– Именно, – согласилась она. – Это добавляет ситуации пикантности, которой я всегда искала. Впрочем, я же могу надеяться, могу верить в собственные силы, полагать, что со временем сумею вернуть вашу любовь.

– Это совершенно исключено, – вспыхнул Яцек. – Я ненавижу вас!.. Презираю!.. Понимаете ли вы это?

– Понимаю, – произнесла она холодно. – Но это никак не изменит моего намерения. Повторяю свой ультиматум: или ты до завтра решаешься уехать со мной и предпринять шаги к разводу с нынешней твоей супругой, или же мне придется обвинить тебя в двоеженстве и придать делу максимальную огласку.

Вновь воцарилось молчание. Потом мы услышали звук резко отодвинутого или опрокинутого стула. У меня даже сердце замерло в груди. В моем воображении рисовались ужасные картины происходящего там: вот он бросается на нее и… Но вместо крика ужаса я услышала приглушенные ковром шаги. Затем идущий остановился и прозвучал тихий, спокойный голос Яцека:

– Поскольку я не могу поверить, чтобы настолько уж был вам необходим, предлагаю выкуп.

– Выкуп?.. Думаю, ты не настолько богат, чтобы выплатить мне цену, равнозначную той, которая привязывает меня к тебе.

– Все, чем я владею, переведенное в деньги, стоило бы примерно полтора миллиона злотых.

– Это крайне мало как для моих требований, – засмеялась она.

– Полагаю, сверх этого я мог бы раздобыть несколько сотен тысяч. Я готов до конца жизни оставаться бедняком.

– Это ничего бы мне не дало. Если бы я даже и не владела состоянием, можешь мне поверить, разбогатела бы совершенно без проблем. Не все мужчины подобно тебе боятся жить со мной. Ну да бог с этим. Коль уж ты вспомнил о выкупе, то в голову мою пришла кое-какая мысль… Прости, я на секунду.

Я услышала ее шаги и звук дверей: открываемых, а потом закрываемых.

– Видишь ли, осторожность никогда не помешает. А то, о чем мы сейчас собираемся говорить, не может быть услышано никем. Ну а теперь – позволишь налить тебе рюмку коньяку? Прекрасная марка.

В тоне ее словно бы чувствовалось облегчение. Я услышала звон хрусталя. В первую секунду меня охватило опасение, что эта злодейка желает отравить Яцека, но потом я успокоилась, когда в наушниках послышался его голос:

– Благодарю. Я не стану пить.

– Как хочешь, – согласилась она почти радостно. – Я полагала, разговор у нас пойдет веселее. Итак, видишь ли, существуют… определенные обстоятельства… при которых я соглашусь освободить тебя от моего присутствия. Но выслушай меня спокойно.

– Говорю заранее, что я согласен на все условия, которые не будут касаться чести моей жены или меня лично.

– Да? Тем лучше. Видишь ли… Я надеюсь, мы договоримся.

– Я не желал бы ничего больше.

Воцарилась тишина. Как видно, мисс Норманн раздумывала над формой изложения своих условий. Потом она заговорила:

– Для некоторых моих приятелей было бы весьма важно ознакомиться с содержанием кое-каких документов – и ты бы мог им в этом помочь.

– О какого рода документах вы говорите?

– О тех, к каким ты имеешь доступ по своему положению. – Она понизила голос: – Их хорошо охраняют, но тебе повезло, поскольку благодаря им и при минимальном усилии ты сумеешь освободиться от моей персоны и от обстоятельств, связанных с твоим двоеженством. Тебе улыбнулась удача, что эти документы кое-кому необходимы. Такой вот ценой ты вернешь покой и семейное счастье, притом никто никогда не узнает, что ты обеспечил мне возможность ознакомиться с содержанием этих договоров.

– О каких договорах идет речь? – спросил Яцек испуганно.

– Выслушай меня до конца. Несколько последних месяцев между Польшей и другими странами ведутся переговоры, в результате которых были заключены определенные договоренности.


Тут автор дневника приводит подробности о документах, которые интересовали г-жу Норманн. Но поскольку эти бумаги, как и само их содержание, думаю, не только тогда, но и сейчас представляют собой государственную тайну, я полагаю невозможным публиковать данные о них. Изъятие этого фрагмента нисколько не меняет суть того факта, что мисс Норманн желала в обмен за свое молчание получить секретные дипломатические документы – все равно, какие именно. (Примеч. Т. Д.-М.)


– Похоже, теперь я вас понял, – раздался внизу холодный голос Яцека. – Все это инсценированное возобновление чувств – лишь попытка шантажа с целью получить от меня государственную тайну. Вы шпионка.

– Необычайная проницательность! – заметила она с иронией. – Только не понимаю, отчего ты используешь такие презрительные определения. Но ты не ошибся. Я работаю в разведке. И мое задание – добраться до бумаг, о которых говорила тебе. Я их у тебя не заберу. Мне понадобится где-то полчаса. Как видишь, мы и так знаем об их существовании. Мы и так примерно ориентируемся в их содержании. Но нам важны подробности. Насколько я смогла понять во время моего пребывания в Польше, ты без труда сумеешь забрать, одолжить эти документы на полчаса, за которые они будут без проблем сфотографированы. А потом вернешь их совершенно неповрежденными, и никто даже не догадается, что в наши руки они попали благодаря тебе.

