— Да, — воскликнула я. — Я хочу. Так ты поедешь? — спросила я, хватая его за руку.

— Нет, не поеду. Мне просто хотелось это услышать, — пожал он плечами, развернулся и ушел. Я рыдала всю ночь, и до самого отлета из Сиднея не возвращалась в его спальню.

«Карина, здравствуй!

На сей раз буду лаконична. Я жду твоих фотографий из Санкт-Петербурга. И даже не вздумай меня продинамить. С любовью, твоя Лиза».

Защита диплома явилась адом. Я в строгом костюме перед преподавателями и тонна картинок на проекторе, каждая из которых ассоциировалась с чем-то личным и потерянным. Видео было снято со второй попытки, так как когда это делалось, Шон меня обнял, и я уронила фотоаппарат. Слайд, во время набора текста на котором я нечаянно уснула за компьютером и опрокинула остатки сладкого кофе на клавиатуру. Пришлось закрывать дверь и исправлять последствия, не попадаясь Шону, который бы меня прибил на месте…

По итогам защиты меня начали расспрашивать, почему я не остаюсь в аспирантуре. А я физически не могла открыть рот и произнести при Шоне, что, наконец, возвращаюсь домой. К маме. К папе (самочувствие которого в последнее время было неплохим). К Алексу. И Диме с Ларой. К своей жизни!

После защиты мы с Шоном стояли на крылечке университета:

— Ты улетаешь вечером? — спросил он.

— Ночью, — покачала я головой. — Мой самолет в три.

— Я предлагаю провести последние часы вместе, — тихо сказал он.

— Я согласна, — прошептала я и протянула ему руку.

И впервые в жизни мы подобно нормальной среднестатистической парочке гуляли по городу, точнее троечке: он, я и Франсин. Мы ужинали в открытом кафе на побережье (ну не оставлять же собаку на улице, пока сами трапезничаем) и старательно избегали грустных тем. Мы много фотографировали и, нет, прощального секса не было, это бы сделало все намного горше.

— Я хочу, чтобы ты знала, что можешь прилететь сюда в любое время, — сказал он. И я это запомнила.

Регистрация на рейс уже почти заканчивалась, а я все не могла отойти к стойке.

— Я буду прилетать в гости, — сказала я.

— А я к тебе прилетать не стану, — фыркнул Шон. — Может, в Россию, но уж точно не к тебе.

Я лишь грустно улыбнулась. Несколько лет назад в этом самом зале мы стояли вместе с Алексом, и я целовала его на прощание. Сейчас все выглядело точно так же, с той лишь разницей, что на этот раз в самолет садилась я. И это опьяняло, не давало грустить так, как стоило бы. Аэропорт подействовал на меня живительно. Да что там, я вообще сторонница перемен. И я поняла, что лечу на самом деле не столько к родным, сколько к этому чувству эйфории, адреналину, о котором на время забыла. И по которому все-таки скучала. И я заперла в сознании Сидней и Шона, положила в ящик и запретила себе о них думать, он не из тех, кто прощает, возврата не будет, и это конец. Тогда я в последний раз его поцеловала и направилась к стойке регистрации.

На пути в Россию я беззастенчиво просматривала на ноутбуке сегодняшние фотографии. Я и Шон. Лживо-счастливая парочка. И я вдруг подумала, а сделала ли я Шона хоть на мгновение счастливее? Он как жил в своем мире, так там и остался, я не изменила его ни на йоту, я не заставила его чувствовать иначе. Мы просто сошлись и разошлись, чуть-чуть наследив в жизнях друг друга. Но я заставила измениться Алекса. А он — меня. Это значит, что я выбрала верно. Теперь у меня все будет. Да-да, я наивно в это верила. Мной завладела некая безмятежность, я просто закрыла глаза в сон, а мой ноутбук — ровно через установленные полчаса.

Глава 6

Я прилетела утром. Мое сердце билось в груди так сильно и часто, что, казалось, ребра сломаются. Я не сказала, когда мой рейс, даже родителям. Они принципиально отказываются от машины, так что толку им меня встречать? Пусть лучше чай заваривают. Тем более да, мне нужно было время, чтобы прийти в себя, послушать разговоры людей и сделать парочку памятных фотографий. Я была уверена, что разрыдаюсь еще на паспортном контроле, но после того, как меня пару раз толкнули, и я чуть не снесла лабиринт оградительных лент, я вспомнила, что Россия не слезами знаменита, а исконно-русским хамством. Добро пожаловать домой!

— Девочка моя! — воскликнула мама. — Как ты повзрослела! — она меня обняла и поцеловала в щеку.

А вот от вида папы мне поплохело. Когда я уезжала из страны, он был цветущим мужчиной, а встретил меня старик. На висках появились залысины, волосы поседели, а вокруг глаз собрались добрые, но слишком заметные морщинки. Я пропустила слишком многое. Была ли я эгоистично занята собой? Разумеется, да. Жалела ли я об этом? Разумеется. Изменила ли бы я что-нибудь? Не уверена. Этот внутренний разлад заставил меня почувствовать себя убийственно виноватой.

