– Будет сложно, Игорь, – сказала я и уткнулась лицом ему в грудь.

– Я люблю тебя, – сказал он.

И я подумала: он сумел уловить нужный момент. Почувствовал его, как я и хотела. Мне сейчас нужны были именно эти слова.

– Постарайся думать так же и завтра, и послезавтра… и вообще… – сказала я и достала из кармана ключи, чтобы открыть дверь. И я ее открыла, но чуть-чуть позже. Прежде Игорь поцеловал меня и велел держаться.


На следующий день мы пришли в школу вместе и сели вдвоем за мою парту. Это ввергло класс в шоковое состояние. Настька Шевченко, стоявшая в тот момент возле толстяка Борьки Товпенца, от неожиданности чуть не села ему на колени, потому что, похоже, ее перестали держать ноги. Бывшая моя подруга Наташка Погорельцева тоже совершенно растерялась и, чтобы скрыть свою растерянность, принялась абсолютно сухой тряпкой тереть абсолютно чистую доску.

А Машка Калашникова пришла в кабинет чуть ли не самом последней. Она увидела, что ее место возле меня занято, но ничуть не огорчилась. Машка заулыбалась и без лишних слов села на то место, где обычно сидел Игорь. Мы так и улыбались втроем до начала литературы: я, Игорь и Машка.


С тех пор, как мы вернулись из лагеря, прошел уже почти месяц. Нам с Игорем очень нелегко противостоять его мамаше, которая все-таки объединилась в единый фронт с моими родителями и нашей классной Елизаветой Максимовной. Но все это, как говорится, уже совсем другая история. А та история, которую я хотела записать, закончилась, и я ставлю в своем дневнике последнюю точку.