Яцек молчал, она же продолжила говорить:

– Впрочем, кроме тебя к этим документам доступ имеет еще несколько человек. Если бы даже что-то раскрылось, никто не сумел бы доказать, будто виновен ты. Немного ловкости хватит, чтобы провести операцию легко и без последствий. Со своей стороны я обещаю полную конфиденциальность. Сразу же после выполнения работы ты получишь мое письменное согласие на развод и заявление, что ты женился тогда, особо не отдавая себе в том отчета, поскольку был под воздействием наркотиков. Словом, ты окажешься абсолютно свободен.

Яцек по-прежнему молчал.

– Ах, я прекрасно знаю, о чем ты сейчас думаешь. Прикидываешь, каким бы образом отдать меня в руки вашего Второго отдела[94]. Этого я не опасаюсь. Однако, поскольку под воздействием минутной слабости ты можешь решиться на подобный шаг, хочу тебя предупредить. Ты бы ничего таким образом не добился. Это не принесло бы тебе результатов, как не принесла их мысль послать твою премиленькую женушку в Крыницу с целью проследить за мной. Бедняжка намучилась, чтобы обыскать мои вещи, но ничего не нашла. Ей не удалось даже раздобыть моей фотографии. Ты совершенно зря подвергал ее опасности в этой рисковой экспедиции.

– Вы врете, – отозвался Яцек. – Я никогда в жизни не унизил бы достоинство моей жены такими поручениями.

– Охотно верю. Значит, она сделала это по собственной инициативе. Впрочем, не важно. Я просто хотела дать тебе доказательство, что достаточно осторожна и опытна, чтобы не оставлять никаких компрометирующих следов. Наверняка своими показаниями ты можешь добиться, что меня арестуют и на несколько дней или недель поместят в тюрьму. Но они ничего не сумеют доказать. И им придется освободить меня после вмешательства моего посольства, которое тоже не знает о цели моего приезда сюда. И прошу также подумать о том, что мне с изрядной легкостью поверят все, едва лишь обнаружив причины твоих действий. В результате я уеду без документов, к которым подбиралась, однако ты отправишься в тюрьму не только как двоеженец, но и с клеймом подлого обманщика, который, ради того чтобы избавиться от своей законной супруги, обвиняет ту в шпионаже. Твоя нынешняя жена – вернее сказать, твоя любовница, о чести которой ты так печешься, тоже не выйдет из этого чистенькой, поскольку я разглашу тот факт, что она копалась в моих вещах. Вы вдвоем будете выглядеть не слишком-то симпатично. Пара любовников, притворяющихся супругами и плетущих заговор против брошенной законной супруги при помощи совершенно недостойных средств.

– Насколько же вы подлы, – едва слышно прошептал Яцек.

– Да будет тебе. У нас нет времени на то, чтобы играть словами. Я лишь хотела указать на твое положение. Оставим без внимания то, что ты думаешь обо мне и что я – о тебе. Для наших дел это абсолютно не важно. Впрочем, чтобы как-то тебя утешить, скажу, что в свое время я правда была с тобой счастлива и что в нынешней своей миссии участвую с изрядной печалью. Но я пошла на подобный шаг и потому еще, что это будет моим последним заданием по службе в разведке. Получив эти документы, уйду в отставку и смогу наконец вести спокойную частную жизнь. Однако поскольку условием являются именно эти документы, то можешь мне поверить, я не отступлю ни перед чем, чтобы получить их. Вот и все. Каков же будет твой ответ?

– Вы ошиблись, – спокойно произнес Яцек. – Я совершенно отдаю себе отчет в том, что мое положение трагично. Однако предпочту любые наказания, чем стану предателем. Я заранее предупредил вас, что поступлю так, как мне подсказывают честь и совесть. Возможно, не сумею доказать шпионажа, но сделать соответствующий доклад об этом – моя обязанность. Прощайте.

– Погоди секундочку, – остановила она его. – Я не требую от тебя немедленного ответа. Но хотела бы предупредить тебя от необдуманных поступков. Тебе необходимо время обдумать все. А особенно поразмыслить над тем фактом, что дело касается не только тебя, но и твоей жены. Стоило бы посоветоваться с ней.

– Вы полагаете, моя жена станет подговаривать меня к предательству? Если вы так думаете, то жестоко ошибаетесь, как и в тот раз, когда считали, что на подобную подлость способен я. Предупреждаю: прямо отсюда я направляюсь составить против вас обвинение. Вы не успеете сбежать.

Она громко рассмеялась:

– Я даже и пытаться не стану. Но будь рассудителен. В нынешнем состоянии твоих нервов можно запросто принять решение, о котором позже пожалеешь. Буду с тобой совершенно откровенна. Я прекрасно чувствую, что твои переживания нынче очень непросты. Несмотря на враждебность, которую ты ко мне испытываешь, моя симпатия к тебе нисколько не уменьшилась. Ты все тот же честный и добрый юноша, которого я в свое время полюбила. Именно поэтому я бы хотела – очень бы хотела – каким-то образом помочь тебе. Я могу позволить себе откровенность. Ты хорошо знаешь, что у меня нет причин бояться тебя, как и врать тебе. Сыграем в открытую. Правда, карты у нас на руках не слишком привлекательны: с одной стороны шантаж и шпионаж, с другой – двоеженство и конец карьеры, но ведь это не исключает и того, что у нас остались также другие причины действовать. Так вот, мне не хотелось бы наносить тебе вред. Я не хочу остаться в твоей памяти отвратительной гадиной. Веришь ли мне?..