Во время моего пребывания в Австралии я мало рассказывала родителям о чем-либо, кроме учебы. Потому что они весьма посредственно обращались с компьютером, а звонить дорого. Теперь я просто не представляла, с чего начать. В конце концов, наиболее нейтральной темой я сочла дружбу с Бенжамином Картером. Я грела замерзшие руки о чашку чая и рассказывала сначала о них с Франсин. Они отнеслись к этим отношениям с примерно тем же пониманием, что и Шон. И только когда речь дошла непосредственно до его персоны — расслабились.

— Так это с Шоном ты встречалась? — спросил папа вдруг.

— Да, пап. — В принципе, этого было достаточно, но я зачем-то продолжила. — Он человек сложный. Старается предусмотреть все ошибки, тяжело переживает неудачи. Людей держит на большом расстоянии, почти ни с кем близко не общается. Он великолепный программист, я мечтаю стать такой же. Его знают по всему миру и прислушиваются. — А затем вдруг неожиданно выпалила то, что говорить не собиралась. — Он сделал мне предложение.

Мама уронила чашку, та не разбилась, но пришлось спешно убирать ноги, дабы не оказаться обожженной чаем.

— Ты не…

— Я не согласилась, мама, — укоризненно произнесла я. Что ж, теперь мне хотя бы была известна ее реакция на подобные вещи. Мне двадцать три года, она не может думать, что до замужества мне как до Луны! Так в чем дело? Она собирается продолжать пропускать моих ухажеров через фильтр родительской опеки?

— Я уберу, — произнесла мама с вынужденной улыбкой.

Мы остались с отцом наедине.

— Она просто хочет, чтобы ты не торопилась, — понял мое состояние папа. — Это важное решение, сделать правильный выбор не так просто, как тебе кажется. И все же… почему ты отказалась?

— Хотела бы ответить, что из-за вас, но это не так… — Папа наклонил голову. И я вдруг подумала, что он не так уж красив, думаю, у мамы были и другие варианты. Но ведь что-то удерживало ее. Не то ли самое решение? Я всегда полагала, что родители в меру счастливы. Несмотря ни на что, более заботливого и любящего отца я не могла бы себе представить, а это самое лучшее, что может дать мать своему ребенку. — Я спросила его поедет ли он со мной в Россию, ради меня, и он отказался.

— И по-твоему заставлять человека чем-то жертвовать правильно?

— Не знаю, пап. Но уступать в одностороннем порядке я больше не намерена.

— Пойду помогу твоей маме найти тряпку. Никак она в пятое измерение провалилась.

Ну а Алексу я решила устроить сюрприз. Не предупредила. Дима сказал, что тот будет сегодня в клубе. И у меня создалось впечатление… что ничего не поменялось. Совсем.

Мятая одежда проходила тщательную экспертизу, состоявшую из трех этапов: сначала она гладилась, потом надевалась и, наконец, критично оценивалась. Содержимое двух огромных чемоданов было вывалено на кровать, аксессуары — разбросаны кощунственным образом, бардак полнейший.

Оценку эксперта прошло следующее платье: красный атлас и поверх черное кружево. При всем при этом спина оставалась открытой. Я, конечно, не берусь утверждать на сто процентов, но платье должно было бы свести с ума кого угодно! Чулки, высокие каблуки, золотая цепочка и золотые серьги в ушах. Четкий, но неяркий контур губ, блестящие тени на глазах, алые ногти, высоко подколотые волосы. Отличный способ убить лишние часа четыре. Но это было оправдано: мое появление в клубе оказало именно тот эффект, на который я рассчитывала. Да, оборачивались.

Найти Алекса оказалось не сложно. Сложно было воспринять то, что компания изменилась радикально. Их было за столиком шестеро: высокий мощный блондин, блондинка с роскошной фигурой, высокая, похожая на русскую борзую, брюнетка, хочется сказать, что последней была рыжая, но, как всегда по облому жанра, это была блондинка, ну и мужчина с каштановыми волосами. Я подошла к столику около круглого дивана и остановилась рядом. И мое появление все заметили. Алекс поднял глаза. При этом ощущение было, как при падении: время замедлилось в разы, звуки стихли, а тело отказалось подчиняться командам разума. Я боялась встречи с ним. И хотя, надеюсь, этого, не было видно, мои колени дрожали.

— Здравствуй, — сказал он негромко, я ничего не услышала, только рев музыки, но прочитала по губам.

— Здравствуй, — эхом повторила я, не отрывая взгляда от его лица. Мне явно не хватало пощечины.

Но на то и существуют лучшие друзья, чтобы всегда приходить на помощь. Доктор Дмитрий Дьяченко от радости чуть не сбил меня с ног.

— Дима, — воскликнула я, вдруг разом перекрывая музыку и осознавая реальность происходящего. Он сгреб меня в охапку, почти задушив, а я расцеловала его в обе щеки.

— Пойдем куда-нибудь, где можно поговорить. О Господи, кажется, мы сотню лет не виделись! — воскликнул он и накинул мне на плечи собственное пальто. А в руке у него была еще пока запечатанная бутылка мартини, и я уже знала, куда он меня поведет. То есть он увидел меня, схватил пальто, сбегал в бар и вернулся за мной? Да еще и быстро? Меня прошило смутное неприятное подозрение, что все неспроста… И вдруг Алекс придержал меня за руку.