?! — Мои колени подогнулись, и я вынуждена была привалиться к двери.

— Я знал, — горько усмехнулся Алекс. — И давно знал.

— Значит давно знал… — почти беззвучно пробормотала я. Он подтвердил мои худшие опасения. — Ты не сказал мне! — выкрикнула я.

— А ты уверена, что хочешь знать такие детали? Ты итак была с матерью на ножах. Или, может, я должен был тебе об этом сообщить, когда ты горевала по отцу? Это было бы логично и в тему, только не принесло бы пользы. Ты бы еще больше замкнулась. А до того… ты была в Австралии. Есть вещи, которые лучше не знать. И владелец эстон-мартина определенно из их числа.

— Но я хочу знать, что моя мать лживая шлюха!

— Не хочешь. Поверь мне, никто не хочет знать, его мать лживая шлюха. Я знаю, что говорю. У меня такая же. Я бы предпочел думать, что моя не померла от передоза в каком-нибудь секс-притоне, а была ангелом, которого бог забрал себе в услужение.

— Ты издеваешься?

— Чуть-чуть, — фыркнул он, продолжая перекладывать идеально сложенные вещи. Упаковки скоб для степлера? Серьезно?

— Хватит подражать больным ОКР! Алекс, отвечай, кто этот человек.

— Не надо. Не лезь. Он — неприятности без примесей и разбавки. Да и что ты сделаешь? Пристрелишь его? Потребуешь жизнь отца обратно? Потребуешь, чтобы он не приближался к твоей матери на расстояние в минус?

Я поморщилась от его последних слов. Никто не хочет думать о матери и… этом. Меня провидение миловало, и я никогда не была очевидцем того, что получилась у родителей не с первой и единственной попытки, и меня это радовало. Хотя… может, так и было? Может мама «пыталась» с другими? От этой мысли меня чуть не вывернуло на идеальный ковер в кабинете Алекса.